Фёдор читает свои записи, на каждой строке кидая обеспокоенные взгляды на брата. Ребёнка он проверил, тот заснул спокойно себе в верхней одежде, не став долго там задерживаться.

Николай дёрнул плечом и снова затих, затем снова дёрнул им. По своему опыту затяжных кошмаров он знал, что этот момент скоро наступит и предусмотрительно остался рядом, чтобы он не навредил себе.

В комнате запахло страхом, азартом, чем-то ароматным, волчьим и едким. Его крылья носа затрепетали, различая еще больше запахов эмоций, но Фёдор решил не углублятся в этот процесс, а просто запомнить таким каким есть, стараясь как можно меньше притрагиваться кожа к коже, не дай боженька языческий из-за этого контакта показ воспоминаний закончится.

Как позже он узнает, это было распечатывание воспоминаний.

Глаза резко открываются и на него смотрят чёрные щелки среди золота, руки тянутся к шее, чтобы расчесать её. Фёдор удерживает их над головой, что очень трудно, ещё и он начинает вертеться, выворачиваться и пинаться, заехав ему в живот коленом.

Сквозь бинт пробивался сине-фиолетовый цветок.

Фёдор сам старается не впасть в панику и находит пусть и безумный, но выход.

Сев на ему колени, чтобы меньше дрыгался и меньше сил затрачивалось на его удержание. Одной рукой снимать бинт, другой удерживать руки и коленями сжимать бедра — что сказать, пренебрегать физическими не стал, уже плюс, но напряжение в уставших мышцах жгло.

Бинт путался, а завязки приводили в отчаяние, не рискнув ножницами разрезать бинт, все же он находился рядом с шеей одно неверное движение и конец. Повезло что Николай завязывал на недобантик, что легко если нащупать распутать. Дальше было делом техники, только вот цветок зацепился и начал вылезать следом.

— Где только найти такую гадость успел.

Цветок, точнее цветки выталкивала сама плоть, отторгая. Возможно процесс прошел бы намного легче, если бы их было меньше, но за неделю их явно наросло. Возле кровати приземляется конец того побега. Николая рвёт в тазик для умывания, что он успел подставить ему навстречу, придерживая за плечи.

Мокрый от пота, нервный и бледный, он должен был вызывать лишь жалость или сочувствие, но Фёдор дал ему стакан холодной воды и полотенце. На жалость или сочувствие расходится было бессмысленно: никому не нужны.

Пока Николай полоскает рот, он достаёт из своего шкафа футболку и домашние штаны, убирает вылезшие цветы в герметичный пакет, рвоту отливает в спецёмкость, сам таз выносит за пределы комнаты.

В коридоре он встречает недовольного Стайлза с салатом свежести и телефоном в руке. Волосы растрёпаны, на щеке след от подушки.

— Было очень вкусно, но обидно что без меня.

— Посмотри ещё в шкафчике, мы тебе оставили.

— Знаешь, я должен задать один определённый вопрос прямо сейчас, но думаю, задам утром…

========== Глава 15. Болезнь. ==========

Раннее утро встретило Николая совсем неласково. Он понимал это даже с закрытыми глазами и с псевдохорошими ощущениями в голове. Ключевое слово именнно в ней. Не успев даже перепугаться как следует, он автоматически поправил одеяло и получил огненную полосу вдоль позвоночника. Потерял сознание.

Дело было к ночи, а он просыпается который раз по счёту за день. Теперь можно оглядеться. Пыльная и запустелая заброшка, с непонятным от пыли мусором и натёкшей в нижние этажи водой, которая постоянно топит их по весне, впрочем, там никто никогда не жил. Откуда он это знает? — вопрос требующий немедленного ответа.

На этаже выше были наблюдатели и совсем рядом с ним, за бетонной стенкой, с обкрошившимися от времени краями и дырой непонятного происхождения, замешанные в его похищении. Дико болела голова. И руки. Грудь особенно, изверги, пнувшие туда. Голенище, как большой синяк, опухшее как слива. Слышит.

За стеной:

— Да кончать его надо, Ван Ваныч!

— Тишь ты, мы запугиваем, а не убиваем, да и нет особой нужды. Вот нам когда его заказывали, что указали?

Молчание.

Тот же голос продолжает и чиркает спичкой:

— То-то. Нарвётся еще раз, уже не наше дело будет. Вы его не трогайте сильно, в подворотне вытолкните и дело с концом.

Добавляет позже с нажимом:

— Понял?

— Понял.

Снова переключение. Жуткий закат и не менее жуткое небо. Огонь и вода в небесах.

На ухо нашёптывают:

— Это признак конца жизни и вот тогда будет наш день.

Грубые ладони не дают смотреть вниз, кто-то дышит в затылок, почти зарываясь носом в волосы.

День. Жаркий зной и слепящий свет. Он тут пробыл до самого вечера, ища свою тень.

Он. Тонет.

Снова шелестящие пески и холод покалывающий. Однако с незнакомцем тепло. Он придвигается ближе к нему, но не видит лица. Тот смеётся и затягивается дымом из длинной вычурной трубки, идеально лежащей в бледных пальцах. Не видя, чувствует — тот лукаво улыбается.

— Нравлюсь, Коленька?

Он придвинулся поближе и облокотился на колонну, дым развеялся у его лица. Решив не обижать неизвестного, ответил честно:

— С вами теплее.

Тут Николая словно сморило: голова упала на колени незнакомца, а руки его взъерошили пыльную макушку.

— Слаб ты ещё, Коленька. Слаб.

***

Фёдор проснулся резко, потянулся на кресле, выгнулся дугой и рухнул обратно. Спина недовольно заболела. В теле был жар. Осоловело оглянувшись, промаргиааясь из-за рези в глазах и раздражения, он заметил, что комната его, только кровать занята. Медленно память подкидывала всё больше информации и пакеты непростых ощущений в придачу. Резонно решив, что для полной зарядки нужно спуститься, перед гостем как-то невежливо.

В зале спал дядя Ноа. Он, видимо, вернулся ночного дежурства или ведения расследования, как обычно с ним бывает.

На кухне, слава богу, не спал Стайлз, как недавно вошло в его привычку перед экзаменами. Зато был остывший кофе, водичка и таблетки от головы. Короткая улыбка возникла на его лице, но померкла, в такт мрачным думам.

Сев на стул, Фёдор положил голову на стол в желании остудить её, наполнится разными мыслями. Следовало многое обдумать. Стол, как и вся кухонная мебель, утром был холодным поэтому цель его начала медленно исполняться.

На террасе холодно, всё же начало осени, конец лета. Однако утро всё такое же сонное, что и вчера, позавчера, всегда. Ладони сжались на чашке с чаем слишком сильно.

— Тц, слишком горячий.

Пока все спят, нужно обдумать всё как следует. Утром мысли чисты. Погладив горячий бок кружки указательным пальцем, задумался о нынешнем положении Стайлза. У него… возникло сомнение. Так ли уж была честна мать?

Никогда не узнать.

Ему не было больше хода в Австралию. Зато открыты двери в Питер. По приглашению и принятию. Только повод… Заставляет задуматься.

—…

Неподалёку Фёдор почувствовал чужие эмоции с голубым оттенком. За домом наблюдали.

Он прикрыл глаза, чтобы сделать демонстративный глоток чая, в это время пытаясь узнать, откуда направлен взгляд. Эмоции истаяли. Наблюдатель был севернее от террасы. И стоял там продолжительное время. Похоже, Николаю придется подождать.

Здесь дела ещё не улажены.

***

Наблюдатель повёл ухом, тот за кем он следил продолжительное время заметил его. Он пахнет… Кем он пахнет? Другой оборотень?

Он удалился вглубь и скрылся.

Комментарий к Глава 15. Болезнь.