Ник отмалчивался. Отчего-то Катя представила его в образе ребенка, который, играя в прятки, притаился в шкафу и хихикает в ладошку. Она подумала о брате – настоящем профи в этой игре: прятался он всегда надежно и со шпионской изобретательностью. Но главное – он умел ждать. Когда любой, кто заскучал сидеть в своем укрытии, выбирался бы к водящему, Сеня усердно ждал – даже если прятался под кроватью, где слой пыли противно щекотал ноздри. Именно такого упрямого, изобретательного мальчишку и представляла себе Катя, наблюдая за тонкой линией курсора.

Игра, которую затеял Ник, оказалась сложнее, чем обычные прятки. Катя не знала ни правил, ни финала этой игры. Что ей нужно делать? Что она получит в случае победы? Задать эти вопросы было некому. Обидная вещь. Прежде, сталкиваясь с отсутствием собеседника, Катя высказывала свои мысли блокноту. Сегодня же ей не хотелось прикасаться к нему – там тоже Ник, и поделиться откровениями с блокнотом – все равно что пожаловаться на Ника ему же. Катя шумно выдохнула, словно вместе с воздухом выпуская несказанные слова. Удивительно, но помогло. Может, если лечь на диван – станет еще легче? Проверила: устало рухнула на спину и раскинула руки в стороны, изображая то ли звезду, то ли кленовый лист. Выскочившая из дивана пружина больно впилась в левую лопатку; Катя лишь ойкнула – у филологов не принято изъясняться нецензурно, даже наедине с диванной пружиной.

Так, ощущая слабость в теле, под колыбельную гудящего компьютера, экран которого уже погас, Катя уснула – провалилась в сон резко, точно кто-то одной кнопкой отключил ее от реальности, а потом, так же неожиданно, включил.

Она вздрогнула и открыла глаза. В комнате было еще темно, но Кате казалось, что она проспала очень долго. Ворот водолазки неприятно сжимал горло, а ремень на джинсах давил в бок металлической пряжкой. «Кто придумал такую неудобную одежду?»

Катя нащупала пряжку, долго провозилась с ней и, наконец, победно стянула с себя штаны, швырнув их на другую сторону дивана. С водолазкой расправилась проще – если не считать того, что голова застряла в узком вороте.

Сражение с одеждой ее взбодрило. Она захлопала глазами и поднялась на локтях, застыв в позе, средней между «лежать» и «сидеть». Катя попыталась прикинуть, сколько сейчас времени, но проверить свои догадки не смогла. Будильник скрывался где-то в беспорядке на письменном столе, а настенных часов в комнате не оказалось – она сняла их в первую же ночь, когда переехала сюда. Часы были маленькие, но громкие, с яркой оправой из дешевого пластика и объемными фруктами на циферблате – очевидно, кухонные. Они висели в комнате, над дверным проемом, и противно тикали Кате под ухо, а потому были сосланы в кладовку, к остальным ненужным вещам, которые хозяйка жилья не разрешала выбросить.

Чтобы узнать время, пришлось доставать телефон из рюкзака. Часы на экране показывали 5:55. Ей понравилось сочетание цифр, и она смотрела на эту идеальную комбинацию, пока та не превратилась в заурядную 5:56. Теперь даже созерцание потолка было интереснее циферблата.

Несколько минут она пролежала неподвижно, глядя наверх, в потолок, но и без того слабое зрение в темноте не различало почти ничего. Внезапно глаза уловили какое-то движение. Она не увидела его, а скорее почувствовала. Это напомнило о таракане или сороконожке, что в любой момент могли сорваться и свалиться на нее. А она не то чтобы боялась насекомых, но и симпатии к ним не питала. Поэтому клацнула выключателем, чтобы осветить потолок и встретиться с врагом лицом к лицу. Каково же было ее облегчение, когда вместо воображаемого таракана она увидела на потолке кусок штукатурки, который готовился вот-вот рухнуть вниз. По мнению Кати, падающий на голову потолок был куда лучше таракана. Со всей этой историей про ожившего персонажа она стала слишком нервной и пугливой.

После таких приключений спать расхотелось. Завернувшись в плед, Катя включила компьютер и забралась на стул. В ее жизни сон и творчество давно стали взаимозаменяемыми: если не спалось, она садилась за роман, а если предложения не клеились – ложилась спать.

Катя открыла текстовый редактор, прочитала последние пару строк, вспоминая, на чем остановилось повествование, и начала новый абзац. Пальцы бодро забарабанили по клавиатуре.

«Пора разбудить Ника!»

Он проснулся от будильника. Противный звук больно царапал уши, привыкшие к музыкальной гармонии. Прижав голову к подушке, Ник попытался нашарить на пыльном полу будильник. А тот, казалось, убегал от руки, потому что нашелся под кроватью, вначале подсунув вместо себя тапочек. Когда источник шума был обезврежен, Ник проснулся окончательно. Он сел в кровати, разминая затекшую шею, и захлопал глазами, точно сбрасывая с них картинки из сновидений.

Пальцы замерли над клавиатурой, устав, как после исполнения сложного ритмичного этюда: вместо нот – буквы, вместо мелодии – гармония слов. Ничто не волновало ее в этот момент, кроме пульсации курсора. Вначале он мигал с обычной частотой, потом, едва уловимо для глаз, искривился, словно хотел выгнуться дугой, а в следующий миг сорвался с места, запрыгав по строчке и оставляя за собой вереницу букв.

– Эй, мы так с тобой не договаривались! Я разве не предупреждал тебя, что хочу отдохнуть? – написал Ник, спросонья пропуская запятые, а потом возвращаясь вместе с курсором назад, чтобы исправить ошибки.

Катя улыбнулась – хитро и гордо. Никогда прежде внезапное озарение и сумасшедшая идея не приносили таких результатов. Ей достаточно было написать, что Ника разбудил будильник – и это действительно произошло в его книжной реальности. Впрочем, она уже перестала поражаться странным вещам; само слово «странный» следовало вычеркнуть из лексикона за ненадобностью.

– Доброе утро! – ответила Катя, несмотря на то, что в ее реальности было шесть часов утра – время, не совсем подходящее для пробуждения с хорошим настроением.

– Да уж, добрее и представить сложно, – продолжал занудничать Ник. – Чего тебе не спится?

– У меня накопилось слишком много вопросов к тебе.

– А я уж подумал, что ты соскучилась…

– Ты слишком высокого мнения о себе! – написала Катя, хотя ей хотелось согласиться с Ником. Но случай был совсем неподходящий.

– Я, вообще-то, про творчество говорил.

Она фыркнула, однако Нику в ответ досталось только обиженное молчание. Катя выдержала всего пару минут. Опасаясь, что за это время Ник снова уснет, она спросила:

– Я поняла, как ты узнал про руки в чернилах. Но что ты написал мне в той книге, которую я подобрала на улице?

– Возьми да прочитай. Глупо спрашивать об этом! Представь, что тебе написали письмо, а ты звонишь с вопросом, что же в том письме, которое лежит в твоем почтовом ящике.

– Книга не в почтовом ящике, а у незнакомого человека, напугавшего меня! И это по твоей вине, между прочим!

– Анатоль абсолютно безобидный! Очень добрый и доверчивый. Думаешь, обычный человек стал бы исполнять просьбу, написанную в найденной книге?

– Так это был случайный прохожий?

– Вовсе не случайный, а тщательно подобранный, – исправил Ник. – Я подумал, что поэт и безнадежный романтик не откажет в помощи передать книгу воооон той мисс Чернильные Руки. Ты бы знала, сколько времени и фантазии мне потребовалось, чтобы привлечь его внимание. На твое счастье, Анатоль принял это за игру и согласился. А ты еще нос воротишь!

– К чему столько сложностей?

– Ну ведь в блокноте ты мне не отвечала! Так что ты сама все усложнила.

– Допустим, – сдалась Катя. Бессмысленно было продолжать разговор на эту тему. Она решила попытать счастья в другом: – Я нашла твою подсказку, но ума не приложу, где должна искать этот старый томик со стихами…

– Э-э, нет, мы так с тобой не договаривались. Неужели ты считаешь, что я буду придумывать загадки, если могу просто так взять и сказать тебе все? Я лягу спать, если ты продолжишь донимать меня расспросами!

– Опять вернулся к шантажу? – Катя нахмурила брови, но это не произвело никакого эффекта на Ника, который все равно ее не видел.