– Это ещё какие? – нервно не сдержался Аидыч, держа под контролем ближе к нему стоящего типа точно другой человеческой конфигурации. Он вроде с виду мужского пола, но это не так, как внутренне чувствует Аидыча, обнаруживая в нём и его поведении противопоставления всему тому, что Аидыч считал за мужское. – Да на хрен кто он такой?!
– Ваш костюм. – Удручающе так посмотрела на Аидыча Вишенка и с той же выразительностью это сказала. А Аидыч понять не может, что с его костюмом не так. – Да ему сносу нет. – Пока что про себя возмущается Аидыч. – Я из него уже лет семь не вылезаю. В нём можно и в футбол играть и в гости к кому-нибудь за полночь нагрянуть. Везде он будет к месту.
– Что не так с моим костюмом? – задаётся вопросом Аидыч, подтягивая свои трикотажные штаны, только слегка вытянувшиеся в коленках.
Ну а Вишенка, видя, как Аидыч дорожит своим спортивным костюмом, дипломатично подходит к решению вопроса с костюмом. – Он не походит под стоящие перед нами задачи. – Говорит Вишенка.
– Поясни. – Следует ответ Аидыча, до конца не сдающегося.
– Он не отражает философскую природу представляемого вами человека. – Пускается в пояснения Вишенка. – Ваш костюм, как бы это сказать, уже определился и стоит на одной идеологической платформе – не быть притязательным к окружающему, быть с ним ближе и принимать мир такой какой он есть.
– Разве это плохо? – задаётся вопросом Аидыч, видно так и не уразумев, что есть по своей сути философ. Что ему сейчас и объяснит Вишенка.
– Это не по-философски. – Говорит Вишенка. – Человек с философским взглядом на мир всегда по отношению к нему критичен и неустойчив на одной мысли. Для него мир вокруг не статичен, а он находится в концептах идей, в конструкторских разработках. – И, хотя Вишенка была сейчас не проста на слова, Аидыч её понял. Что он и сказал.
– Я тебя понял. – Так и говорит Аидыч, переводя свой взгляд на типа, стоящего за спиной Вишенки. – Я с философской невозмутимостью посмотрю на всё это, – кивая на всё того же типа, говорит Аидыч, – и на то, во что вы меня преобразуете.
– Вот и ладно. – Удовлетворённо реагирует на слова Аидыча Вишенка, вслед за ним переводя всё своё внимание на всего лишь концептуального двигателя торговой индустрии, простыми словами не сказать, не обидев его, так что ими говорить не будем, а вслед за Вишенкой, всё же не предавшей своё природное я и не отклонившейся в иные сферы своего осознания, мы выберем нечто среднее, раз язык не поворачивается выговорить всё то, что и с чем он гламургеновый тип себя позиционирует – Велианджело-Пиеро, вот какая бл* и блиевотина.
– Велианджело-Пиеро, – обращается к этому типу Вишенка, – у вас уже наметилось, что нам предложить?
А по этой паскудной физиономии Велианджело-Пиеро, как бы на неё не было противно и искушаемо кулакам смотреть Аидычу, сразу было видно, что она, бл*ь, такая, для себя не только чего-то паскудного наметила насчёт него, Аидыча, а она его всего приценила, – тьфу, какой неприиятний типаж маскулистности, бе, – проанализировала, – такого только в переработку, – и что тут поделать, раз яво так просят и корпоративные правила здесь такие – клиент имеет право первого слова, то он так уж и быть обслужит энтого клиента. Но за конечный результат он не питает иллюзий и не ручается.
– Только Бруно Банани может спасти вас. – Писклявым голосом делает это заявление этот гнусный тип, Велианджело-Пиеро. Кого Аидыч понимать итак не собирался и с чего бы. И это ещё не значит, что он собирался терпеть с его стороны этот писклявый голос, в его сторону какую-то там претензию выражающий.
– Это как ещё понять, спасти? – с нескрываемой агрессией задался вопросом Аидыч, заставляя Вишенку загородить собой побледневшего Велианджело-Пиеро.
Здесь Аидыч хотел было довести до сведения этого Велианджело-Пиеро, что прятаться за баб это, конечно, для него нормально, но это её (Пиеро) всё равно не спасёт от его кулака возмездия. Но эта Вишенка, с такой требовательностью к его дисциплине на Аидыча посмотрела, что он решил сдержаться и не называть Вишенку бабой пока что. Вот лет эдак через адцать, если Вишенка найдёт себя в мучном и сладком, то это за всегда можно.
А этот Велианджело-Пиеро, почувствовав себя в относительной безопасности, сразу расправил крылья, да и посмел Аидычу громко и дерзко ответить. – От вашей грубой культуры себя.
На что Аидыч уже точно хотел не сдержаться, но опять эта Вишенка перебила его на полуслове.
– Тогда может не будем тратить время на не нужные споры, а пройдём в примерочную с вашими предложениями. – Предлагает Вишенка, и с этим вроде как все соглашаются, выдвигаясь в сторону примерочной. Где уже самому Аидычу приходиться брать себя и эти вещи в свои руки, затем горя от стыда при виде всего того, во что его тут решили рядить.
Ну а во что Аидыча тут рядили по его же словам, а по мнению всё того же паскудного Велианджело-Пиеро, чьё мнение постольку-поскольку будет учитываться только Вишенкой, а Аидыч его не в счёт не ставит хотя бы потому, что он этого Велианджело-Пиеро хрен за кого считает, а тот ему платит той же монетой, как лицо заинтересованное в том, чтобы поднять Аидыча на смех или на крайний случай, его унизить, такую гнусность подкладывая ему в место нормальной одежды, то это пояснялось эмоциональными выкриками Аидыча, глазам своим не верящий и сейчас в создателя не верующий при виде всего того, что он видел теперя в зеркало. – Убью я когда-нибудь этого реформатора одежды! – каждый раз такое в себе прорабатывал и проговаривал Аидыч, берясь за новый принесённый костюм.
– Да они что, вообще охренели! – ничего кроме насмехательства над собой понять не может Аидыч, глядя на эту странную композицию себя в зеркало. А вот заглянувшей в примерочную Вишенке, всё же слегка испугавшейся за Аидыча, так не воздержанно отреагировавшего на себя по новому приодетого, не всё так удручающе виделось.
– А по мне так не плохо. – Однозначно чтобы поддержать Аидыча, вот так смазывает острые углы Вишенка. И оттого Аидыч не так с ней груб, с недоверием спрашивая. – Ты так думаешь?
После же того, как Вишенка это подтверждает, они в общем, приходят к решению другой костюм примерить Аидычу.
– А ну на хрен. – И опять точно такая же реакция со стороны Аидыча на это нечто новое на себе. Правда на этот раз он тихо так охеревает. Что позволяет ему без вмешательства Вишенки отложить этот костюм и сменить его на другой, всё равно такой же дурной и нелепый, хотя не настолько, что тебе так и хочется набить морду тому типу в зеркало, кто на тебя так дерзко и противно в него смотрит.
А так как Аидыч уже столько времени не проявляет своего раздражения, то Вишенка, запаниковав немного в его сторону, с той же бесцеремонностью заглядывает в примерочную, и вау, отпад. – Это то, что нам нужно. – Говорит Вишенка, и на этом выбор костюма закончен, как думал Аидыч, собравшийся было его снимать. Но у Вишенки на этот счёт были другие планы.
– Вы что собрались делать? – вдруг вопрошает Вишенка, глядя на то, как Аидыч собрался расстёгивать пиджак.
– Снять его, а что же ещё. – Ничего не поймёт Аидыч.
– Нет, так не пойдёт. – Говорит Вишенка. – Вы должны в нём выйти и оценится людьми со стороны.
– Этим Велианджело, что ли? – раздражённо вопрошает Аидыч.
– Именно им. – Заявляет Вишенка. А Аидыч посмотрел за спину Вишенки, и что за удивительная трансформация его лица, он как будто испугался. В чём он никогда не признается, но признаки для такого его понимания все есть. – В этом костюме? – вопрошает Вишенку Аидыч, раскрывая перед Вишенкой свои неизвестные области я.
– Придётся. – Понимающе говорит Вишенка.
– Ну если надо, так надо. – Обречённо говорит Аидыч, глядя на Вишенку. Вишенка же выдержала небольшую паузу и отошла в сторону, чтобы освободить проход для выхода Аидыча. Ну а Аидыч сплюнул, да и выдвинулся на выход из примерочной. Правда ему по своему выходу представилось, что он вышел из-за кулис на арену цирка, где он с непривычки не сразу смог отчётливо увидеть окружающую его обстановку и зрителей. И только тогда, когда со стороны зрителей донеслось своё «брависсимо», Аидыч немного с ориентировался в пространстве. Но и только. А вот как ему отнестись к этому «Брависсимо» восторженного зрителя Велианджело-Пиеро, не скрывающего совершенно никак того, что он крайне удивлён тому, что у него всё-таки вышло и сумелось в человека переделать то, что и человеком назвать не поворачивалось назвать, то Аидыч лучше не будет никак относиться. И всем будет от этого лучше.
