– А мы уже соскучились по нашей Златовласке.

– Коба, давай ее распишем на троих, у меня давно на нее стоит, особенно на этот сладкий ротик, который так и просит члена.

Один из дружков подал голос, другой заржал, Коба лишь ухмыльнулся.

– А друг на друга у вас уже не стоит?

И кто меня на этот раз за язык тянул?

Но ждать ответа не стала, резко открыв дверь, побежала по коридору бара, роняя за собой кеги из-под пива. Сзади был слышен мат, топот, шум такой, кажется, началось землетрясение.

Виола с Маратом не успели даже ничего спросить, как я пронеслась мимо них, выбежала на улицу через центральный вход и врезалась в чью-то грудь, по инерции отлетела назад, но, ухватив за куртку, мне не дали упасть.

– А я как раз тебя и ищу.

– Это наша девка.

Удивленно смотрю в лицо вчерашнего водителя Тихона Ильича, как его – Вадим?

– Твои кавалеры?

Мужчина кивает в сторону, я мотаю головой.

– Да придурки какие-то прицепились, то им прикурить дай, то отсоси, задолбали.

– Эй, отдай ее нам.

– Отдать? – Вадим смотрит на меня, хитро улыбается.

– Отдай, мне спасители не нужны, потом еще рассчитываться с вами придется, а я не люблю быть должной.

– В другой раз, тебя хочет видеть шеф.

Коба что-то кричал за спиной, слал на мою голову и задницу ругательства.

– Хорош орать! Девушку я забираю, скоро верну, и вы продолжите свои увлекательные скачки. Все понятно, люди с гор?

Люди с гор не ответили, а Вадим меня аккуратно повел к тому самому блестящему «Порше», галантно открыл дверь и пригласил сесть.

Я не отказалась.

Мне бы, конечно, хотелось ограничить наше общение с авторитетным человеком этого города, но, видимо, мои анализы не дают ему покоя. А может, что еще интересное узнал, пальчики ведь сняли. Я бы на месте Никифорова объявила свою любимую игрушку в федеральный розыск – с фотороботом и описанием совершенных преступлений.

Так и вижу фоторобот на стене всех участков полиции и ориентировку на Арину Владимировну Корнилову двадцати пяти лет и надпись большими буквами: «ОПАСНА».

Но что задумал Константин Андреевич, неизвестно, как и то, что ждет меня дальше.

Покровский

– Савелий, это что за ху…я? Ты сам-то понимаешь, что Саид нагибает нас, подводит все к тому, что мы согласимся на его условия? Нас нагибают все.

– Саид не дурак.

– А чего ты улыбаешься? Это ты должен был решить с ним все вопросы, а ты пришел ко мне и жалуешься.

– Тихон, ты пойми, есть вопросы, в которых мы должны быть более гибкими и лояльными, за ними стоят влиятельные люди, а идти им наперекор себе дороже.

Смотрю на Саву, сидит такой весь модный, уверенный, стильный костюм, начищенные до блеска туфли. Хитрый взгляд карих глаз, трехдневная щетина, бабы от него кипятком писают. Но мне нужна не его харизматичность, а продуктивная работа, которой я сейчас не вижу.

– Саид ищет пути в нашу область, но он их не получит, кто бы за ним ни стоял. Ты понимаешь, что тогда начнется? Город захлебнется наркотой, мне и так хватило последних случаев.

– Ты слишком близко все воспринимаешь, – Сава ответил с ленцой, бросил папку с бумагами на низкий столик, посмотрел на меня.

– Потому что мне не все равно! – повышаю голос. – Потому что я отвечаю за относительный порядок в этом городе и не хочу, чтоб вслед за этими послаблениями последовали другие! Потому что все идет к этому, все начинается с малого. А потом начнется беспредел!

Кузнецов вздыхает, поправляет ворот пиджака, я знаю его половину своей жизни, а последние пять лет он моя правая рука. Но что-то неуловимо меняется, еще не могу понять, что, но грядут перемены. Те, о которых будут вспоминать долго и друзья могут стать врагами.

– Ты понимаешь, что некоторые вещи могут решиться и без твоего согласия? Покровский, ты не думай, я за тебя и с тобой, но ты должен понять и принять очевидное.

Повисла тишина. Я знаю, к чему клонит Савелий, и это не просто наши догадки и размышления, а значит, моего согласия никто не будет спрашивать.

– Вот же сука, – процедил сквозь зубы, уперся костяшками в поверхность полированного стола, до боли сжимая кулаки и до скрипа – зубы. – Почему же тогда все не сказать мне лично?

– Но ты ведь умный парень, поэтому находишься там, где находишься.

– А тебя, я смотрю, все это мало волнует?

– Деньги не пахнут, а если кто-то и выбрал такой путь, то это его личная трагедия.

Снова вглядываюсь в лицо Савелия – когда он стал таким равнодушным? Когда я упустил этот момент от перехода нормального мужика к циничной сволочи?

– И еще: те два борделя, те самые элитные комплексы отдыха за городом – «Зефир» и «Монарх» – они теперь тоже Саида.

– Даже так? Губернатор их подарил или продал?

– Там какая-то возня у них семейная, меня не посвятили в детали.

Ой темнит мой Савелий, глаза отводит, пиджак поправляет, в окно смотрит, даже самому интересно, что будут дальше. Мы отдадим город Саиду? Ляжем под него и раздвинем ноги как шлюхи в элитных комплексах?

– Тихон Ильич, там Вадим привел какую-то ненормальную,– секретарь заходит в кабинет, сжимает губы, Савелий заинтересованно смотрит на нее.

– Света, давай конкретней.

– Я и говорю конкретней: девица, совсем чокнутая, хамит, сломала кулер с водой, разбила стакан, сидит, закинув ноги на стол. А Вадим просто смотрит на это все и улыбается. Я, конечно, тоже могу ответить тем же, но у меня воспитание, а это вообще ни в какие ворота не лезет.

Точно. Арина.

В приемной случилось мое вчерашнее любопытство и благородство.

– Что за чокнутая?

Савелий оживет – если дело касается женской юбки и хорошенького личика, он у нас в первых рядах. Не хочу, чтоб он видел Арину, сам не пойму почему.

– Вчера познакомились в отделении, буянила.

– Проститутка, что ли?

– Ага, – верю, что нет, но Савелий пусть думает иначе.

– Так что мне с ней делать?

Света не унимается, как ее зацепила рыжая, представил – и весело стало. Эта дерзкая сучка кого хочешь доведет до бешенства, как вообще дожила до своих лет, удивительно.

– Пусть зайдет.

А когда Арина появляется в кабинете, сердце дергается в груди.

Удар, второй, чаще, быстрее.

На ней простая осенняя куртка, джинсы, дешевые кроссовки, свитер, волосы собраны в пучок. На бледном лице безразличие, россыпь веснушек и лисьи глаза.

– Какой интересный экземпляр, – Савелий подходит ближе, рассматривая девушку, она позволяет это сделать. Но сейчас точно что-то будет.

– А у вас веселый зоопарк, Тихон Ильич, мартышка в приемной, ползучий гад в кабинете, весело живете.

– Она точно проститутка? А то сильно разговорчивая.

– Точно, но тебе и даром не дам. Тихон Ильич, давайте закончим эту аудиенцию, а то я сегодня стирку затеяла, белье в тазике замочила с утра, закиснут трусишки.

Девушка наигранно улыбается, а у меня руки чешутся ее наказать. Совсем недавно было желание душу из нее вытряхнуть и все узнать про то, почему так живет, что делала в том баре, но любопытства во мне меньше не стало.

– Покровский, где ты нашел такую дерзкую и острую на язычок шлюшку?

«Шлюшка» покоробила, а Арина сморщилась сама от этого определения, словно от неприятного запаха.

– Это я еще не острила. Так что? Будем оскорблять меня или скажем, в чем дело, да я пойду, вот реально, дяденьки, некогда мне с вами тренироваться, кто кого хлеще обольет грязью.

Выражение лица от игривого и насмешливого меняется моментально – так же, как и речь. Безразличие, ненависть, презрение, видно, как она сдерживает себя, смотрит мне в глаза, а в ее взгляде сталь и холод.

Кто же тебя так обидел, девочка, что все вокруг враги?

– Савелий, иди, как узнаешь что нового, звони.

Но Кузнецов не двигается с места, смотрит на девушку, чуть склонив голову, мне самому это начинает не нравиться.