– Боюсь-боюсь.

Катя злобно хихикнула, как ведьма над котлом с опасным зельем, грозившим убить все человечество. Она взмахнула руками и обрушила их на клавиатуру, громко выстукивая:

Ник лениво потянулся и зашаркал в ванную. Дверь открылась с протяжным скрипом — кажется, все предметы в квартире старались нанести вред его тонкому слуху. Ник склонился над раковиной, умылся и почистил зубы, которые свело от ледяной воды (горячую в очередной раз отключили). Потом, шаря рукой в воздухе, попытался нащупать полотенце. Где оно, черт возьми? Ник поднял голову и со всего маху ударился о полку, прикрученную под зеркалом. Полка подскочила, вытряхивая на обидчика свое содержимое.

Он растерянно уставился на раковину: теперь там лежали разные пузырьки и тюбики во главе с пузатой пластиковой бутылкой, украшенной этикеткой «Соль для ванны с запахом манго». Ник почесал ушибленное место и скривился от боли.

Торжествуя, Катя поставила точку. Реакция последовала незамедлительно – курсор выгнулся дугой, бешено запульсировал и сорвался с места, выплевывая буквы:

– Эй, за что? Да еще и пузырьком с солью для ванны! Откуда он в нашей квартире?

– А ты любишь принимать ванну с этой парфюмерной эссенцией! – огрызнулась Катя, довольная своей изобретательностью. Пусть она сама не могла отвесить наглому персонажу подзатыльник, но полочка в ванной сделала это весьма искусно.

– В следующий раз вообще меня под машину бросишь? – было очевидно, что Ник обиделся.

– Теперь мы квиты, – написала Катя, проигнорировав вопрос Ника. Ему и без того хватит, можно было обойтись без машины.

– Пойду лед приложу, – вместо прощания выдал Ник, и курсор тут же вернулся к своим обычным форме и ритму.

Катя еще несколько минут просидела перед монитором, ожидая возвращения Ника, а потом щелкнула кнопкой, переводя компьютер в спящий режим. Когда экран погас, она почувствовала усталость, словно всю ночь разгружала вагоны. Переползла со стула на диван и удобно устроилась на подушке. Закрыла глаза и задумалась: у нее есть подсказка, манго и обиженный Ник с шишкой на темечке. Грустная компания для воскресенья, но это куда лучше, чем никого.

Когда все мечтали продлить выходные, Катя смиренно ожидала понедельника. Ее жизнь состояла из пунктиров: длинная линия рабочих будней, прерванная точками выходных. И ничего более – ни заковырки, ни помарки, ни лихо закрученной запятой.

Жизнь Дарьи, судя по ее рассказам о выходных, была разнообразнее и ярче. О таком можно тараторить до обеда без умолку, что Дарья и делала.

Катя по привычке заняла оборонительную позицию за монитором и отстреливалась редкими односложными ответами. Коллега замолчала лишь к обеду, когда электрический чайник, бурлящий на тумбочке в углу, предупредительно щелкнул. Этот щелчок был подобен выстрелу, убившему в Дарье болтушку.

Насладиться минутами тишины Кате не удалось – в дверном проеме нарисовался сияющий Шурик: улыбка от уха до уха, а вместо привычной, пресловутой клетчатой рубашки – новенький джемпер темно-зеленого цвета. Волосы, вечно торчащие в разные стороны, сегодня были аккуратно зачесаны набок, завершая образ элегантного джентльмена. Вылитый фермер, который в кои-то веки выбрался в город, а потому облачился в свой лучший наряд.

Шурик негромко поприветствовал обитательниц кабинета и тихо спросил у Кати:

– Разрешишь пригласить тебя на обед?

Немедля она кивнула, сама не зная, что заставило ее принять такое опрометчивое решение: желание составить Шурику компанию или стремление сбежать от жужжащей Дарьи. Пока Катя собиралась, переобуваясь в ботинки и утепляясь пуховиком, знаток криминальных новостей успела наградить Шурика прозвищем Алекс, поинтересоваться о претендентах на место уволенной Ирки и даже заказать пачку крекеров, о которых кричала вслед удаляющейся парочке.

– Редкостная балаболка, – пробубнил Шурик в коридоре.

Катя хихикнула, поразившись не определению, которым Шурик наградил Дарью, а тем фактом, что он впервые позволил себе подобным образом отозваться о человеке. Ей он всегда казался добрым, наивным пареньком, который ко всем относился с любовью и терпимо. Слышать от него подобное замечание было непривычно.

«Возможно, дело в новом джемпере? Вдруг характер человека и впрямь зависит от одежды… Да весь Иркин гардероб это подтверждает!»

– Ей нужно работать диктором, – выдержав паузу, сказала Катя с полуулыбкой. В этот момент ей почему-то захотелось защитить Дарью и найти в ее феноменальной разговорчивости нечто положительное.

– Хотя статьи о криминальных происшествиях у нее получаются годными, – заметил Шурик, восстанавливая справедливость, а Катя лишь согласно кивнула.

Обсуждать Дарью больше не было смысла. Поэтому в молчании они преодолели коридор, спустились по лестнице и вышли на улицу. Холодный и сырой воздух противно защипал лицо. Кате захотелось нырнуть в пуховик с головой, но она лишь застегнула пуговицу на вороте. Шурик предложил спрятаться от холода в близлежащей столовой, где, по его словам, готовили чудесную лапшу и сырники. Катя охотно поддержала предложение, поскольку от одного упоминания про еду у нее заурчало в животе. Все-таки работать в компании с обжорой – опасная вещь!

Они оставили верхнюю одежду на вешалке у входа и выбрали столик рядом с панорамным окном, откуда просматривалась центральная улица. Кате нравилось глазеть на прохожих, но категорически не нравилось, когда эти люди наблюдали за ней. В такие минуты она ощущала себя обезьянкой в зоопарке, за трапезой которой с интересом следят посетители.

Они впервые оказались за одним столом – слишком маленьким, чтобы позволить им изображать посторонних людей. Неловкое молчание повисло между ними, оба боялись не только заговорить, но и пошевелиться, чтобы ненароком не задеть друг друга. Катя выбрала расхваленную лапшу, пирожок с картошкой и клюквенный морс. Шурик ограничился горячим и двумя ломтями хлеба.

– Как дела с холодильником? – спросил Шурик, двигая солонку с перечницей в поисках идеального места для них.

– В смысле? – не поняла Катя и нахмурилась.

– Дарья говорила, что у тебя холодильник сломался, – пояснил он, отвлекшись от своего важного дела.

– С таким выбором блюд я произвожу впечатление голодного человека, у которого нет холодильника? – усмехнулась Катя и, заметив, что Шурик собирается что-то сказать, перебила его: – Ничего дурного я не думаю!

Он смутился, будто решил, что Катя прочитала его мысли. Но в следующую секунду взял себя в руки и заговорил:

– Я подобрал несколько вариантов для тебя, если проблема еще актуальна.

Шурик потянулся за своим рюкзаком, который болтался на спинке стула. На стол перед Катей легла толстая потрепанная тетрадь, по чьей клетчатой обложке можно было сразу понять, кому она принадлежит. Катя непонимающе уставилась вначале на тетрадь, затем на Шурика, гордо распрямившего плечи, словно он представлял ей не сборник своих заметок, а рукопись, над которой работал всю жизнь.

– Открой на последних страницах.

Тонкая бумага, исписанная размашистым почерком, зашелестела. Текст был выведен с нажимом – так, что каждое слово можно было попробовать на ощупь. Вместо того чтобы открыть тетрадь на последних страницах, как посоветовал хозяин заметок, Катя стала листать с начала, наслаждаясь фактурой исписанной бумаги и ее шелестом. Она много раз слышала от коллег об увлечении Шурика, но никогда не видела, где он хранит свою странную коллекцию. Ей почему-то представлялся альбом, заполненный газетными вырезками, а не обычная тетрадь с записями от руки.

– Откуда такое увлечение? – спросила Катя. – Почему именно объявления? Это могли бы быть марки или монеты. Календарики, в конце концов!

– И так без меня полно людей, которые хотят коллекционировать марки или монеты. Их коллекции – предмет гордости, запечатанный в дорогие альбомы или футляры. А я хотел собрать коллекцию чего-то ненужного – того, чем нельзя будет похвастаться, для чего не нужно покупать отдельного футляра или коробки.