© Анна Пронина

www.budet-strashno.ru

Пахло сыростью.

Гоша стоял в густом сером тумане и не понимал, что делать. Можно было вытянуть руку и наблюдать, как кончики пальцев исчезают из виду прямо у тебя на глазах, но… Что потом? Не будешь же стоять так вечно. Надо куда-то идти, наверное. А куда? Если ты не знаешь, откуда пришел, как понять, в какую сторону двигаться дальше?

Едва слышно откуда-то доносился скрипучий хрипловатый старушечий голос, напевающий колыбельную:

«Странная колыбельная, страшная…» – подумал Гоша.

А потом вспомнил свою бабушку… В детстве он часто ездил с ней на дачу.

От городка, в котором она жила, до СНТ три раза в день ходила электричка. Точнее, три раза в одну сторону и три раза в обратную: утром, в обед и поздно ночью.

Домика у них на участке в первые годы не было, только огород и сарай для инструментов. Который час – узнавали по радио.

Как-то раз приемник сломался, и бабушка пропустила время, когда нужно было возвращаться на станцию к обеденной электричке. Решили остаться до полуночи – тогда шла последняя.

Вышли с участка заблаговременно, едва начало темнеть. До железной дороги – километра три. Почти весь путь лежит через старое болото, в котором много лет назад утопла какая-то деревушка. В сухое лето, когда уровень воды спадал, а трава вырастала не такой густой и высокой, из топи даже показывались остатки старых печных труб. Но это лето было не такое. Вода стояла высоко, шаг за грунтовку – и сгинешь в топях.

То и дело под ногами сновали гадюки. Гоша их не боялся, знал от бабки, что надо обойти змею подальше, и она не тронет. Однако он еще никогда не ходил через болото ночью.

Едва они вышли из СНТ, бабушку и его медленно оплели, окутали щупальца серого вязкого тумана, которые вытянулись из болота, словно лапы голодного призрачного спрута. Мгновенно стало холодно, хотя еще минуту назад ночь казалась ласковой и теплой; по телу побежали предательские мурашки – то ли от страха, то ли от влажности, сразу и не разберешь.

Где-то в небе, невидимая им, светила полная луна. Именно она и делала туман осязаемым, светящимся и немного живым.

Шли медленно, внимательно глядя под ноги, чтобы не сбиться с дороги; потной липкой рукой Гоша крепко сжимал сухую и твердую бабушкину ладонь.

Где-то слева тяжело, утробно заухал филин, в кустах у дороги зашуршал неведомый зверь, шелохнулся мелкий камешек у самых ног. Гоша прислушался: жизнь кипела вокруг них, а увидеть ее было нельзя. Даже бабушкина макушка была едва различима с высоты его детского роста.

«А вдруг там уже и не бабушка вовсе?» – поразила его страшная нелепая мысль, и мальчик застыл, не в силах пошевелиться от ужаса, напавшего на него в одну секунду.

– Ну, чего встал? – окликнула его бабуля и низко наклонилась: – Нам останавливаться нельзя, не дай бог на последнюю электричку опоздаем!

Гоша обхватил бабушкину шею руками. Как ей сказать, что ему привиделось, что родная бабуля и не бабулей стала вовсе?

– Баба, я устал, понеси меня, пожалуйста! – попросил он. И бабушка со вздохом подняла его и посадила на закорки.

Сразу стало тепло и не страшно. Бабушка, вот она, родная, щеку греет ее большое мягкое ухо. Руки мальчика обвивают шею и плечи пожилой женщины, а ее руки – большие и сильные, держат его маленькие ножки под коленками: «чтобы не съехал с бабкиного горба». Так дошли до станции, успели на электричку. А дома страшный морок развеяло теплое молоко с печеньем и уютное одеяло. Но сейчас нельзя позвать бабу и попроситься к ней «на горб». Баба сама уже стала туманом, призраком, воспоминанием.

Что же делать?

Гоша еще раз согнул и разогнул пальцы на вытянутой руке. Туман не пошевелился.

Вокруг стояла абсолютная тишина, не то что в ту далекую ночь.

Дорога под ногами была какой-то невнятной, неразличимой, даже не ясно толком, грунтовка это или асфальт.

Куда идти? И стоит ли идти? Может быть, просто постоять и подождать, пока туман рассеется? Но сколько ждать?

И тут Гоша понял, что не может вспомнить, как давно он завяз в этом влажном холодном мороке, как он здесь оказался. Откуда он шел и куда? Какова была цель его путешествия?

Он попытался еще раз внимательно осмотреться, но серый туман был все так же непроницаем и вязок.

Гоша опустился на четвереньки и попробовал ползти в произвольном направлении. Дорога не кончалась и рельеф ее не менялся. Тогда он пополз вбок, но и в этот раз ничего не изменилось. Пополз в противоположную сторону. Ничего. Как будто он на ровном гладком плато, бесконечно продолжающемся во все стороны от него.

Но ведь так не бывает. Если туман, значит, где-то рядом вода? Гоша сел на землю и прислушался снова.

Какое-то время ему казалось, что заложило уши. Но минут через пятнадцать (или через час, тут не поймешь), он начал различать какие-то невнятные звуки. Слушал, слушал… Кажется, крылья хлопают. Будто большая птица летит где-то в темноте. Нет, не птица – птицы. Их много. Улетели…

Гоша прислушался еще раз. Зажмурился, впился всем своим существом в тишину тумана.

И вот, кажется… тихое журчание.

Руками оттопырил ушные раковины – не помогло. Повертел головой, чтобы понять, с какой стороны идет звук. Бесполезно… Может быть, он сам себе его придумал?

Показалось, кто-то тихо-тихо позвал его по имени: «Гоша! Гоша!» И голос такой нежный, как будто это она… Танечка… Но Гоша уже не верил себе. Морок, все это какой-то страшный морок…

Внезапно мелкая дрожь проползла по спине. Необъяснимый холод коснулся кончиков пальцев на ногах, словно Гоша был не в кедах, а босиком, от ступней прострелил куда-то в грудь, в сердце. Коротко стриженые волосы на голове зашевелились сами собой.

Жуть, всепоглощающая животная жуть охватила все его существо. Не в силах контролировать себя, Гоша вскочил на ноги и побежал.

Он закрыл глаза, все равно от них не было толку, вытянул вперед руки, кричал, отталкивался от земли ногами и бежал. Но дорога не кончалась. И когда он время от времени приоткрывал один или даже оба глаза, ничего не менялось – серый туман был повсюду. Он наполнял не только пространство вокруг, но и всего Гошу, его легкие, сердце, мысли, ноги, руки и живот.

Гоша чувствовал, что туман растворяет его в себе, становится им. И кричал, кричал все сильнее и отчаяннее! Но вскоре и он сам, и крик его превратился в туман и стих навсегда.

В этот момент Гоша наконец проснулся.

От открыл глаза и почувствовал, что щека его лежит на холодной липкой подушке, которую залили его собственные слюна и пот.

На окне от сквозняка трепыхалась белая занавеска. Короткая весенняя ночь уже почти растаяла, не в силах сопротивляться раннему рассвету.