К указанному направлению примыкают исследования, посвященные анализу культурных концептов (Степанов 2001; Подзолкова 2005 и др.). Они методологически вписываются в рамки культурно-исторического подхода, однако основная проблема работ данного круга состоит в неопределенности понятия «концепт», не дающей возможности построения методологически выверенной теории и препятствующей получению корректного в научном плане результата.

Основу данной монографии составляет представление о слове как «культурно-исторической вещи», сформулированное В.В. Виноградовым. Одна из главных задач, которая в ней поставлена, – преодоление характерной для культурно-исторических исследований эссеистичности и описание контуров фундаментальной модели, допускающей прозрачные принципы практической реализации.

Другое обозначение базовой для данной монографии системы координат выражается в понятии социокультурная когнитивная лингвистика. Это сочетание может звучать странно для искушенного читателя и даже восприниматься им как оксюморон[3], однако в нем заложена довольно простая идея. Как известно, основной вектор устремлений когнитивной лингвистики состоит в восприятии языка как антропосообразного феномена, материального воплощения языковой способности человека, как одной из когнитивных подсистем, находящейся в сложном взаимодействии с другими когнитивными подсистемами (память, внимание, интеллект и т. д.)[4]. Однако в базовых для когнитивной лингвистики моделях человек рассматривается как некое подобие Робинзона, как сложноорганизованная система, взаимодействующая с окружающей средой вне социального и культурного контекста. Социокультурная когнитивная лингвистика также рассматривает язык как продукт человеческой деятельности, однако воспринимает человека уже не просто как органическое тело, но и как социокультурное существо. Данную мировоззренческую парадигму можно обозначить также сочетанием антропная социокультурная лингвистика, т. е. лингвистика, в основе которой лежит антропный принцип, аналогичный антропному принципу в космологии: необходимым условием возникновения, функционирования и эволюции языка является существование человека, породившего и изменяющего этот язык, причем человек берется здесь во всей совокупности связей со своим природным и социокультурным окружением.

Данная парадигма естественным образом вытекает из общей эволюции представлений о человеке в XX веке, основной вектор которой определяется преодолением характерного для классической философской традиции телесно-духовного дуализма и осознанием человека как целостности, встроенной в природное и социокультурное окружение[5]. Начав формироваться в психологии и психологически ориентированных философских исследованиях, отмеченный взгляд на человека проникает и в лингвистику, задавая антропоцентричную перспективу для представлений о структуре и эволюции языка. Здесь он постепенно, как трава сквозь асфальт, пробивается сквозь плотный слой «изоляционистских» теорий, обретая свое место в современной науке о языке.

Книга посвящена осмыслению базовых вех этого процесса, завершаясь теоретической моделью семантического описания, выполненной в рамках культурно-исторического подхода. Она состоит из трех частей. В первой части исследуются методологические основания изоляционистской парадигмы. Хотя основной сюжет книги связан с лингвистической семантикой, она открывается анализом мировоззренческих и методологических установок генеративной грамматики, главным образом, на материале работ Н. Хомского. Это связано с безусловным идеологическим лидерством Хомского, настойчиво отстаивающего базовые принципы изоляционистского подхода в полемике с многочисленными оппонентами и, пожалуй, наиболее глубоко отрефлексировавшего его мировоззренческие основания. Вторая глава обращается к лингвистической семантике и посвящена анализу семантических теорий, исходящих из изоляционистских установок: теории натурального семантического метаязыка Вежбицкой – Годдарда и модели «Смысл – Текст» Мильчука – Апресяна – Жолковского. Несмотря на серьезные разногласия во взглядах на язык и задачи лингвистики у авторов, обсуждаемых в первой и второй главах, можно заметить отчетливое сходство базовых методологических и онтологических постулатов, далеко не всегда явно эксплицируемое в их работах.

Во второй части книги описывается парадигма, условно названная антропоцентричной. В центре ее находится человек, но не как социокультурное существо, а главным образом как организм. Эта часть начинается с главы, посвященной философским и психологическим основаниям антропоцентричного подхода. Содержание данной главы может показаться неуместным в книге по лингвистической семантике, однако ее присутствие здесь носит принципиальный характер. Удивление мольеровского Журдена, узнавшего, что он говорит прозой, давно уже стало расхожей метафорой среди гуманитариев, но частота ее использования лишь подтверждает ее актуальность: мы слишком часто не осознаем истоки взглядов и идей, на которые опираемся, считая их общим местом, воспринимая их как естественную среду существования. Однако философский и психологический фон появления лингвистических теорий меняется, и лингвисты, осознанно или неосознанно, следуют за происходящими изменениями. Явная экспликация этого фона дает возможность повысить осознанность в использовании тех или иных мировоззренческих моделей. Четвертая, пятая и шестая главы содержат изложение конкретных лингвистических теорий, построенных в рамках данной парадигмы: теории концептуальной метафоры Дж. Лакоффа и М. Джонсона, теории концептуальной интеграции Ж. Фоконье и М. Тернера, теории лексических концептов и когнитивных моделей В. Эванса, а также семантики фреймов Ч. Филлмора.

Третья часть открывается критическим анализом отечественных исследований, обращенных к категориям «концепт», «концептосфера», «языковая картина мира». Также в ней представлены работы автора, выполненные в рамках культурно-исторического подхода. Восьмая и девятая главы связаны с исследованиями метафоры и метонимии, десятая глава обращается к анализу научных категорий. Имея самостоятельную ценность, эти главы важны еще и тем, что в них вводятся системообразующие элементы социокультурной теории лексических комплексов, обобщающей различные локальные исследования автора в данной области. Общие контуры теории излагаются в одиннадцатой главе, а в двенадцатой, тринадцатой и четырнадцатой ее базовые положения иллюстрируются на примерах описания комплексов «открыть», «камень» и «интеллигенция».

Данная монография появилась бы значительно позднее, если бы не постоянная помощь и поддержка моей жены Анны Леонидовны Беленькой. Счастливым для меня обстоятельством, существенно повлиявшим на формирование положенных в ее основу идей, стало многолетнее общение с Владимиром Николаевичем Романовым и Григорием Александровичем Ткаченко, светлой памяти которых посвящается эта книга.

Примечания

В первой части речь пойдет об изоляционистских моделях языка, рассматривающих его как самосогласованную систему, не требующую для описания своей организации внешних, выходящих за ее рамки принципов. В первой главе анализируется методологическая парадигма генеративной грамматики, связанная с анализом синтаксических структур, во второй – созданные в той же логике семантические модели[6].

Генеративная грамматика, связанная, в первую очередь, с именем Ноама Хомского, представляет собой крайне влиятельную и амбициозную научно-исследовательскую программу[7], в значительной степени определившую облик когнитивного направления в лингвистике в период со второй половины 50-х по 70-е годы, оказавшую и продолжающую оказывать до сих пор заметное влияние как на лингвистику, так и на когнитивную науку в целом[8]. В индексе цитирования по гуманитарным наукам в период с 1980 по 1992 гг. Хомский оказался первым среди всех живущих в то время ученых и вошел в десятку наиболее часто упоминаемых мыслителей всех времен и народов, занимая место между Фрейдом и Гегелем[9]. При этом говорить об однозначности и графической четкости научного портрета Хомского было бы большим преувеличением. Как известно, избыток данных не в меньшей степени усложняет корректное описание явления, чем их недостаток. Образ Хомского в посвященных ему или упоминающих его работах дробится на множество отдельных изображений, иногда изменяясь до неузнаваемости при переходе от статьи к статье. Отчасти это связано с тем, что взгляды американского лингвиста заметно эволюционировали со временем, и он оставлял своих последователей и критиков на различных ступенях этой эволюции. Тем не менее, несмотря на существенные изменения в конкретных моделях, Хомский сохранял базовые мировоззренческие и методологические установки, шлифуя их формулировки в полемике с многочисленными оппонентами[10]. На описании этих установок мы и сосредоточимся в данной главе. Дальнейшее изложение будет построено по следующей схеме: а) базовые положения теории генеративной грамматики; б) их эмпирические и методологические основания; в) критика позиции Хомского другими исследователями и его ответ на критику.