— Фёдор, я хотел…
Стайлз оглядывается: комната двоюродного брата выглядела так, будто пережила смерчи, бури и ураганы по вине своего хозяина, что сейчас преспокойно отдыхает за столом, совершенно не заботясь о себе. Подросток вздохнул, в этом весь брат. Порой он думал, что всё это ложь, из-за чего ему было трудно принять Фёдора частью семьи и братом.
Стайлз видит перед собой человека, способного отдавать тепло другим, не оставляя даже крох себе самому. В другие входит только семья, и о ней он заботился. Ему стыдно, что порой он вел себя очень проблемно, не веря его словам и действиям. Несмотря на его поведение, странное, но не необычное в его возрасте, Федор вёл себя непринуждённо и свободно, словно перед ним его ровесник, а не девятилетний мальчишка,что он очень ценил в нем.
Он мог придти за Стайлзом после школы, по пути объяснив хулиганам, что приставать к малолеткам нехорошо и выслушивая его учительницу и директора о плохом поведении кузена. Всё это с непроницаемым лицом и лёгкой улыбкой. В следующий раз она убедительно просила придти его отца, но вместо него всегда приходил Фёдор со словами обращенными к Стаилзу ” А зачем ему сейчас тратить свои нервы, когда можно и потом? Мне очень понравились родительские собрания, а с директором готов говорить хоть часами!”, после чего улыбался, как тот
улыбчивый синигами из анимэ.
Хотя первое время он с месяц не выходил на улицу после приезда, обитая дома и питаясь исключительно молочными продуктами. потому что они провернули пищевую революцию и теперь его отец ест исключительно полезную для его здоровья пищу. Они приготавливали блюда по совету подруги Федора, что сейчас училась в Калифорнии на врача, правда какой специальности, она так и не сказала брату. Тот проговорил, что ей ни к чему отдельные специальности, она сама как специальность.
Она очень странная. Когда ему было одиннадцать, она приехала к ним с большой коробкой книг, перевязанной зелёной лентой, которую передала с рук на руки брату и проводила его до комнаты. После чего оттуда раздавались странные звуки. Наверное играли в приставку. Она вышла через полтора часа, потрепала его за щёчку и дала шоколадку и наставление быть милым лисёнком. Согласитесь, очень странная.
Бывает, брат сам отлучается ненадолго и проходит глубоко разочарованным какими-то рыбками. К чему тут рыбки и зачем им крошки, Стайлз так и не понял.
Когда комиксы стали совсем клишированными, Стайлз завёл себе доску со странностями брата, которая расширялась с каждым проведённым вместе годом. Пока что она спокойно помещалась под кроватью, но брат показал на примере, что это не самое надёжное место в мире. При уборке он наткнулся на неё, задумчиво похмыкал, покусал палец и вернул на место. Стайлз начал дышать только через минуту, а перестал гореть со стыда через неделю. Верно писали русские писатели про стыд и расписывали его тоже верно. Когда же он подошёл к Фёдору просить прощения, он не принял извинений, а начал вытирать слёзы из глаз платочком с вышивкой «DC» в уголках, а после послал думать дальше.
Думание головой привело к странным выводам.
1. Прятать информацию лучше отдельно и по разным гнёздам.
2. Стыд жуткая вещь, но любопытство ещё жутче.
3. Нужно самому делать для себя пробковые доски.
Дома было не скучно. Можно и почитать, и быть детективом на деле, шевповаром на кухне, изучать более глубоко мифологию и сказания, все можно. Дома свободно.
В школе же любое отхождение от образа губительно и заканчивается выговарами и снижением святого-оценок. Тюрьма какая-то, а не учебное заведение. На Скотта Стаилз уже надежды не возлагал, тот его банально не воспринимал без школьного образа и не понимал большую часть времени, ещё клевещет на Фёдора, мол подозрительный опасный тип, его соседи боятся. Это неприятно слышать от друга. С чего он так на него взъелся, пока непонятно, но тоже взято на карандашик.
Соседи конечно его не боялись или отлично притворялись, непонятно. Стаилз добавил их в свой объёмистый список дел на раскрытие, как и того дядьку в коме, к которому ходит каждые вторник среду и четверг брат.
Стаилз пищит от восторга, столько всего ему предстоит раскрыть странного и непонятного на первый взгляд.
Мама права — в этом мире есть странные люди и их безрамочное поведение.
Но, если бы мама знала какие они интересные и загадочные, то она бы с ним согласилась.
Сейчас Стайлз застал Фёдора в который раз за переводом очередной старой литературы, которую он ласково называет прелестью. Стайлз закатывает глаза. Ну не манят его старые фолианты, что ж поделать, зато у него есть сундук с разнообразной литературой, которую надарили друзья брата в праздники или в немногочисленные приезды. Взять, например, Дубровского, которого он прочитал за три дня и две ночи. Стайлз никогда не признается, что испытал трудности с примерным переводом. Эти окончания сводили его с ума вместе с многочисленными падежами и вопросами к ним. В конце концов всё кончилось посильной помощью брата в этом нелёгком деле. Дубровский сильно удивил. Восхитил. Теперь его примерное фото висит на стене рядом с другими восхитившими.
И да, он почерпнул много для себя интересного. Например, что семья имеет очень причудливые корни, что даже она сама не знает, какие именно. Зато в ней прочно затесались поляки, австралийцы и русские, а сейчас и американцы.
Стайлз в раздумье кусал костяшки пальцев. Пусть брат и не одобряет, но он видел следы укусов на его руках, так что ему тоже можно. Успокаивает мысли. Вечер пятницы перестал быть томным, да и проект о наследственности и привычках в семьях сдвинется с теоритеческой точки. Он бодро вышел из комнаты, прихватив с собой чистые листы и заумную книгу по цитологии. Брату сейчас явно не до неё.
Комментарий к Глава 7. Эта литература сводит с ума.
Бечено 23.06.21
========== Глава 8. Эта литература сводит с ума. Взгляд постороннего. ==========
Комментарий к Глава 8. Эта литература сводит с ума. Взгляд постороннего.
Бечено 23.06.21
Скотт МакКолл.
Скотт думает, что они со Стайлзом лучшие друзья и что они могут быть откровенными чуточку больше, чем обычно. Однако… Стайлз продолжал общаться как и раньше и ничем сокровенным не делился. А ведь он рассказывал про себя, про мать и про своего отца. И вообще про всё, что с ним происходило. Его друг очень замкнут.
Это было обидно. Но эта обида быстро проходила, стоило его другу сказать о совместной ночёвке, домашке. Скотт не держит обиду, понимая, что сам недоговаривает многое, оставляя видимые для цепкого глаза Стайлза неувязки в правде.
Но желание быть ему намного ближе никуда не делось. Зудя под кожей. Его мать была одинока, как одинок был и он сам. Причину происходящего он помнит, но не говорит никому. Если никто не знает, кроме него, значит этого и не было.
Имея некое доверие к друг другу, они беззаботно веселились на улице, дома, в школе. Правда, беззаботность исчезла, когда всем стало известно о болезни тёти Клаудии и о его приехавшем из штаба отце. Всем резко становится небезразлично, как они живут; навязчиво напрашиваются в гости, спрашивая о самочувствии на улицах и строя скорбные лица за спиной. От этого друг смурнеет и огрызается. Взрослые ещё больше сочувствуют.
