При этом я уверена, что половина взрослых, и даже образованных людей понятия не имеют не только о всяких там максималистских выплесках юности, но и о многих других вещах, о которых, тем не менее, с удовольствием рассуждают. А зачем? Вот в жизни как это может пригодиться? Ещё знаете, что я давно заметила? Взрослые часто говорят о том, что на самом деле никому не интересно. В том числе и им самим. Но как бы считается правильным. А вот мне трудно представить, что я или кто-то из моих друзей, станет принимать участие в таком разговоре.
Сейчас, когда мама в своём рассказе о родительском собрании дошла до предполагаемых Лилечкой годовых оценок, я внимательно смотрю на её лицо и ищу в нём признаки надвигающегося шторма. Но слава богу – не нахожу, хотя обычно она с родительских собраний возвращается вовсе не в таком радужном настроении. Но сегодня что-то привело её в счастливое для меня расположение духа, и это что-то явно не моя учёба, потому что кардинальных положительных изменений в ней как не было, так и нет. Вообще-то, нельзя сказать, чтобы я была неуспевающей, вовсе нет. Я такой себе крепенький середнячок. Четвёрки перемежаются у меня с тройками, и это не слишком радужное общество приятно разбавляют иногда редкие, как сухие и солнечные мартовские дни в нашем климате – пятёрки.
Меня, в общем-то, всё устраивает, но учителей и родителей почему-то нет. По какой-то причине им кажется, что я могу учиться гораздо лучше. И эта коллективная иллюзия довольно сильно, честно говоря, осложняет мне жизнь. Дело в том, что к седьмому классу и своим тринадцати годам, я совершенно не понимаю, зачем мне прилагать усилия к тому, что никоим образом не может пригодиться мне в жизни. Ну вот кому и сколько раз в жизни, скажите пожалуйста, помог тангенс с котангенсом? Или периодическая система химических элементов Менделеева, если вы, конечно не студент-химик. Быть может знакомство с творчеством Афанасия Фета, если вы не его библиограф и не литературовед, способствовало кому-нибудь стать успешнее? Или скажем подробности столетней войны, вам, не имеющим никакого отношения к истории, каким-то образом украсили вашу жизнь или хотя бы в чём-то облегчили её?
Но родителям моим объяснять это совершенно бесполезно. Мама просто отмахивается и сразу начинает требовать дневник, подозревая, (и иногда не без основания), что таким образом я просто пытаюсь отсрочить час неминуемого возмездия, а папа, как всегда со своей неизменной усмешкой, просит меня не заниматься демагогией, хотя это как раз излюбленное занятие взрослых. Вот и поговори серьёзно с этими людьми.
Нет, у меня есть несколько предметов, которые интересны мне немного больше остальных, да и то не настолько, чтобы я страстно хотела этим заниматься и в последующем. Больше всего мне нравится физика, чуть меньше биология и литература. Последняя вообще непонятный предмет, зачем она? Прочитать то, что мне нравится я смогу и без помощи учителя. Ну а то, что считаю неинтересным, прочесть не заставит меня не только Лилечка, но и целый педсовет в полном своём составе. Вот, например, «Что делать?» Чернышевского это же просто развёрнутый медицинский диагноз, а не литературное произведение. Одни только сны Веры Павловны чего стоят!
А биология… Мне вот кажется, что она должна стоять во главе всего, это ведь наука о жизни, а что может быть важнее жизни, но какая же она, по большей части, нудная! А может это ещё и от учителя зависит? У нас, например, биологию преподаёт женщина позднепенсионного возраста, всегда утомлённая и раздражённая, даже когда просто здоровается с нами. Такое впечатление, что каждое утро её в школу приводят под конвоем. Чаще всего она просто пересказывает параграф из учебника резким голосом с подозрительно-вопросительной интонацией, как будто сама не слишком уверена в том, что говорит, или боится, что кто-то начнёт ей возражать. А затем тоже самое требует от нас. Если у тебя хорошая память, можно даже не делать домашнего задания. Достаточно повторить то, что говорила до этого Элла Васильевна и желательно теми же словами, это ей особенно нравится. Наташка Дёмина и некоторые другие зубрилы и подлизы так именно и поступают. А я нет. Я много чего читаю и смотрю помимо учебника. Мне интересно и строение клетки, и развитие животного мира, экология и особенно эволюция. Например, я подписана на «Антропогенез» Дробышевского и почти все книги Ричарда Докинза прочитала и иногда рассказываю на уроках. Но это как раз, нашей биологичке и не нравится. Вот и мать говорит, что она была на собрании и жаловалась, что я дерзкая и рассеянная и трачу время на те разделы, которые мы ещё даже не изучаем. Странно, как это можно запретить человеку интересоваться чем-то? Почему вообще один человек, пусть даже учитель, вправе решать за другого, что и когда ему стоит делать? Не знаю, но, по-моему, это ужасно глупо. Такое впечатление, что эти люди никогда не слышали про запретный плод. Из личного опыта знаю, самый лучший способ пробудить моё неуёмное любопытство – это запретить мне это.
Физика мне просто нравится. Без всяких «но». Это самая естественная наука, логичная и очень последовательная. Её у нас преподаёт директор школы, это плотный, основательный такой человек, по прозвищу Чехов. Ну, потому что зовут его Антон Павлович, хотя кроме имени и очков (не пенсне!) в тонкой оправе, никаких других общих признаков не наблюдается. Что бы директор ни делал, куда бы ни шёл, посмотришь на него и сразу понятно, – вот он, главный. Это будет ясно даже человеку, столкнувшемуся с ним впервые.
В школе он, как у себя дома, и кажется, что знает всё и обо всём. Он хороший мужик, его даже самые отмороженные уважают, но лично мне он напоминает человека, который настойчиво шёл к какой-то благородной цели, ненадолго остановился в нашей школе за какой-то надобностью, да так тут и застрял. Иногда, глядя, как он объясняет новый материал, или выступает перед выпускниками, кажется ещё немного и Антон Павлович вспомнит о своём предназначении, ужаснётся, что столько времени потратил и немедленно двинется в путь, но затем понимаешь, что он гораздо старше твоих родителей, в школе «живёт» уже больше двадцати лет, и шесть из них является директором. То есть почти столько же, сколько я учусь в ней.
Свой предмет он, конечно, знает отлично, но теперь я уже не удивляюсь, что он забыл в школе. Каким бы крепким и уверенным он не казался на первый взгляд, во всём его поведении, лице и особенно во взгляде, видны следы борьбы, в результате которой практичный хозяйственник в конечном счёте победил исследователя. И хотя само противоборство давно улеглось, и страсти поутихли, мятежная душа искателя и учёного всё ещё иногда приподнимает голову и подаёт голос. Но голос этот слаб и почти не слышен даже ему самому.
От понимания этого почему-то делается очень грустно. Мне бы не хотелось, чтобы в моей жизни произошло подобное. На мой взгляд, мало что может сравниться с тем молчаливым кошмаром, в который медленно погружается человек, осознающий, что он проживает не свою жизнь.
А может я всё это нафантазировала себе? Папа говорит, что у меня очень развитое воображение. Как у писателя-фантаста. Хотя я понятия не имею, с чего он это взял, не помню, чтобы я когда-нибудь при нём особенно давала волю своей фантазии. А с моим отцом лучше вообще на отвлечённые темы не разговаривать, потому что он ни за что не сможет удержаться от ироничного комментария.
Папа по какой-то причине считает, что чем больше юмора, тем лучше и поэтому шутит, острит, подтрунивает всё время и по любому поводу. Наверное, ему кажется, что таким образом он легко и просто идёт по жизни, заражая всех своим лучезарным настроением и позитивным отношением к жизни. Может быть это и хорошо, конечно, но заговорить с ним о чём-нибудь серьёзном, мне, честно говоря, вряд ли когда-нибудь придёт в голову. К тому же, я никак не могу отделаться от мысли, что у физика и моего отца при абсолютной внешней несхожести имеется кое-что общее. Они боятся продемонстрировать свою уязвимость, или слабость, да и вообще истинные свои чувства. Страх, боль, разочарование, ну и так далее. Только директор Чехов скрывает их под маской уверенного и сильного человека, а отец прячет за образом остряка и балагура, который иногда и сам не замечает, как его невинные на первый взгляд шутки или задорные комментарии превращаются в едкий сарказм и злую иронию.
