Понятия не имею. Стоит ли его вообще так называть?
К счастью, мне никогда не доводилось бывать в полиции и это, получается, мой первый раз. Атмосфера не самая приятная. Что-то между атмосферой в бесплатной поликлинике и паспортным столом. На полу непривычный мне линолеум коричневого цвета. Да, тот самый о котором вы сейчас подумали. Ему лет 30, если не больше. В некоторых местах он начал вздуваться. Но не стоит заострять на этом внимание, я думаю.
— Доброе утро, — громко сказал Саня человеку, который сидит на месте… типо как регистрации что ли, но в полиции?
Мужчина средних лет. Блондин с короткой стрижкой и в форме МВД, на которой застёгнута каждая пуговица, а на брюках идеально выглажены стрелки, вскакивает с офисного кресла и отдаёт честь Сане. «Добреутро, тщ’носков»: заплетающимся языком пробормотал полицейский.
Я правильно поняла, что он боится Саню?
— Отец на месте? — спросил Саня.
— Да, но у него сейчас «опера», подождите немного, — ответил мужчина.
“ПРОРВЁМСЯ…
— …О-О-ОПЕРА!”- ору я на весь участок, и тут же понимаю, что это было вслух. Полицейский за стеклом неловко засмеялся, а Саня обречённо сделал «рукалицо».
— Садись где-нибудь, подождём отца.
Ну ты и лошара, блядь.
***
В кабинете Дмитрия Николаевича происходит какая-то очень странная сцена, напоминающая начало не очень хорошего старого кино про полицейских. Кабинет усеян шкафами с папками вдоль стены слева. С другой стороны расположены два чёрных дивана с покрытием из кожзама. На одном из них лежит довольный оперуполномоченный Андрей Кузнецов. На вид ему не больше двадцати. Рыжие волосы где-то доходят до уровня подбородка. Он широко улыбается и смотрит на потолок. На другом диване, сидит такая же молодая девушка. Оперуполномоченная Валерия Краснова. Выглядит немного старше Кузнецова, возможно из-за пластырей по всему лицу. Немного напряжена, но старается не подавать виду, положив ногу на ногу.
— Итак… — начинает следователь, сложив руки в замок, и медленно двигаясь по кабинету. Когда Дмитрий Николаевич над чем-то думает, то он двигается как-то хаотично. Когда кого-то слушает, просто ходит по кругу в произвольном направлении, —…как успехи?
— Как по маслу, — кратко отвечает Валерия.
— И вы, как обычно, ничего не нашли?
Андрей не прекращает улыбаться. Краснова набирает воздуха в лёгкие, выдерживает момент и говорит:
— Нет.
— Прекрасно. Я уже сбился со счёту, какая это жертва, а у нас всё ещё ничего нет.
— Хочу отметить, что зря мы над Жердевскими потешались, этот мудак реально неуловимый, — Андрей издал смешок.
— В любом случае, я думаю, что этот псих среди той группы писак и рисовак. Саня и его подруга сейчас там шпионят. Они придут ко мне сегодня и доложат, что удалось накопать.
— Да-да-да-да. Меня, если честно, ещё давно ебёт один вопрос? Зачем убивать подростку всяких бухгалтеров, работников регистратуры и прочих бюрократов? — спросил Андрей.
— Всё ещё не догадался? — следователь щёлкает пальцами и указывает на него.
— Нет.
— Ради признания. Одна из причин, почему его ещё не нашли — это симпатия почти всех жителей города. Никто не любит бюрократов, и он этим прекрасно пользуется, чтобы зарабатывать себе славу. Для чего? Для его НАСТОЯЩИХ убийств, которые местные стараются пропускать мимо ушей. Сам помнишь ту бабку, которую мы опрашивали после убийства Добрянцевой.
— “И что такого? Убил и убил. Зато меня теперь в больнице слушают”, — цитирует бабулю Краснова.
— Ладно, но почему Вы считаете, что убийца — один из членов «союза»? — Андрей повернулся со спины на бок лицом к следователю.
— В первую очередь, все убитые подростки были частью «союза». Потом, количество трупов «союзников» начало постепенно повышаться по мере приближения этого конкурса писателей. Возможно, дело в очень нездоровой конкуренции.
— Так вот зачем Вы позвали Саню и Елену шпионить там, а сами переключились на расследование административных работников?
— Если моя теория верна, то мы можем спугнуть Жердочника, если он узнает, что за него взялись тамбовские вроде нас, то он заляжет на дно.
— Хоть бы Вы оказались правы, — сказала Краснова.
— А теперь валите, вам ещё надо в какое-то похоронное бюро по наводке Сани заехать…
***
— Привет, — Саня первым заходит в кабинет.
— Здрасьте, — я сначала просовываю голову в дверной проём, чтобы оценить обстановку, а потом захожу.
Видимо, у него были эти двое, что прошли мимо вас, когда вы подходили к кабинету. Того рыжего ты уже видела, в день, когда… Дядя Дима облил тебя водой.
— Как успехи, следаки?
— Отлично. Всего-лишь пара дней, а мы уже в хороших отношениях с верхушкой союза, — Саня направляется к дивану. К тому, что ближе к двери но на полпути останавливается и зажимает нос, — Здесь Андрей что ли лежал?
Наверное, он говорит об одном из тех… оперов.
Тот, что рыжий, или тот коротковолосый?
«Тот коротковолосый»? Это точно была женщина.
Ну, она не то чтобы похожа на женщину.
Попизди мне тут, томбой.
— Да, они только что ушли, — улыбается Дядя Дима.
— Напомни мне сказать ему, чтобы он не обливал себя одеколоном так сильно.
— А ещё я собираюсь мутить с их главой, Александрой Черешневой, — я глупо улыбаюсь и прячу руки за спиной. Дядя Дима поднял бровь и как-то странно на меня посмотрел.
—Ну, да. Она красивая. Я ей вчера такая: «Го встречаться?», а она мне типо: «Ну ок, тогда спишемся», и я домой шла очень довольная.
— Это же ради дела?
— Ну… и для этого тоже.
Саня воздержался от каких-либо вербальных или невербальных комментариев. Он просто сел на другой диван, стараясь не взвыть волком от твоих действий. Без негативчика, но ты перестаёшь ему нравиться.
— Хорошо, но учти, что однополые браки в России запрещены, и разрешать их в ближайшее время не планируют, — рассмеялся следователь, — И слава Богу.
— Не хочу забегать вперёд, но я бы хотел обсудить двух главных подозреваемых, — заговорил Саня, пытаясь поудобнее усесться на диване.
Уже?
Уже?
— Уже? — пялюсь я на Саню.
— Да, уже. Я говорю об известном среди жердевцев Викторе Кошакове.
— Ты про того размалёванного… — Дядя Дима думает, как бы помягче выразиться, —…голубого? — он разводит руками и неловко улыбается.
— Да, вчера его явно не устроила наша компания. Лена ему не понравилась сразу. Тем более, вчера вечером он как-то недобро на неё смотрел. К тому же, он достаточно хорошо физически сложен. Думаю, он бы без проблем управлялся с орудием убийства… кстати о нём, они нашли что-нибудь?
— Нет, но они нашли гильзу. Андрей считает, что Жердочник орудует гладкоствольным оружием. Он почти на 100% уверен, что речь идёт об «ижике».
— Это он так ИЖ-27 называет?
Внезапно тебе в голову залезает навязчивая мысль. Если Жердочник использует гладкоствольное оружие, то он его использовал и против Анны? Самое ужасное в этой ситуации то, что ты даже её тело не видела. Погоди, а почему не было похорон? Спроси об этом Саню после этого.
— Андрей в своём репертуаре, — отмахнулся Дядя Дима.
— Ещё хочу заметить, что все убитые Жердочником участники союза — девушки. Мужчины редко появляются в его списке убитых, разве что в «административной» половине. Я это к тому, что Виктор вполне себе может быть психом-женоненавистником.
— Женоненавистником? Сам же вчера говорил, что он определяет себя как профеминиста, — вмешиваюсь я.
—Никто не ненавидит женщин так сильно, как это делают феминистки и профеминисты.
Makes sense.
Нет, Адлер. Это не «мейкс сенс», это сертифицированная БАЗА! Феминистки — это как отражённые в кривом зеркале нацисты. Либеральные феминистки, радикальные феминистки, интерсекциональные феминистки, сепаратистские феминистки, да даже феминистки-коммуняки, всех не сосчитать по пальцам. Все они тебе не нравятся. Они всего-лишь зажравшиеся девочки из крупных городов, которые считают, что им кто-то должен. Они хотят комфортной жизни, ничего не добиваясь, только занимаясь нытьём в интернете и подрывом государственной деятельности своими «крестовыми походами за свои привелегии». Идиотскую идеологию феминизма нужно вывести нахуй с земли самым ядрёным спиртом. Все феминистки должны отправиться в ебаную психушку… навсегда{?}[Ва-ва-ва-ва, ОСУЖДАЮ! Не база!].
