А что, если…? Глупости, ничего у меня нет. Воображение, как всегда, не хотело с ним соглашаться, и он знал, что лучше не пытаться его остановить. Нужно просто не обращать на него внимания. Впереди показалось высокое дерево с окрашенной солнцем макушкой разноцветной листвы. Он глубоко вдохнул наполненный воздух осени.
*
Терять драгоценное время легкомысленно. Но не остановиться на несколько минут и не полюбоваться округой – преступление. Дмитрий стоял на макушке белого гребня с развешанными на нём повсюду огромными снежными карнизами. Это был первый день чистого неба на восхождении, пятый по счёту, включая два дня отсидки в снежной пещере. Он осмотрел округу глазами восторженного новичка. За вершинами и гребнями – другие вершины и гребни, за ними следующие. Показалось солнце. Пора идти. Снега выпало очень много. Слишком много. До перемычки двадцать минут. Он взял в руку ледоруб и зашагал вниз, оставляя зубьями кошек дырки в насте. Хорошо, что так надуло.
На перемычке он присел для короткого отдыха. Самый безопасный путь вниз пролегает по скальному гребню слева. Он, конечно, не пойдёт туда. Там, скорей всего, придётся застрять ещё на одну ночь. Он не был способен на такой подвиг. Есть другой путь. Он приспустится немного по этому контрфорсу, пересечёт кулуар в сужении и попадёт на снежные поля справа. А там кубарем вниз.
Ещё через три часа, стоя на камне у сужения, он посмотрел наверх. Много свежего снега. Слишком много. Но с этим ничего нельзя поделать, разве что продолжить спуск по длинному и утомительному гребню. Нет, он не способен на такой подвиг. Дмитрий спрыгнул на снег кулуара и провалился выше колен.
Когда он достиг снежных полей, солнце уже серьёзно поработало над макушкой гребня. Он ругал себя за поздний подъём. Тем более что кубарем вниз не получалось. Вместо этого приходилось пропахивать в снегу глубокую борозду. Он вспотел и остановился, чтобы снять лишнюю одежду. Он бросал взгляды на чёрную полосу боковой морены ледника. Там безопасность, конец восхождения.
Внезапный шум наверху не застал его врасплох, его уши были в постоянной готовности. Он резко поднял голову и увидел белое облачко на нависающих скалах. Он побежал изо всех сил, как только решил – в каком направлении, не обращая после этого внимания на то, что делалось наверху.
Прошло время. Внезапно снег под ногами зашуршал. Попал! Он стал лихорадочно выгребаться из потока, надеясь, что гребёт в нужном направлении. Вправо, вправо. Где право?
Снег остановился. Лавина прокатилась дальше. Дмитрий тяжело дышал, зарытый по пояс в снег. Затем он услышал многократно отражённое эхо.
Отдышавшись, он вытоптал вокруг себя небольшую площадку и сел удобней. Лихорадочная пробежка отняла много сил. Он опять посмотрел наверх, на скалы. Карниз? Или камни? Какая разница? Нужно убираться отсюда, пока ещё что-нибудь не свалилось.
Это была приличная лавина. Он специально отклонился от пути, чтобы встать на неё ногами. Твердая. Он осмотрелся вокруг. Солнце уже оживило готовящуюся к тёплому дню округу. Тишина.
Вот так он когда-нибудь умрёт, спрессованный внутри такой лавины. На плоском дне ледника, окружённый покрытыми льдом и снегом вершинами. Никто его здесь не найдёт, а в один день остатки его тела покажутся наружу и будут растасканы птицами и смыты талой водой. Хорошая будет смерть. Дмитрий направился к камням морены.
Подойдя к палатке, он осмотрел её со всех сторон, затем открыл молнию входа. Всё на месте. Он не испытывал ни сильной усталости, ни большого облегчения. Залез внутрь и лёг поверх расстеленного спального мешка. Хорошо. Тело погрузилось в мягкость, по которой соскучилось на горе. Он закрыл глаза. Нужно дать знать о себе. Он потянулся, достал из бокового кармана палатки рацию и проверил её. Работает. Связь в двенадцать часов.
Через двадцать минут он вышел наружу, вскипятил чай, расстелился на редкой зелёной травке поляны и с удовлетворением ощутил состояние полного расслабления и счастья. Он был хорошо осведомлён о том, как быстро оно проходит, и наслаждался им не спеша и умело.
За перегибом гудел полный ручей, уже готовый стать шумной горной рекой чуть-чуть ниже, метрах в пятистах, у слияния. Дмитрий подставлял лицо появляющемуся в просветах белых облаков солнцу, одинокий человек в безлюдном ущелье на границе миров. Он только что вышел из мира наверху. Там на покрытой льдом макушке вершины сложенный его руками тур обдувается холодным северо-западным ветром. Там сейчас некого обдувать. Там тяжело дышать и пальцы рук не перестают мёрзнуть под двумя слоями перчаток. Там сейчас некому дышать и ничего не мёрзнет. На снежном склоне у начала маршрута в тишине безветрия теряют форму под солнечными лучами его спусковые следы. Начала таять едва не сбившая его лавина. После пяти дней, проведённых наверху, каждая клетка тела тянулась к теплу безмятежного полуденного воздуха. Вот за этим он, наверно, пришёл сюда, в это ущелье. Здесь, на границе, настоящая, полная смысла жизнь.
Он не спешил вниз. Там его мама просыпается каждое утро с тихой молитвой о сыне. Нетвёрдо помнящая, где он сейчас, но твёрдо знающая, что он не с ней, а далеко-далеко. Там две души на его попечении. Неожиданно подросший сын и неожиданно повзрослевшая жена. Он скучал по ним, хорошо осведомлённый о непостоянстве и этого чувства. Надеясь на его непостоянство. Надеясь на то, что ему скоро захочется вернуться опять сюда. Он вынужден спускаться, природа не приспособила его для постоянной жизни здесь. Ему необходимо восстановиться. Набрать вес, накопить тепло, накопить желаний и амбиций. Чтобы было что растрачивать.
Он открыл глаза. Двенадцать тридцать. Проспал. Он быстро включил рацию. Тишина. Следующая связь в пять часов.
К вечеру следующего дня показался караван из трёх лошадей с сопровождающим. Экспедиция закончилась.
*
От окна кухни по полу стелился холодный воздух, неприятный для её голых щиколоток. Вот и наступила опять пора носить дома носки. Мария закрыла дверь кухни и подошла к окну. Красивый закат. Там холодно и красиво. Она прикрыла окно, оставив небольшую щель.
На сковороде задымил подгоревший лук. Мария убавила огонь, размешала лук, подошла опять к окну и приоткрыла его чуть шире. Она увидела, как Павел вошёл во двор, и задержала взгляд на его слегка сутулой фигуре, пока он не исчез в подъезде. Она повернулась лицом к плите. Подгорелый лук продолжал дымить.
Он рано сегодня. Она тоже рано. После работы сразу домой, никуда больше идти не хотелось. На базар нужно было зайти. Это она обнаружила, когда открыла холодильник. Чем его сегодня накормить? В голове появился план.
– Ты картошку будешь? – спросила она, открыв мужу дверь.
Он кивнул утвердительно головой и пошёл переодеваться. Мария вернулась на кухню к догорающему луку. Тьфу. На губах его задумчивый поцелуй. Он всегда становится грустным, когда Дима долго не возвращается с гор. Посерел, похудел немного. На свежем воздухе мало бывает. Она отставила сковородку от огня и продолжила нарезать картошку.
Павел ел без аппетита, знакомый отсутствующий взгляд.
– Вкусно, – прозвучало с большим опозданием.
Всё равно не скажет. Мария легко подавила в себе озабоченность. Павел посмотрел ей в глаза.
– Как ты сегодня?
– Хорошо. А ты как? Ты сегодня раньше с работы?
– Чуть раньше ушёл. Надоело.
– У тебя вид усталый.
– Спал ночью плохо. Нужно пораньше лечь сегодня.
Один из дней, когда её муж выглядит старше. Когда она не может не заметить это вопреки желанию. Малознакомое поблекшее лицо, которое, она надеялась, исчезнет завтра, когда он выспится и отдохнёт. Она не хотела начинать к нему привыкать. Ещё не время.
А что происходит на моём лице? Она надеялась, что больше никто на свете не вглядывается в него так же пристально, как она. Настойчивым, затуманенным взглядом. Она отгоняла назойливую мысль, что видит не то, что отражается в её зеркале. А лицо, которое навсегда запечатлелось у неё в голове. Это лицо ни в коем случае нельзя потерять, забыть.