– Герберт, ее тут нет. Скорее всего, ее переместили, а остался лишь след. Нам лучше уйти.

– Нет, мы должны найти ее! – не унимался я и начал звать: – Кристина! Крис!

Может услышит, подаст знак или еще что…

– Прошу тебя, успокойся, мы ее найдем, но сейчас лучше уйти. Мы продолжим завтра.

– Я не боюсь непогоды, Сильфа.

– Ты-то, может, и нет, но я не смогу сопротивляться искушению ветра, и мое присутствие на открытом месте приведет к трагическим последствиям для людей. Моя стихия взбунтуется, и я не смогу ее удержать. Знаешь, это нелегко – противиться природе, когда она зовет тебя. – проворчала элементаль.

Решив покориться разумности Сильфиды, я развернулся и с поникшим видом направился обратно. Где же она? Синклит явно здесь не причем, ее исчезновение не их рук дело. Но, тогда кто и с каким умыслом похитили? Возможно кто-то догадался раньше нас какую ценность она представляет, а если это обычный человек. Маньяк. Тут мое внимание привлекло одно дерево.

– Смотри, Силь, дерево, засохшее дерево, – вдруг увидел я указанную Дриадой примету. – Видишь, она где-то рядом! Подожди, ты слышишь?

– Нет. Что именно?

– Тихо!

Я прислушался. Шорох, едва слышимая глухая возня. Не могу понять. Шум усиливающегося ветра, перегоняющего пласты воздуха, задевающего высокие кроны деревьев, не давал расслышать четче.

– Там, в доме. Не разберу, что это.

– Может, зверь какой? – предположила Силь.

Я быстро вернулся, прошел через дыру в стене и начал осматривать помещение. Звук усиливался, и я уже различал еле слышную русскую речь:

– По-мо-ги-те, я здесь…

Слова доносились из-под пола.

– Прошу, помогите…

Я начал ногами простукивать дощатый настил. Дойдя до валявшейся в центре комнаты обветшавшей тряпки, услышал под ней пустой гул. Отбросил ветошь в сторону. Под ней оказалась деревянная крышка люка. Одним движением сорвал цепь вместе с замком и мигом спустился вниз. Глаза быстро привыкли к темноте. В углу подвала, на полу я увидел Кристину. Сжавшуюся в комок, замотанную в грязные тряпки. Девчонка дрожала, еле слышно повторяя:

– Пожалуйста, пожалуйста…

– Кристина…

Она вздрогнула, испугавшись.

– Не бойся. – Я укрыл ее своим пальто и аккуратно взял на руки.

Сверху на нас в замешательстве смотрела стихийница. Я заметил в ее глазах сострадание и сказал:

– Будет быстрее, если я перемещусь через портал. Ей срочно нужно согреться.

– Отвези ее в больницу!

– Нет, я сам! Никому не доверяю, пусть она пока будет у меня, – и скрылся за тьмой портала.

Проснулась я от резкой боли в бедре, не понимая, где нахожусь и что со мной произошло. Обрывки воспоминаний начали всплывать фрагментами. Ночь? Нет, просто темно, я в незнакомом месте. Здесь холодно и сыро, какой-то человек злится, теряя терпение… После в голове шум и вспышки света, яркие до рези в глазах. Боже… Меня похитили?

Я быстро подскакиваю, не обращая внимания на боль в ноге. Спотыкаюсь, падаю на пол, меня кто-то хватает за плечи, я начинаю вырываться и кричать, может, меня услышат и придут на помощь?

– Помогите! Нет, нет, отпустите меня! Я никому ничего не скажу! Я вас не видела! – плачу, тут же осознаю, что меня не понимают, и перехожу на английский: – Please, no!

От ужаса и боли мое сознание начинает меркнуть. В попытках держать себя в руках и не сдаваться сквозь собственный крик слышу имя. Свое имя!

– Кристина, Кристина, прекрати, все в порядке! Ты в безопасности! Слышишь меня?

Пытаюсь сообразить, где я, кто передо мной. Адреналин не дает мыслить здраво. Паника не отступает, а только усиливается, когда вижу перед собой Герберта Вуда.

– Боже, что вам от меня надо? Зачем я вам? Отпустите!

– Что ты, Кристина, я не…

Он не договаривает – я стремительно поднимаюсь, вижу дверь, бегу к ней, хватаюсь за ручку и не успеваю открыть. Мужские руки обхватывают меня сзади и крепко держат. Я ощущаю теплое дыхание возле уха и слышу его слова:

– Тише, тише, девочка, я не причиню вреда. Вспоминай! Я не обижу. Ну же!

Его тихий голос и теплота рук постепенно отодвигают ужас на задний план. Паника отступает перед здравым смыслом. Останавливаюсь, не делаю попыток снова вырваться. Мы стоим напряженно. Не сразу, но хватка на моей талии ослабевает.

– Кристина, я тебя сейчас отпущу, не нервничай, все уже позади. Ты у меня дома, в моем замке.

Я ощущаю холод со спины оттого, что меня отпустили. Медленно поворачиваюсь. На меня взволнованно смотрят глаза – черные омуты.

– Что… Что… произошло?

Слезы льются рекой. Герберт медленно и спокойно вытирает их, проводит большим пальцем по моей щеке, вызывая невольную дрожь.

– Уже все хорошо. Ты помнишь, что произошло?

Его голос звучит мягко, монотонно и я постепенно прихожу в себя, но ответить на вопрос еще нет сил.

– Пойдем, тебе нужно лежать. Рана еще не затянулись, и швы могут разойтись. Прошло совсем мало времени.

Он берет меня под локоть. Медленно подводит к кровати. Я ложусь без всяких сил к сопротивлению. Вуд накрывает меня одеялом, поправляет подушку.

У меня в голове кавардак, все перемешалось. Небольшое головокружение и тянущая боль в бедре, но я так устала, так вымотана, что не могу произнести больше ни слова. Согреваюсь, укутавшись в теплое и нежное одеяло, мысли скачут от подвала, человека в капюшоне, холода и сырости к красивым черным глазам и слегка грубым рукам. Меня убаюкивает голос Вуда, и с каждым словом становится чуточку легче, мои мысли уже где-то далеко, тело расслабляется, и я уплываю в сон.

Мне снится бабушка, любимая бабушка. Как же я по ней скучаю! В последний раз я видела ее почти год назад, когда прилетала домой прошлой весной.

Сейчас она отдыхает на срубленном стволе огромного дерева, который привез еще дед и положил у ворот перед домом. Ба говорила, что он сам обтесал и отшлифовал бревно, чтобы было удобно на нем сидеть. По вечерам там любят собираться соседи, взрослые и дети. Щелкают семечки и, конечно, перемывают кости всем, о ком вспоминают.

Бабушка смотрит на меня грустными глазами, в них читается сожаление и нежность.

– Ба, ты почему такая грустная? – спрашиваю я и обнимаю ее за хрупкие плечи. Мне хорошо рядом с ней. Она единственный родной человек, оставшийся у меня. Думая об этом, я обнимаю ее крепче.

– Прости меня, деточка. Я должна была рассказать, подготовить тебя, но у меня не хватило смелости испортить твою жизнь. Прости…

Я просыпаюсь, открываю глаза и постепенно понимаю, где нахожусь.

Комната огромных размеров, в светло-бежевых тонах. Неправильной формы. Окна от потолка до пола закрыты тяжелыми портьерами цвета молочного шоколада. Явно дорогая ткань, струясь волнами, ниспадает на светлый ковер. Сама я лежу в кровати прямо-таки принцессы. Вырезанное из дерева и покрытое лаком изголовье внушительных размеров немного пугает своими габаритами, но полупрозрачный балдахин кремового оттенка смягчает все это великолепие.

– Вот это да! – произношу еле слышно, чуть не присвистнув.

Немного осмотревшись, я села на кровати. Опустила ноги на пол, голые ступни утонули в высоком ворсе ковра. Боль в бедре отвлекла меня от продолжения осмотра царской палаты. Я склонила голову и только сейчас увидела, чтó на мне надето. Белая ночная сорочка до пола в лучших традициях XVIII века. Рюши, рюши и еще раз рюши. О боже, кто-то такое еще носит? Да что там носит, кто это сейчас шьет? Ткань приятно касается кожи… А под сорочкой я голая!

– Так, Кристина, успокойся. Ты взрослая, умная, современная девушка. – Я делаю глубокий вдох, выдох, пытаясь ни о чем не думать.

Повторившаяся боль в ноге не дает воображению разыграться. Подтянув подол, бесконечные рюши, я увидела на бедре повязку. Она пропиталась кровью, а под ней невозможно щипало. В этот момент в дверь постучали.

– Войдите, – пробормотала я хрипло и откашлялась.

Дверь отворилась, и в комнату вошел Герберт, как всегда, одетый с иголочки. Белоснежная рубашка, от которой чуть ли не исходило сияние, первые две пуговицы расстегнуты и открывают небольшую поросль темных волос на груди, классические брюки и идеально начищенные туфли известного бренда – в общем, безукоризненный вид.