Книга эта содержала в себе записи о людях, которые так или иначе способствовали изменению хода истории на Земле, и обязанностью Ютаки было тщательно отслеживать эти изменения и в случае необходимости под чутким руководством начальства аккуратно вносить корректировки. Изменения обычно отслеживались за три недели до того, как им суждено произойти в реальности. Так что Бюро располагало достаточным количеством времени, чтобы всё пребывало в равновесии.

Войдя в хранилище, стандартно проверяя недавние отчеты, он с удивлением обнаружил, что записи в Книге изменились. Вчера вечером еще все было нормально! Но каково же было его изумление, когда прямо на глазах картина будущего начала искажаться, затрагивая все больше людей и кардинально меняя ход истории. Одна маленькая запись ничего бы не решила, но когда события изменяются, да ещё с такой скоростью! Это гарантировало не просто проблемы! Это были предвестники катастрофы. Наверху всегда отыщут виновных, и мало никому не покажется. Кто-то из ангелов-корректоров за кем-то недоглядел, а прилетит ему, Ютаке! Столкновения с начальством не избежать. Тихо выругавшись про себя, он нажал кнопку служебного интеркома.

— Аой!

— Однако, Кай?

— Ты должен на это взглянуть. Срочно!

Должность Верховного, возглавляющего Бюро, занимал длинноволосый брюнет с пронизывающим тяжелым взглядом. Его мягкая полуулыбка оказывала на окружающих гипнотическое воздействие, но те, кто работал с ним давно, прекрасно знали, что появление подобного выражения на ангельски красивом лице никогда не сулило ничего приятного ни для кого… Будучи выходцем из «Носителей смерти», он обладал упрямым характером и железной волей. Имя Широямы Юу всегда произносилось со страхом и трепетом. Аой, что означало цветок мальвы, не имел ничего общего с этим дивным растением, но, тем не менее, прозвище ему подходило. Грозный и непредсказуемый, жесткий, но справедливый руководитель, он умудрился внушить священный ужас очень многим даже далеко за пределами своего Бюро.

— Что у нас? — не здороваясь, спросил он, зайдя в хранилище.

— Посмотри сюда… записи меняются. За последние полчаса это уже третье изменение.

— Твою ж мать!! Далее… Нет, ну это открытие подтверждалось еще неделю назад! Где оно?! Чёрт! А это еще что? Что за люди? Автокатастрофа. Что за хрень такая, Юта?

— Не моя компетенция, ты же знаешь. Разбирайтесь сами.

Верховный вздохнул, смерив худую фигуру неоднозначным взглядом.

— А жаль.

— Прекрати, Юу. Твоё слово?

— Ну и задачка! Нужно срочно остановить это.… Между нами, даю тебе полномочия на обнуление. Займись лично. Но не сейчас. Для начала выясним, кто накосячил. Ну, что? Свистать всех наверх? Повеселимся, однако! — несмотря на последнее заявление, в голосе Верховного радости не наблюдалось.

Хранитель взглянул на шефа, лицо которого мрачнело с каждой секундой, и нажал на интерком.

— Общее собрание, десять минут…

— Юта, — взгляд шефа стал непроницаемым, — при любом раскладе эта история не должна выйти за пределы Бюро.

— Как всегда, — Ютака поднял на Юу встревоженное лицо. Шоколадные глаза смотрели с упреком.

— Кай… — Аой почувствовал себя виноватым.

— Не нужно, Юу.

***

Несколькими днями ранее.

— Аой, — тихая просьба, но эти слова не возымели должного воздействия. — Ну, двигайся, Юу! Я не могу больше… — мучительный стон.

— Терпи, — хриплый выдох в шею, — мы ведь не спешим, — и Верховный внимательно оглядел разметавшегося под ним любовника. Чуть рыжеватые растрепанные волосы, раскрытые в истоме губы, тело, отзывчивое, требовательное. Длинные ноги, обхватившие его бедра и сдавившие чуть сильнее, чем обычно, в надежде получить то самое, с чем Аой и так тянул слишком долго.

— Мне умолять тебя?

Ах, какой взгляд! Нельзя отказать ему, невозможно бороться. Эти глаза заводили с пол-оборота, заставляя утопать в пороке и похоти. Не надо ни слов, ни касаний, чтобы заставить его забыть обо всем, стоило только увидеть, как этот развратник смотрит на тебя.

— Шлюха ты! Девка продажная! Всегда был таким, — размеренные фрикции, вызывающие еще большее нетерпение и тяжесть в паху. — Умоляй…

— Твой член во мне, Юу… Тебе этого мало?

— Заткнись! — Аой начинал злиться, черная ревность пробивала себе дорогу на свет, горьким ядом просачиваясь наружу, несмотря на все попытки заглушить и спрятать её. — А его ты тоже торопишь? — Грубый толчок в разгоряченное тело вызвал очередной развратный стон.

— Не всегда… Он знает, чего я… — рваный вздох, и снова резкие проникновения в узкую плоть, до упора, ещё глубже, жесткие, упоительные, заставляющие потерять реальность. — Чёрт, да! — Ему нравилось, когда Аой злился, возбуждало, когда тот срывался и становился грубым.

— Ненавижу… Сучка!

— Юу, это невыносимо….

— Что?.. Ну, что?! — задыхающийся шёпот и болезненный укус в шею.

— Пожалуйста…

Аой категорически не позволял любовнику прикасаться к самому себе. Пусть изнывает и мучается, ну, до определенного момента. Ему так нравилось наблюдать за этими муками сладострастия. Очень заводило, когда парень не справлялся с болезненным ожиданием, а Юу не любил торопиться. Ладонь, наконец, накрыла возбужденную плоть любовника, так жаждущую разрядки, вырывая из груди благодарный всхлип. В этот раз его заставили ждать слишком долго.

— Я твой, Юу… — очень тихо. — Мне не важен никто другой…

— Тогда почему ты трахаешься с ним? — брюнет почувствовал, что теряет контроль.

— Почему… — эхом повторяет Уруха почти на пике, на грани безумия, как будто со стороны наблюдая, как красивая рука скользит и слишком умело сжимает его член. — Я… — Тело выгибается, лодыжки вдруг на миг, тисками, до боли стискивают бедра. Как в замедленной съёмке, голова отклоняется назад, губы судорожно ловят губы, руки не размыкают объятий, нечто наполняет до краёв….

— Почему… — скорей утверждение, чем вопрос… — ускоряющееся движение, забытое время…

В такие моменты признания сами вырываются наружу.

— Люблю тебя, — белесая влага выплескивается в чужую ладонь, пачкая живот…

Отдаленный пульсирующий гул, туман перед глазами, удовольствие ослепило, болезненными вспышками сотрясая тело.

— А его… ты… — слова эхом растворяются в сознании. Мышцы сокращаются, сдавливая так, что перехватывает дыхание. Эйфория накатывает горячим потоком. Аой стонет, отворачивая лицо.

— Нет… Юу… смотри на меня!

Он снова не может отказать. Эти бесстыжие глаза знают правду, заставляют открываться. Тело пульсирует оргазмом, и желтый взгляд порочного ангела разделяет чужое удовольствие, побуждая захлебнуться вскриком…

— Кою, — руки в безнадежности притягивают любовника к себе. Сейчас он принадлежит только ему. Горячие поцелуи в изнеможении касаются губ, шеи, ключиц. Тело подаётся, идет навстречу, позволяя обладать, принимая его семя…

Уруха. Такашима Кою. Ангел-корректор. Единственная слабость Верховного. То, что было дорого Мальве, чего он всегда хотел и не мог добиться полностью. Тот, от которого Юу потерял голову. Секунды, минуты… сейчас он был рядом, но в тоже время такой далёкий… Аой прикрыл глаза.

— Ты, — тёплые ладони развернули к себе упрямое лицо, — первый оставишь меня, как только поймешь, что добиваться нечего! Не так ли? Тебя заводит, что я не только твой, Юу. Поэтому ты так хочешь меня. Взять то, что тебе не принадлежит. У вас у всех это в крови… Шинигами, несущие смерть. Такова ваша природа. И ты не исключение.

— Наивный!

— Но не глупый, — Кою привычным жестом убрал за ухо непослушную прядь.

— Ты чувствуешь нашу связь, но противоречишь сам себе… Тебе единственному видны нити судьбы среди Высших… А может, просто я не все знаю, Уруха?

— Чего ты не знаешь? Что мы все трое связаны, и я не брошу Кая? Смирись уже с этим.

— Не смей мне указывать! — Острое лезвие замысловатого клинка, возникшего из ниоткуда, остановилось в опасной близости от бледной шеи ангела. В проявлениях ярости Верховный был непредсказуем. Тяжелый дикий взгляд прожигал насквозь. — Сдохнешь прямо тут, уже навсегда, — прошипел он.