Георг Ли
Плохиш
1.
Пейзаж за окном вообще не радовал своим великолепием. Легкий снежок, начавшийся с самого утра, уже давно превратился в настоящую метель. Ветер завывал в проводах, проникал в микроскопические щели в оконной раме, хотя и окна здесь стояли современные, металлопластиковые. Однако толку от этого было совсем немного. Сквозняк все равно борзо гонял по палате. Хорошо хоть отопление работало исправно, поэтому жарило здесь не по-детски. Так что ветерок привносил элемент свежести в этот тухлый антураж.
Хоть палата и была платной, но особо ничем не отличалась от остальных. Единственное отличие – я был здесь один. Конечно, одиночество – лучшее лекарство для меня. Особенно в моем положении.
После того, как этот придурок отделал меня, я каждый день вынашивал план мести. Простить, понять и отпустить – точно не про меня. Но даже мои якобы друзья лоханулись: мелкий сучонок подготовился к встрече, и вместо ненавистного Максима, прибыло еще двое бугаев. Все из нашего универа, козлы. Ничего нельзя доверить.
Короче, я остался один. Совсем. Родители могли бы, наверное, меня поддержать, но для них я тоже ненужная вещь. Витя… Витя меня кинул. Вот уж не ожидал, что этот парень сможет вот так со мной поступить. А я ведь его любил. Или не любил? Может, это было обычным желанием потрахаться, не больше?
Нет, это было не так, я это точно знал. Но не любил, в этом тоже я был уверен. Это была привязанность, самая жуткая из форм отношений. Я держался за него, как за спасительную соломинку, в надежде, что он сможет вытащить меня из всего этого дерьма в моей жизни. Но он не смог, не захотел. У меня вырвали Витю, вырвали с кровью. Надо было сразу отпустить, однако я вцепился в него зубами.
Сколько же я всего натворил! Идиот высшего уровня! Поэтому сейчас я понимал, что все я получил заслуженно. Я заслужил все те удары, все переломанные кости, все разрывы и ушибы. И это одиночество я тоже заслужил.
Да, одиночество для меня – идеальный вариант. никому не причиню вреда, никому не сделаю больно. И мне никто не сможет сделать. Ни физически, ни морально. По-хорошему, надо бы уехать. Куда – не особо важно. Стоит попробовать.
В больнице мне еще валяться недели две. Хоть врачи и говорят, что кости срастаются хорошо, да и общее состояние более чем стабильное, но все еще пристально наблюдали за мной. В частности, за моим психическим состоянием. Они были уверены, что я что-нибудь с собой сделаю, их беспокоило мое эмоциональное состояние. Вот только, по всей видимости, я один был уверен, что ничего с собой не сделаю. Я не трус.
Визиты психолога меня уже не напрягали, а вот мои односложные ответы и полное нежелание копаться в собственных мозгах сильно напрягало милого старичка в круглых больших очках на пол лица. Я его прекрасно понимал, сам бы прибил такого “словоохотливого” пациента. Но облегчать ему работы не собирался. Я просто хотел, чтобы меня оставили в покое и не трогали, хотя бы до выписки. Разве я слишком много прошу?
Но, видимо, я натворил в своей жизни слишком много дерьма, раз мои молитвы никем не были услышаны.
Среди ночи меня разбудил скрип открывающейся двери в палату. Я мгновенно открыл глаза, весь подобрался, насколько позволяло мне мое положение. Мало ли что, вдруг меня настигла кара за все прегрешения и за мной уже пришли? Надо быть готовым к любому повороту событий.
Но этими ночными посетителями были врачи. Я удивился их столь позднему визиту, да еще и каталку зачем-то тащили в палату.
Свет включился, и я зажмурился. Распахнул глаза и увидел, что санитары под руководством врача обустраивали новое койко-место в моей палате. В платной, одиночной палате.
– А, Александр, вы проснулись – Сергей Николаевич, мой лечащий врач, устало вздохнул, протер очки полой больничного халата и вновь водрузил их на нос. – Простите. Экстренная ситуация.
– У меня разве не одиночная палата? – удивленно изогнул бровь.
– Уже нет. На неделю к вам переезжает вот этот молодой человек.
– Я вроде вас просил…
– Послушайте, Саша. Я прекрасно помню, о чем вы просили. Однако есть такие обстоятельства, которые никак не изменить, их можно только принять. В вашем случае – соседство с этим пареньком.
– Я не понимаю…
– И не понимайте. Я вам сочувствую, но больше ничем помочь не могу. Пациент будет всю неделю в этой палате. Спокойной ночи.
Свет погас, врачи и санитары покинули палату. Ну прелесть просто! Только надеялся привыкнуть к одиночеству, разобраться со своей жизнью, как мне подкинули новое испытание.
Я покосился на нового соседа. В темноте особо не разглядишь, но ночь была лунная, а из-за выпавшего снега очень светлая. Но этого не ахти какого освещения было достаточно, чтобы рассмотреть парня. Худой, какой-то даже слишком худой, впалые щеки, острые скулы, тонкая шея, костлявые плечи и руки, больше похожие на ветки. Парень мирно спал, видимо, еще не отошел от наркоза. В общем, ничего интересного.
Я тяжело вздохнул и поморщился: сломанные ребра не давали мне спокойно жить. Ладно, переживем и это. Потерпеть неделю, а потом снова останусь один. Надеюсь, мой новоприобретенный сосед не будет излишне приставучим и к нему не будут ходить толпы друзей. Мое терпение тоже ведь не безгранично. Именно с такими мыслями я провалился в глубокий сон.
Утро ворвалось в мое сознание уже привычными больничными звуками, наполняющими коридоры. Обходы, операции, осмотры, крикливые пациенты, не менее крикливые медсестры – все это уже стало каким-то родным и знакомым.
Теперь, при утреннем свете, я мог более детально разглядеть своего нового соседа. Оказалось, что он не костлявый, а просто стройный. Да, возможно, излишне худой, но не анорексик. И руки у него вполне нормальные, даже крепкие, я бы сказал. Конечно, не помешало бы ему немного поднабрать, но это дело такое, наживное. А в целом, очень даже симпатичный парень. Наверное, даже поинтереснее Витьки будет.
Воспоминание о Вите разрядом прошлось по моему телу. Не так -то просто забыть человека, который почти два года был твоим единственным. И ведь я ему не изменял ни разу. Был верным как пёс. Готов был ради него на всё. Я ведь видел, что он меня не любит, но всё равно забивал на это. Мне хотелось быть с ним, чертовски хотелось.
Сейчас у меня было время всё обдумать и понять, что это он меня использовал, а не я его. Наверное, если бы его этот друг не заявился, у нас, возможно, и сложилось бы что-то большее. Возможно, со временем, он бы смог меня полюбить.
Я тяжело вздохнул и поморщился. Рёбра, чтобы их… На соседней кровати заметил шевеление и лёгкий стон: новоявленный сосед понемногу отходил от наркоза.
–Где я?
Хриплый, надломленный голос заставил меня вздрогнуть. Мурашки волной прокатились от затылка до пальцев на ногах и вернулись обратно, заставив сердце забиться в учащенном ритме. Чего это меня торкнуло?
–В раю, – также хрипло ответил я. – Я апостол Пётр, приятно познакомиться.
Не знаю почему, но мне хотелось шутить. Хотя шутки – это вообще не мой конёк. Я вообще весьма не весёлый человек, больше хмурый и грубый.
–Я умер, да?
Голос был таким сломанным, что казалось, паренёк вот-вот расплачется. Мне стало его жаль, чего-то в шутки мне не получилось зайти.
– Да шучу я. В больнице ты.
– А ты кто?
– Человек. Сосед твой по палате.
– Ааа…
И сосед снова провалился в сон. Содержательный разговор, ничего не скажешь. Хотя это был мой первый разговор с человеком не из больничного персонала за целый месяц. Уже разнообразие, социализация. Всё как и хотел психолог.
Я вновь повернулся к соседу. Симпатичный парень, однозначно. Только какой-то он потерянный, что ли. Хоть он и спит, но даже во сне лицо его напряжено. Видно, что-то его беспокоит настолько сильно, что даже в забвении не может расслабиться. Бедняга.