«Не думаю, что мы снова увидимся», — рассудила она и сказала:

— Я чувствую, что у Вас передо мной преимущество, мистер Рутледж, так как я почти ничего не знаю о Вас.

Он улыбнулся, его глаза снова светились юмором, и он произнес:

— Очень хорошо. Меня зовут Александр Рутледж. Мне тридцать семь лет, и я не обладаю даром. У меня имеется имущество здесь, в Лондоне, а так же в Дербшире, и я чрезвычайно богат.

— Думаю, последний пункт не то, что стоило озвучивать, — сказала София, сдерживая смех. Он выглядел таким хмурым, когда говорил это, но благодаря огонькам в его глазах, она могла подумать, что он безнадежно тщеславен.

— Ну, это то, что людям кажется важным, и мне не нравится идея подталкивать бедного Монтклера к тому, чтобы отводить Вас в сторону и шептаться, мол «Клянусь, что мистер Рутледж богат как Крез».

— Поняла, — ответила София с улыбкой, и это удивило ее. — Что ж, теперь я могу общаться с Вами, по крайней мере, чуть более на равных. Вы знаете, что моя семья проживает в Дербшире, мистер Рутледж?

— Не знал этого. Хотите ли Вы поиграть в игру на предмет обнаружения наших общих знакомых, или это занятие более подходит для гостиной, а не для обеденного стола?

— Я почти никого не знаю в этом городе. Моя семья поселилась там, когда я была за границей.

— Тогда я буду избегать этой темы. Кроме того, я езжу туда лишь по делам или для охоты.

— Вы не должны быть там сейчас?

Веселость мистера Рутледжа угасла.

— У меня еще есть заботы, что держат меня в Лондоне, — ответил он.

— Ох, — произнесла София. — Вещи, о которых не стоит говорить, — эта идея привела ее в резкое уныние.

— Не совсем, — возразил мистер Рутледж. — Мне нужно решить некоторые дела здесь, и мне нравится разнообразная компания Лондона, — его лицо снова стало комически угрюмым.

— А что привело Вас в Лондон, госпожа Уэйстлейк, если Ваша семья в Дербшире?

Мерцание в его глазах развеяло ее уныние, заставив ответить тем же.

— Это дерзкий вопрос, мистер Рутледж, — сказала она, притворяясь, что обиделась. — Возможно, мои отношения с семьей не настолько теплые, а мои причины избегать их — великий секрет?

— Тогда я буду смущен, и нам придется вернуться к разговору о погоде и о вкусе утки, которую я собирался Вам предложить, — ответил мистер Рутледж. — И поскольку у меня нет причин видеть в утке что-либо особенное, все же надеюсь, что мне не придется говорить о погоде.

— Не придется. Я здесь из-за Сесси. Госпожа Барем нуждается в компаньоне, а она — мой самый дорогой и старый друг.

— Это куда более приятная причина, чем я предполагал услышать. Она часто болеет, не так ли?

— Да, но я наслаждаюсь времяпровождением с ней независимо от ее состояния.

— Я бы назвал это похвальным, но полагаю, что Вы испытываете такое большое удовольствие в компании своей подруги, что это не является для вас тяжелой работой.

София моргнула.

— Вы правы, — произнесла она. — Но должна признать — Вы первый, кто понял правду.

— Я понимаю дружбу, я надеюсь, — сказал мистер Рутледж. Его глаза снова сфокусировались на ней с таким напором, что это заставило ее задуматься, что на самом деле он от нее хочет. Сейчас ей хотелось вспомнить какие-нибудь Сны или Видения того времени, когда она находилась в Военном Министерстве, которые могли быть использованы ее работодателем. Было неловко, что он так много знал о ней, когда она практически ничего не знала о нем. Воистину, казалось, будто у них есть что-то общее. И правда, у него было чувство юмора, которое она находила привлекательным. Но было ли этого достаточно, чтобы строить на этом дружбу, когда было так много вещей, стоящих между ними? Она удивилась, когда поняла, что ей хотелось, чтобы их обстоятельства оказались иными.

— Госпожа Уэстлейк, — обратилась к ней леди Монтклер. — Не будете ли так любезны присоединиться к нам в гостиной?

София поднялась, продолжая смотреть на мистера Рутледжа.

— Было очень приятно, мистер Рутледж, — сказала она, имея в виду именно это.

— Взаимно, — ответил мистер Рутледж, вежливо поднявшись. Она прошла мимо него — он действительно был очень большим, как будто был сложен на порядок больше, чем другие мужчины, — и пошла к Сесси, чтобы взять ее за руку.

«Он мне не поверил», — сказала она себесебе. Но это был слабый, тихий голос, и она решила игнорировать его. Если он хотел быть друзьями, что ж, почему бы ей не быть дружелюбной?

«Что имеет значение», — подумала она более твердо, — так это то, что у меня наконец есть ключ, нужный для того, чтобы узнать, чем занимается лорд Эндикотт. Теперь я докажу его преступления. Я буду оправдана, и все, включая мистера Рутледжа, узнают об этом.»

Глава седьмая, в которой у Софии появляется предчувствие успеха

София приложила ладонь к двери во Сне, чувствуя ее кожей, будто с дрожью растворяется в ней. Разум уведомил об этом покалыванием, хотя, по сути, она не могла чувствовать что-либо, находясь во Сне. Если так случалось, значит она была слишком близко к поверхности Сна, что придавало ей чуствительности. Когда дверь растворилась, ее втянуло в Сон, будто бы втащив туда — или, возможно, это был Сон, идущий ей навстречу. Итог был бы тем же.

Стены комнаты расплывались, говоря о том, что ей не хватало информации для понимания, где находилось это место в мире бодрствования. Это было неважно. Ни один из ее Снов о схеме подделок лорда Эндикотта в последние четыре дня не говорил конкретно о том, где он совершал свои преступления. Как бы ей не хотелось увидеть адрес улицы или, в случае неудачной попытки, хотя бы картину внешних очертаний тех мест, это было не так важно для ее нынешнего плана. Сейчас нужно следить за ним физически. Все, что ей было нужно в данный момент — лицо.

Комната была маленькой, около пятнадцати футов, и в ней находился только квадратный деревянный стол, который выглядел так, словно он был собран кем-то, кто никогда раньше не видел столов. Столешница была тусклой и серой; она выглядела, как нестроганная и неотполированная деревяшка. София видела такую ​​древесину в Лиссабоне. Казалось, что неизвестный мастер просто прогуливался вдоль берега и собирал то, что смог найти, а затем сколотил всё это вместе.

Поскольку изображение было четким и детальным, София пришла к выводу, что неправильная форма стола не может означать недостаток знаний с ее стороны. Скорее всего, это означало, что для человека, соорудившего этот стол, скорость сборки была важнее долгосрочности и красоты. Она видела подобные изображения достаточно часто, поэтому пришла к выводу, что операция лорда Эндикотта основывалась на способности быстро перемещаться, не оставляя следов. Но это не помешает ей, как только у нее будет достаточно информации.

В ветхом столе был один ящичек, который, в отличии от стола, был из блестящего полированного красного дерева с латунной фурнитурой. София представила, как выдвинула его, слыша при этом скрежет дерева по дереву, и заглянула внутрь. Внутри лежала одна банкнота. Это была купюра в два фунта, красиво отпечатанная и с вписанным названием Хаммонд Банк, о котором София никогда не слышала. Был шанс, что это был фальшивый банк, придуманный лордом Эндикоттом с целью передачи фальшивых купюр, но до сих пор каждая банкнота, которую она видела во Сне, была напечатана реальным учреждением. Она не понимала почему так, но напоминала себе, что сон — еще одна вещь, которую она стремиться познать.

Банкнота была датирована и подписана. Датирована двумя днями ранее. Во Сне София выдохнула с облегчением. Она направила свои медитации на предсказание ближайшего будущего, но до сегодняшнего вечера она видела лишь Сны о событиях слишком поздних, чтобы быть полезными для нее. Банкнота, банк — а сейчас ей нужно было лицо.

Часть расплывчатой стены сдвинулась так, если бы дверь распахнулась, и в Сон вошел человек. На нем были штаны, как на рабочем, грубая льняная рубашка, расстегнутая на шее и без галстука, а его пальто выглядело, как пальто моряка — но у него не было лица. Сон сотрясался от раздражения и разочарования Софии. Семнадцать снов и ни единого лица, по которому можно было узнать хоть кого-то из людей лорда Эндикотта. Она успокаивала себя, фокусируясь на образе человека, и аккуратно потянула за него, будто бы пытаясь убрать саван с его кожи. На этот раз должно сработать. Ей нужно верить, что сработает.