Несиделов поинтересовался:

– А сам-то ты как?

– Да так себе – средненько. Здоровьице пошаливает. Иногда подумываю, не уехать ли в Германию? Там медицина на европейском уровне, не то, что у нас. Я ведь, между нами, по национальности немец.

– Ты?! Немец?! Да какой же ты немец? Я ведь рожу твою рязанскую с детства знаю, и родителей твоих знаю. Да ты и по-немецки в школе ни бум-бум!

– Вот в том-то и беда, – вздохнул Фрункис. – Знал бы язык, легче на историческую родину возвращаться. Может, ко мне поедем? На службу заглянем на минутку. Я тебя с моим начальником познакомлю – с капитаном Лапохватом.

– Рад бы, да не могу – дела, – поспешно отказался Несиделов.

– В любое время заходи к нам в участок. Это рядом с Калякинской.

Хорошо, забегу как-нибудь.

Фрункис заторопился на выход:

– Извини, моя остановка. До свидания. Как это по-немецки? О, вспомнил – ауфидерзейн!

На капитана Лапохвата свалилось неожиданное счастье. Оно вбежало в кабинет в облике Фрункиса.

– Разорвал граблями, чертов пенсионер! – с порога возмутился лейтенант. Сняв пиджак, он прикидывал, как устранить понесенный урон.

– Ты что, в костюме на даче был? – удивился Никодим Иванович.

– Какой там! В трамвае!

К удивлению Лапохвата, Фрункис печалился недолго. Ему не терпелось поделиться новостью.

– Знаешь, кого я встретил в трамвае? Одноклассника Несиделова. Лет восемь не виделись! Толковый малый. У нас в командировке – аудитором, по бухгалтерской части. Но ухо почему-то разодрано.

Лапохват насторожился.

– В гости приглашал, – продолжил Фрункис, – говорит, остановился у знакомых…

– Адреса не сказал? – хрипло спросил Лапохват.

– Рядом – Калякинская.

– Ты хоть знаешь, кто это?! – Лапохват шагнул к Фрункису и на радостях тряхнул его за плечи. Так по осени стряхивают плоды с деревьев. – Ну, у тебя и одноклассники!

Никодим Иванович оставил удивленного Фрункиса, рухнул на стул, закинул нога за ногу. Он медлил, выдерживая паузу. Хотелось в полной мере насладиться эффектом. – Говоришь, аудитором, на керамическом?..

Фрункис от неожиданной догадки разинул рот.

– На керамическом… Неужели?..

– Еще один такой одноклассник, и нас уволят без выходного пособия.

– Несиделов? Не может быть! Не шути…

Никодим Иванович вскочил со стула и забегал вокруг Фрункиса.

– Какие шутки! Нагрянем неожиданно, блокируем входы и выходы!

– А если не застанем дома?

– Устроим засаду!

– А потом выяснится, что он денег не брал, а утерянное кольцо видит впервые?

Энтузиазма у Лапохвата поубавилось. Морщины бороздили чело, словно волны неспокойное море. Ежик на голове шевелился, колеблемый глубинным движением мысли.

– Придумал! – Лапохват хватил себя ладонью по лбу. Ударь он таким образом Фрункиса, то, несомненно, лишился бы напарника. Но капитанской голове подобная встряска пошла только на пользу. – Ты повстречаешься с ним и войдешь в доверие! Пожалуешься на маленький оклад. Скажешь, пайковые задерживают, здоровье никудышнее, продвижения по службе не предвидится… Одним словом – набивайся к разбойнику в сообщники.

– А поверит?

– Конечно! Еще бы! Ведь все это истинная правда – и оклад, и болезни. А для убедительности возьми кольцо, найденное у сейфа. – Но не вздумай отдавать! Скажешь, что совершил служебное преступление – показал вещдок. Но его надо возвратить на место.

Лапохват долго еще бегал по кабинету, предвкушая грядущее повышение по службе.

ЗУБНЫЕ СТРАДАНИЯ ФРУНКИСА

Прошло пару дней. Капитан Лапохват расхаживал по кабинету. Растопыренные пальцы машинально запускались в ежик волос, предупреждая их полеглость. Строились планы поимки преступника.

– Голова что-то болит, – пожаловался Фрункис.

– Голова, не задница, – перевяжи и сиди, – посочувствовал Лапохват.

Лейтенант Фрункис и так сидел за столом. Он готовил очередную сводку, вернее, пытался готовить. Но сосредоточиться мешали внутренние процессы.

В области живота Фрункис ощутил легкое покалывание. Лейтенант расценил его как предупредительный звоночек со стороны печени. «Пока еще звоночек, – вздохнул Фрункис, – как бы он не обернулся духовым оркестром с литаврами и тромбоном. Надо бы принять пару таблеток карсила».

Лейтенант выдвинул ящик стола. Там, стянутые резинками, стопками лежали лекарственные средства – гистологические, жаропонижающие, противогрибковые, болеутоляющие… Фрункис отыскал нужное снадобье.

Печень, подвергшаяся фармакологической атаке, прекратила издавать позывные. Но колики не исчезли, а переместились в область желудка. Фрункис не шевелился. Убедившись, что сигнал о нарушении пищеварения исходит именно от желудка, а не от невнятной печени, снова выдвинул ящик. На этот раз пригодилась спасительная но-шпа.

Нашпигованный медикаментами, как автоматный рожок патронами, Фрункис и сам не мог понять, где он умудрился столь основательно подорвать здоровье. Вероятно, по этой неразрешимой загадке глаза лейтенанта всегда были печальны. Томление духа подчеркивали извилистые малиновые губы, сложенные буквой «м». Но стоило Фрункису заговорить, как висячие ножки «м» подпрыгивали вверх – губы превращались в латинское «w». Лицо менялось, становилось приветливым.

– Как бы нам грамотно его прищучить! – сказал Лапохват.

Фрункис догадался, что капитан думает о грабителе заводской кассы. Но сам подключиться к этой теме в полую меру не мог. Лейтенанта преследовали не только блуждающие колики.

Сегодня он маялся, будто кошка в доме вегетарианца. Правую щеку милиционера разнесло от флюса – лейтенант недавно вернулся из стоматологии. Там, воспользовавшись асимметрией лица, он без очереди проник к хирургу. Нездоровый зуб без колебаний (со стороны стоматолога) был удален. Теперь анестезия заканчивалась. В такие минуты и радуга способна показаться ярмом.

Как это ни странно, но десна, лишенная зуба, в объеме не уменьшилась. Напротив – даже выросла. Постороннему наблюдателю могло показаться, что Фрункис держит за щекой грецкий орех, и морщится, безуспешно пытаясь его раскусить.

Чтобы перехитрить боль, Фрункис решил отвлечься – просветить Лапохвата по медицинской части.

– Иваныч, а знаешь ли ты, что причина всех наших страданий вовсе не в первородном грехе. Основная наша беда – от зубов!

– Отстань, не говори глупостей! – отмахнулся Лапохват.

– Да-да, именно от них! – продолжил Фрункис. – Не будь у нашей далекой праматери этих ровных и белых, без малейших поползновений со стороны кариеса, инструментов, чем бы она грызла яблоко? То-то же!

Заметив, что Лапохват все-таки краем уха слушает его, Фрункис продолжил:

– Недавно ученые установили, что авторский коллектив библии извратил слова, произнесенные Всевышним после известного грехопадения. На самом деле они звучали так: «И будете вы хлеб свой добывать в неустанных трудах и заботах и… жевать его со слезами на глазах!»

Слезы, выступившие у Фрункиса, подтвердили, что Всевышний своих слов на ветер не бросает.

– И для этих целей, – продолжил лейтенант, – учредил господь на земле филиалы чистилища – стоматологические клиники. Устрашая грешников, явил он их глазам волосатые руки дантистов. И уж поверь мне – это похлеще котлов со смолой! Через много-много веков ни в чем не повинный человек, вроде меня, – уточнил Фрункис, – переступает порог зубного кабинета. И сразу же оказывается в преисподней, вернее – в заменяющем ее стоматологическом кресле.

– На что жалуетесь? – остроумно интересуется обладатель волосатых рук. (На что можно жаловаться, придя к зубнику?)

– Видите ли, доктор, на дворе жара, а я зуб на зуб не попадаю.

Пациент разевает рот, и доктор сокрушенно вздыхает.

– И немудрено! Уж больно они редко у вас расположены!

Тут бы ответить ему: «Вашими стараниями, доктор!» Но вместо этого больной лопочет, что, скорее всего, виновата наследственность. Но в кресле лучше помалкивать, поскольку болтовня мешает эскулапу сосредоточиться. В эту минуту доктор гадает, какой зуб на самом деле беспокоит пациента, а какой только вводит в заблуждение, отдавая в виски. И тут стоматологу можно посочувствовать – он ведь не окулист. Зубов-то у больного не два, а, поди, штук одиннадцать. Попробуй разберись в этаком столпотворении!