Они уходили. Постепенно отдельные силуэты терялись, но мне казалось, что я вижу, все равно вижу блеск доспехов первых трех воинов. Колонна шла, а солнце садилось, окрашивая идущих на войну людей в ярко-алый цвет.

Мне стало очень холодно и тоскливо. Я повернулась и пошла назад. Когда тяжелая дверь закрылась, оказавшись в полной темноте, я наткнулась на стенку и больно ударилась лбом. В здании было теплее, но я все равно не могла согреться. Спускаясь по ступенькам, я вдруг заметила темный силуэт. Мне показалось, что за углом стоит человек с бледным лицом и длинными когтями вместо рук. Я закричала и побежала вниз.

Когда я вернулась в комнату, то, не раздеваясь, легла под одеяло и сразу, как ни странно, уснула. Когда я проснулась, было уже темно. Меня знобило, голова гудела, мне с трудом удалось слегка приоткрыть глаза – веки будто бы налились свинцом и каждый взгляд вправо или влево отдавался болью. Было тяжело дышать. Я сильнее укуталась в одеяло, которое намокло от моего пота.

В дверь постучали, и вошла мама с большим подсвечником. Ее зеленые глаза с золотистым оттенком (точная копия моих) были печальны.

– Люси, дорогая, ты спишь в одежде? Что с тобой? – Она подошла ближе и положила свою руку мне на лоб. – Ты вся горишь!

– Мама, я видела чудовище в коридоре! С длинными ногтями.

– Не говори глупости, моя девочка. Сейчас я пошлю за знахарем.

Последующие два месяца я помню смутно, их я с трудом пережила в своей комнате. Часы, проведенные на крыше, дали о себе знать – я заболела воспалением легких. Так сказал лекарь. Днями и ночами я горела, будто в печи, и постоянно кашляла. Кашель приносил боль: в груди что-то клокотало и их сотрясало от вырывающейся наружу густой слизи. О видении своем я быстро забыла. Мама и лекарь не отходили от меня, около кровати постоянно дежурила прислуга. Удивительно, но с отъездом дедушки замок вновь наполнился людьми: новыми конюхами, горничными, поварихами. Когда, наконец, болезнь отступила, и я смогла выйти из замка, уже наступило лето. Я шла по мощеному двору, как в первый раз. Меня шатало, кровь стучала в голове, а в глазах темнело. С обеих сторон меня поддерживали под руки.

Пожалуй, в период болезни мы с мамой особенно сблизились. Я была похожа на нее внешне: золотисто-русые волосы, зеленые глаза с медовым оттенком. Единственное, что я унаследовала от отца, это немного вздернутый к верху нос и маленький рост. Мама же была высокой женщиной с бледной кожей.

Время тянулось медленно, вокруг меня вновь было собрано большое количество гувернанток. К прежним дисциплинам прибавились новые: танцы, живопись, литература. Я оказалась заточенной в замке – снова мне нельзя было одной покидать его пределы. Больше всего мне не хватало прогулок верхом.

Мое обучение, как я узнала позже, вообще было чем-то из ряда вон выходящим. Женщинам в то время в наших землях не давали практически никакого образования – только знатным и то все больше по домоводству. Говорили, что до первой таркской войны были сельские и городские школы для мальчиков. Но в тяжелые времена их почти все закрыли. Простые люди теперь жили ремеслами, сельским хозяйством и платили дань в казну княжества.

Что касается прогулок верхом, здесь у меня были определенные сложности. Прислуга этого делать не могла, мама не любила, дружинникам было не положено кататься со мной. Оставался только управляющий Драган. Но и здесь не обошлось без проблем. Мама почему-то ненавидела Драгана, редко к нему за чем-нибудь обращалась и смотрела на него с неприкрытой злостью. Конечно, изредка она просила его покататься со мной, но и тут были трудности – я сама его немного боялась. Его сухое, бледное лицо, черные глаза и шрам через весь лоб и левую щеку, вызывали во мне страх. Наши редкие прогулки проходили в молчании.

Миновало еще два года. Приходили новости, что армия деда разбила тарков и гонит их остатки с южных земель к Данаю. Жизнь в замке текла мирно. Старые дисциплины сменялись новыми: гимнастикой, историей и иностранными языками. Для всего этого учителя выписывались из-за границы. Правда, иногда кто-то из них внезапно куда-то исчезал. Мне, как и всем в замке, говорили, что учитель решил вернуться на родину. И это было странным. Мама стала проводить со мной гораздо больше времени, чем раньше. Узнавая о победах деда, она радовалась и одновременно как-то печалилась их скорому возвращению. Мы много общались, она все время словно куда-то спешила.

У меня было мало свободного времени. В перерывах между занятиями я часто гуляла с мамой в саду или вышивала с ней в ее покоях. После долгих споров, она разрешила мне остаться жить в комнате в башне – я наотрез отказалась возвращаться в детскую.

Что касается маминых опасений, они были напрасными. Минуло еще три года, прежде чем в одно прекрасное утро мы услышали шум во дворе. Мы завтракали, когда дверь открылась, и в помещение вошли дедушка и Карл в блестящих доспехах. Мама ахнула и откинулась на спинку стула. Я бросилась к дедушке. Мы поздоровались, и он направился к маме, которая до сих пор прибывала в растерянности.

– Лю, ты так повзрослела…

Я обернулась на звук столь знакомого голоса. Передо мной стоял высокий мужчина. Его русые волосы спадали на плечи, по скулам тянулась аккуратная борода. Его кожа стала очень бледной, а губы, наоборот, приобрели более яркий цвет. Из под густых бровей на меня смотрели все те же серые, блестящие глаза. Я молча подошла и обняла его, прижавшись щекой к холодным доспехам.

– Карл, дорогой! – Мгновение спустя, мама, которая пришла в себя, протянула к нему руки, видимо, не в силах сделать даже шаг. Карл отпустил меня и обнял ее. Она рыдала, дрожа всем телом, Карл утешал ее. Тогда мне бросилось в глаза то, что уходя пятнадцатилетним юношей на войну, кузен был одного с мамой роста. Теперь же он стал гораздо выше. Он вернулся настоящим мужчиной.

В тот день замок был наполнен людьми – гуляли до утра, вино лилось рекой. На празднике я присутствовала, но не долго – мама отправила меня спать в комнату. Сон бежал меня, и я решила спуститься и посмотреть, что происходит в столовой. Мне было очень обидно, что я не могу веселиться, как все.

Итак, я потихоньку прошла вниз, прошмыгнула из башни на второй этаж, пересекла его и вышла к столовой. Мне пришлось сесть на левой части лестницы, чтобы меня полностью скрывала тень от стены.

Внизу играли музыканты, князья и легионеры спорили о чем-то. Во главе стола восседал дедушка, слева от него – Карл, рядом пустовало место Курта, а справа сидел … Раду, брат дедушки! Ходили слухи о его гибели. Но, как мне потом сказал дед, он выжил и попал в плен, откуда его позднее и вызволили.

Раду, младший брат дедушки, совсем не походил на него внешне. Он был невысок ростом, носил короткую стрижку. Сколько я его помню, он все больше молчал, слушая других. Когда Раду появлялся в замке, то непременно сажал меня к себе на плечи, чтобы покатать. Я так радовалась его редким визитам. Ведь двоюродные дедушка жил в Быстрове, столице нашего княжества. Что касается деда, то он словно помолодел за эти пять лет сражений. В его темно-каштановой шевелюре, кажется, стало меньше седых волос, а длинные усы вроде бы слегка порыжели.

Я с интересом следила за происходящим в той части столовой, которая была видна из «укрытия». Тут мне показалось, что кто-то стоит за лестницей. Как любому человеку, который боится неизвестности, мне стало страшно. Я встала и прижалась к стене так, чтобы мне была видна вся правая часть ступенек. Я тихо прошептала: «Кто здесь?». Через мгновение на лестнице показалась фигура высокого человека. Свет попал на его лицо, и я с облегчением вздохнула – Курт.

– Как ты меня напугал! – Я сползла по стенке и вновь села на ступеньки, он присел рядом. В нем было нечто такое, что в его присутствии я всегда успокаивалась. Тогда мне тоже стало легче.

– Люси, что ты здесь делаешь? Тебе же велели спать.