– Самозащита, – улыбается он. – Припасы. Укрытие. Самозащита. Каждый день, когда просыпаешься, я хочу, чтобы ты спрашивала себя, в чем ты нуждаешься, чтобы пережить этот день, а затем твоя работа – найти это.

– Это всё?

– Это всё.

– Ладно, – я киваю один раз, как солдат, принимающий задание. – Значит сегодня нам нужны: мыло, вода и лучшее место для сна.

Мне нравится это – снова иметь цель. И следовать указаниям. Ощущения примерно такие, как, когда мы искали бомбоубежище. Когда были только мы с Уэсом против всего мира. Было почти весело.

Уэс улыбается, но морщинки не появляются в уголках усталых зеленых глаз. Я замечаю в них печаль, которой не было. Обычно он выглядит таким решительным и целеустремленным. А сейчас он кажется... смирившимся.

– Видишь? – говорит он, сверля меня взглядом, и фальшивая улыбка сползает с его лица. – Ты справилась.

– Мы справились, – поправляю я.

– Да. – Уэс шлепает меня по заднице и ждет, пока я слезу с его колен. – Ну, нам нужно отлить, так что... пора подниматься.

Мы оба стоим, и я смотрю, как он потягивается и крутит головой из стороны в сторону. Он исчез – я это чувствую. Пламенный, страстный Уэс, с которым я только начала знакомиться, снова стал Ледяным Королем. Холодный. Сложный. Легко выскальзывает из рук.

Температура воздуха, кажется, падает на десять градусов, когда Уэс проходит мимо меня и направляется к центральному выходу. Когда он ничего не слышит снаружи, то толкает дверь, держа пистолет наготове, и исчезает в утреннем тумане.

Уэс сказал, что моя задача состоит в том, чтобы раздобыть всё необходимое для выживания.

Но я только что добровольно выпустила это через парадную дверь.

***

слэп-браслет* (от слова slap – хлопок) – браслет, внутри которого находится стальная пластина, покрытая сверху любым эластичным материалом (силикон, ПВХ, светоотражающее покрытие). В открытом виде представляет собой книжную закладку или линейку. В закрытом – скручивается «автоматически» точно по форме запястья, стоит только с небольшим усилием «хлопнуть» по руке – и браслет одет.

Санрио* – японская компания.

конверсы* – кеды американского бренда Convers.

ламе́ли* – металлические пластины, из которых состоит полотно рулонных ворот.

ГЛАВА

IV

Уэс

Я держу свой член одной рукой, а пистолет – другой, когда мочусь на мертвый куст снаружи торгового центра. Пока никаких признаков «Бонис». И у меня такое чувство, что они не ранние пташки.

Хер знает.

Застегиваю ширинку. До смерти хочется сигарету.

У папаши Рейн наверняка где-то в доме была заначка.

За парковкой и сетчатой оградой я вижу спуск с эстакады. Обломки седельного тягача примерно в ста футах (30,5м.) от выхода. Лес скрывает их от посторонних глаз. Там же спрятан отличный мотоцикл матери Рейн. Я чувствую тяжесть ключей в кармане. Они как будто зовут меня.

«Уезжай, пока тебя не бросили», – нашептывают они.

Я прикусываю нижнюю губу. Затем лезу в карман и достаю их.

Уезжай, пока тебя не бросили.

Я смотрю на брелок в своей ладони впервые с того момента, как забрал его прошлой ночью. К металлическому кольцу прикреплена потертая полоска кожи, завязанная узлами с обоих концов. На ней дюжина разнородных пластиковых бусин. Те, что посередине, складываются в: «Я ♥ Маму».

Уезжай, тупица…

– Уэс? Ты всё еще здесь?

– Да, – я поворачиваюсь, когда Рейн выглядывает из-за разбитой двери.

Eе большие, круглые, опухшие глаза пристально смотрят на меня, и широкая улыбка расплывается на ее заплаканном лице.

– Одно есть, осталось два.

Я хмурю брови, но прежде чем успеваю спросить, о чем она говорит, Рейн открывает дверь ботинком и поднимает свои сверкающие чистотой руки так, чтобы я мог их видеть.

– Я нашла мыло.

Я кладу кольцо с ключами в карман и иду за Рейн в пункт проката смокингов, где Квинт и Ламар провели ночь. Квинт по-прежнему без сознания лежит за прилавком. Его шея забинтована, а осколок стекла торчит на том же месте. Ламар сидит на полу рядом с ним, прислонившись спиной к стене, и, судя по мешкам у него под глазами, думаю, – не спал всю ночь, наблюдая за дыханием брата.

– В туалете для сотрудников все еще есть мыло в дозаторе! – щебечет Рейн, указывая на коридор в правой части магазина. – Но вода не идет. Мне пришлось использовать немного из нашего запаса. Садись. – Она жестом указывает в сторону стола.

Я прислоняюсь к нему и бросаю взгляд на Ламара:

– Ты в порядке, чувак?

Он кивает, но его глаза не отрываются от лица брата.

Я хотел бы сказать что-нибудь ободряющее, типа, я уверен, что с ним все будет в порядке, или Рейн вылечит его, но этот сукин сын не пошевелил ни единым мускулом с тех пор, как я вытащил его из бульдозера прошлой ночью. Есть вероятность того, что его мозг уже мертв.

Рейн кладет свой рюкзак на стойку рядом со мной и начинает рыться в нем. Она достает то, что осталось от антибиотиков, бутылку воды, аптечку первой помощи и несколько протеиновых батончиков. Я откручиваю крышку с оранжевой бутылочки и вытряхиваю белую таблетку в рот, пока она удаляет повязку.

Рейн выдыхает с облегчением и стягивает ее до конца.

– Рана выглядит намного лучше, Уэс.

Я смотрю на уродливую дырку в плече, оставленную пулей того ублюдка, и слышу, как Ламар цыкает зубами позади нас.

– Лучше, чем что? Черт возьми, она выглядит, как дерьмо.

С горьким смешком я выплевываю:

– Тебе стоило бы увидеть другого парня.

Я представляю, как эти двое бандитов падают на землю. Они нашпигованы пулями, как пицца оливками; с ног до головы в брызгах крови и осколках битого стекла. Затем я вспоминаю ужас, который увидел на лице Рейн в тот момент, когда она поняла, что сама спустила курок.

Сейчас у нее на лице то же самое выражение.

Дерьмо.

Сжимаю ее руку. Я забыл, что она не совсем счастлива осознавать, что стала убийцей.

Рейн делает вид, что ничего не слышит, когда накладывает новую повязку мне на плечо, прижимая края тонкими пальцами. От нежного прикосновения все больные, поломанные кусочки во мне начинают кричать и умолять ее о внимании; пустота встревоженно скулит внутри меня.

Черт возьми, это больно.

– Где твой папа, Ламар? – спрашивает Рейн, меняя тему разговора.

– Дома, – он сопровождает ответ плевком, показывая своё отношение.

– Он всё еще жив? – спрашивает Рейн, стараясь говорить легко, но я отсюда слышу, как она сглатывает комок в горле.

– Я чертовски надеюсь, что нет, – выплевывает Ламар.

Она прижимает подбородок к груди и начинает запихивать всё обратно в рюкзак, вероятно, чтобы скрыть дрожь в руках.

Ламар открывает рот, как будто собирается спросить о ее дерьмовом отце, но затем вскакивает на ноги и делает носом глубокий вдох:

– Вы все чувствуете этот запах?

– Какой за… – я вдыхаю и практически ощущаю на языке вкус яичницы. – Охереть!

– Время завтракать, сучки! – Ламар хлопает по грязной стойке и направляется к выходу.

Я думаю, единственное, что может оторвать его от старшего брата, – это обещание еды, которая не из банки. Типичный подросток.

– А как насчет Квинта? – спрашивает Рейн, переводя взгляд с открытого входа на меня.

– Он никуда не денется, – вздыхаю я, бросая протеиновые батончики обратно в рюкзак. Давай. Пойдем-ка посмотрим, что твой парень приготовил тебе на завтрак.

ГЛАВА

V

Рейн

Никто из нас не произносит ни слова, пока мы проходим через атриум, следуя за запахом еды.

Я стараюсь быть сильной, как Уэс. Выпрямляю спину, делаю большие шаги, как он. Но всё, на что я смотрю, напоминает мне о ней. Эскалаторы, на которых я раньше развлекалась, теперь превратились в металлические лестницы. Помню, как просила разрешения у мамы и каталась на них вверх-вниз снова и снова. Стеклянный лифт с большими светящимися кнопками, на которые я любила нажимать, застрял на нижнем этаже; его единственные пассажиры – несколько упаковок из «Бургер Пэлас» и пластиковый стул. Трехъярусный фонтан, в который мы с мамой бросали монетки, теперь зарос сорняками и молодыми сосенками. И вместо рождественской музыки я слышу только стук разбитой плитки под нашими ботинками и звуки голосов, доносящиеся со стороны фуд-корта.