Куда мне, я еле руки привела в порядок, загар был не мягкий, курортный, а деревенский, густой.

Иван приехал в первый раз с тех пор, как помогал отцу с Олегом складывать щиты. Он обошёл дом, поглядел, но ничего не сказал. Потом посмотрел на участок:

– Я бы всё это сровнял с землёй, все эти горы и грядки, и посеял траву.

– Хорошо, что это от тебя не зависит, – сказала я. Ни разу не приехал помочь, и туда же!

– Олежка, ты стал редко приезжать.

– Я не могу смотреть, как вы вкалываете, и ничего не делать. А работать на земле я не люблю.

– Приезжай, я буду устраивать выходной!

А самая давняя моя подруга хваталась за голову:

– Вам не страшно ходить? Земля дышит под ногами! И горы в человеческий рост! Витя, как ты насыпал такие горы?

– Там огромные корни в основе.

– Но как ты их перетаскивал?

– Нормально, ломом.

На столе в основном были дары нашего огорода, но мы уже смогли себе позволить и покупную закуску.

Однажды я вошла в комнату и ужаснулась:

– Витя, откуда столько дыма? Ты забыл открыть трубу?

– Нет. Просто дым не идёт в трубу, ему удобней через камин.

– Ты ещё можешь смеяться! Может, есть какая-то задвижка, что отделяет печь от камина? Или её просто забыли поставить?

– Её некуда ставить. У камина с печкой общая труба. Печку придётся переделывать. Но может, просто прогреть трубу, протопить несколько раз…

Печка стала настоящим камнем преткновения. Я была против того, чтобы её топили даже утром, тепло выветривалось до вечера, а дым – нет, и с открытыми окнами.

И снова зима. Покупаю семена, сажаю множество рассады…

Как смеялся знакомый композитор, когда я сказала ему:

– У меня проблема: надо отдать рассаду помидоров в хорошие руки…

Я приспособилась, пикировала столько рассады, сколько могла посадить, остальное – отдавала в сеянцах.

И тогда же, на зыбкой границе между зимой и весной, позвонил Виктор Павлович, которому я была обязана обладанием участка.

– Светлана, как вы себя чувствуете? Разведка донесла, что вы там творите чудеса на своём участке, справились с болотом.

– Не совсем. Да с ним и невозможно справиться до конца! Каждую весну подсыпаем грядки, а торф уходит в болото.

– Я вот что звоню. У вас грядут перевыборы, и, по агентурным сведениям, истринцы хотят выбрать своего председателя. И в правлении почти не остаётся писателей, а товарищество-то наше! У меня просьба – войдите в правление!

Я только потом узнала, что стала членом какого-то альтернативного правления. Оно пребывало в состоянии войны с другим, избранным собранием на законных основаниях. Меня на это собрание, как и всё наше правление, просто не позвали.

Мы продаём нашу кремовую красавицу. Я никак не могу с этим смириться, но Витя непреклонен – машина прослужила три года, ещё пару лет, и её просто надо будет выбросить. А сейчас есть покупатель! Мне было жалко её, как живое существо.

Оформлять продажу надо было у нотариуса, и мама попросила:

– Возьмите меня с собой. Я хочу составить завещание.

Когда мы кончили с документами, нотариус вдруг спросила у Вити:

– У вас дети есть?

– Да, двое, от первого брака.

– A y вашей жены?

– У меня нет, к сожалению.

– Виктор Александрович, я вам очень советую тоже написать завещание. Если не станет вашей жены – вы единственный наследник. А если вы уйдёте первым, сыновья будут претендовать на всё ваше имущество.

– Что вы! Мои ребята! Я им всё оставил, когда уходил, только рубашки взял. И младшему мы купили квартиру.

– Я вам очень советую. У нас тут каждый день такие драмы разыгрываются!

И Витя написал завещание. Легко! И я отнеслась к этому как-то несерьёзно: как он может уйти раньше меня, как он вообще может уйти!

Ребята, что купили у нас машину, завезли нас домой. Я погладила её по тёплому боку, и она ушла навсегда.

Новую мы покупали весной. Я опять хотела красную «четвёрку»! Её так никогда и не было у меня. И вдруг в одном из салонов я увидела чудо – «четвёрку» цвета морской волны. Я была одна и без денег.

– Она достоит до субботы?

– Может, и достоит, – ответили мне.

Она достояла!

Весна у Архитектора началась, как, впрочем, и все последующие, с откачки воды из ям у фундаментов. Вешняя вода заполняла их доверху, и маленький насос гудел с утра до вечера.

Здания не росли вверх, за лето рабочие под его руководством только успевали в очередной раз укрепить фундаменты и подновить изоляцию.

На столбе появился щиток. И в наше отсутствие на высоте человеческого роста через наш участок от него потянулся кабель к вагончику.

– С точки зрения безопасности это форменное безобразие, – сокрушался Витя.

– Почему ты не скажешь ему самому об этом?

– Тебе мало скандала с Содомовым?

Содомовых мне хватало через край. У них стоял постоянный гвалт, а значит, и у нас тоже. Ребёнок не разговаривал, а кричал. Я говорила себе, нельзя быть такой нетерпимой, он ведь маленький. Вот подрастёт…

И ещё у них появился большой попугай. Проклятая птица тоже не умолкала ни на минуту.

Иногда они кричали по очереди, но чаще – одновременно, клетку ставили на столике у забора у самого нашего дома. Чтобы не слышать этих криков, я включала радио. Это я, любитель тишины, как говорил Витя. Когда я входила в дом, первым делом нажимала на все кнопки выключения.

Тишины не было. Не было того покоя и умиротворения, о которых я мечтала, когда рвалась на природу.

И тут нас перестали хвалить. Будто по невидимому радио кто-то сказал: «Хватит!»

Мы по-прежнему продолжали работать от темна до темна. Впрочем, я оставляла на тёмную часть суток полив, подкормку, перетаскивание с места на место плетей, которые должны были лечь под оргалит.

Участок уже приобрёл свои очертания, с окружной дороги вела калитка и временные ворота на площадку для машины, они простояли до дефолта. На Первую улицу выходила калитка для Даши, Витя выкопал канаву за забором и перебросил через неё доску.

Обе калитки были всегда открыты. Проходившие мимо люди и раньше останавливались, удивлялись, как мы справляемся с такой топью, иногда просили разрешения войти.

Моя патологическая общительность вступала в свои права. Я водила их по участку, показывала свои цветы, грядки и горы.

– А здесь было озеро.

– Правда? Не может быть! – вдруг заявила очередная гостья.

– Да, с двух улиц железки свозили, мы его никак засыпать не могли, там били родники.

– Ну и не надо было засыпать родники!

– Так совсем же земли не было, здесь вода доходила до дорожки.

– Никто не дал бы вам такой большой участок. Сами захватили?

– Что вы! Комиссия правления устанавливала границы.

От следующего посетителя я узнала, что на нашем участке по плану должен быть магазин со складскими помещениями и детская площадка. А мы эту землю захватили самовольно.

– Да нет же, у меня все документы…

– Документы можно купить.

Я чуть не плакала:

– Витя, что же это делается?

– Не води в дом кого попало, устраиваешь проходной двор, как маленькая!

К сожалению, это было только начало.

Заседания нашего альтернативного правления проходили как в партизанском штабе. Шла приватизация, и оба правления готовили списки. В тех, других, не было никого из нашего правления, и не было нас с Архитектором и Содомовым, новые участки считались незаконными.

Три-четыре человека были ещё в более сложном положении, у них вообще не было документов на участки. К тому же эти участки были у водокачки, в природоохранной зоне.

На очередном заседании председатель Анна Александровна предложила:

– Давайте закрепим за ними эти участки.

– Так нельзя, – сказала я и нажила себе новых врагов. – Сначала надо нанести их на план, для этого получить соответственные разрешения. Только после этого мы имеем право…