А она? Что могло привлечь её в мужчине сорока годами старше? Многое. Она была помешана на своих детях и их будущем. От родного отца девочкам ничего ждать не приходилось, а такой отчим, как Бонье, открывал перед ними невиданные, захватывающие дух перспективы! Можно поселиться в его великолепном доме, детей устроить в престижную школу в самом Петербурге, возить их туда на такси, как это делают все окрестные богачи. А там другой круг общения, и лет через десять – женихи из хороших семей. Если б удалось женить на себе Бонье, забрать детей у маргинала-отца, заставить нового мужа удочерить их, то потом можно попытаться претендовать на французское гражданство, или, по крайней мере, на вид на жительство. А это уже Европа, другая жизнь, облака!

И чтоб получить всю эту сказку нужно лишь обеспечить бесперебойный доступ к своему телу и время от времени изображать полученное удовольствие. Только-то! Да так каждая вторая женщина живёт!

«Да, – кивнул сам себе Макс, – Всё это похоже на правду. Но где они сблизились? – спросил себя Макс и сам же и ответил, – В «Голубятне», вот где!»

…Несколько лет назад дом, располагающийся как раз напротив виллы Бонье, купили два открытых гея. Поначалу нетрадиционная чета вызвала у местных оторопь и шок. Молодёжь хихикала, старики, проходя мимо поганого дома, яростно плевались и грозили окнам кулаком, хотя внешне эти двое приезжих мужчин за тридцать ничем не отличались от своих соседей-натуралов. Они звали друг друга Серж и Анатоль, но на этом их необыкновенность и заканчивалась, в остальном же это были простые русские мужики, перво-наперво построившие себе баню, где нещадно хлестались берёзовыми вениками, а потом, на широкой террасе, тянули ледяное пиво и жмурились. Зарабатывали они себе на жизнь по-разному: Анатоль в дизайне интерьеров, где был весьма востребован, а Серж покупал битые машины, пригонял в свою огромную мастерскую с ямой, на заднем дворе, делал из них почти новые с малым пробегом, потом переправлял в Среднюю Азию, и тоже, отнюдь, не бедствовал.

Мужчины любили посмотреть футбол в местном баре, набрать по осени грибов, закинуть удочку и хлопнуть водочки под студень. А ещё Анатоль давал уроки живописи всем желающим местным детям, делал он это сугубо на общественных началах и даже материалы покупал на свои собственные деньги.

Ни шатко, ни валко, но неотвратимо, жители посёлка приняли необычную парочку в свои ряды. Первой в Березени отдала на рисование своих детей Татьяна.

– Ты в своём уме? – набравшись смелости перечить, говорил Илья, – Не будет на это моего согласия!

– Больно нужно! – фыркнула Татьяна.

– Танечка, ну послушай! – зашёл с другого бока муж, – Чему они могут детей научить? Голубцы!

– Захлопнись, лапоть! – разозлилась Татьяна, Илья попятился, – Они – геи. Люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Ясно тебе, быдло пещерное?

– Хватит! – вдруг высоко пискнул Илья, – Хватит меня унижать!

Татьяна удивлённо выгнула брови, усмехнулась:

– Тебя ни унизить, ни оскорбить нельзя, Илюша. Я чаю, в тебе вдруг отцовская забота проснулась, с чего бы это? Не похмелился что ли ещё? – она вздохнула, – Ты девчатам будешь в городе занятия оплачивать? Нет? Вот и молчи. Я на первых уроках там сама сидела, а теперь уже больше пятнадцати ребятишек у Толика занимаются. Ты что же думаешь, они с Серёгой при детях совокупляться, что ли начнут?!

– Может и начнут!

– Идиот, – спокойно констатировала жена.

Бонье, человек европейского воспитания и широких взглядов, первым познакомился с новыми соседями напротив – прошёл в калитку, старомодно поклонился, представился:

– Владимир Бонье.

– Анатоль.

– Серж.

– О, – улыбнулся Бонье, – Моего отца звали Серж! Он потомок русских эмигрантов, француз наполовину. Мать русская.

– А я Сергей Владимирович, – удивлённо сказал Серж, – Даже странно…

Бонье пожал плечами:

– Что же странного? Прекрасные русские имена!

Они очень быстро подружились и стали ходить друг к другу по-приятельски. Анатоль с Сержем держали, что называется, «открытый дом», радушно принимали и угощали соседей, и Макс был там нередким гостем.

Мужчины были очень довольны тем, что им удалось влиться в общину, а на то, что односельчане их дом за глаза звали «Старой Голубятней» смотрели философски и со снисходительной улыбкой.

«Да, – сказал себе Макс, – Бонье с Татьяной могли познакомиться в Голубятне. Заинтересовались друг другом, понравились. Всё просто и обычно. Одиночество».

Макс смотрел на Алекс. Она перевернулась на бок, футболка натянулась и ещё больше открыла грудь.

Макс в отчаянии тряхнул головой. «Нужно уходить отсюда…»

Он встал, снял с кресла плед, подошёл к дивану, осторожно накрыл спящую женщину. Она улыбнулась во сне. Он постоял с минуту, глядя на неё, и пошёл к себе в комнату.

Макс отворил калитку. На широком крыльце его дома сидели рядом собака и кот. Бом радостно взвизгнул, завилял хвостом, подбежал к Максу, принялся бодать его ноги. Макс присел, стал гладить пса, тот весь извертелся от счастья. Викинг с минуту равнодушно наблюдал за ними единственным глазом, потом зевнул, потянулся и скрутился в плетёном кресле в уютный клубок.

Из открытого окна кухни доносились голоса, смех, Макс пошёл в дом, Бомка суетился рядом. В кухне Макс остановился в дверях. Лёня с Алекс не видели его, все поглощённые стряпнёй. Лёня сидел в своём кресле возле плиты и поочерёдно что-то помешивал то в большой сковородке с высокими краями, то в эмалированной кастрюльке. В кухне стоял дым коромыслом.

Алекс мелко нарезала какие-то травы, потом взяла тёрку, сыр, и тут заметила Макса.

– Ты вернулся, – улыбнулась она, Макс тоже заулыбался, закивал.

– Что это вы такое делаете?

– Ужин готовим, – она быстро тёрла сыр.

Макс смотрел на неё. День сегодня выдался очень тёплым, почти летним, на ней была майка на тонких бретельках и шорты до колен, вместо фартука она обвязалась вафельным полотенцем. Волосы у неё были убраны наверх, несколько непослушных прядей выбились, прилипли к мокрому лбу, на носу блестели мелкие капельки пота.

Лёня, весь разопревший, продолжал что-то сосредоточенно вымешивать.

– Сегодня итальянский ужин, пап, – не глядя на отца, сказал мальчик, – Мы сами макароны делали.

– Да ну!

Сын кивнул:

– Алекс живые итальянцы учили всем этим хитростям.

– Настоящие, – поправил его Макс и посмотрел на Алекс, она улыбалась.

– Папа, оказывается, Алекс видела всамделишный торнадо и сверхъячейку! – гордо сказал сын и заглянул в сковородку, – По-моему, готово, он стал густым…

Макс вытянул шею – в сковороде булькало тёмно-бордовое душистое варево. Подошла Алекс, зачерпнула ложкой соус, подула, попробовала. Потом она слила домашнюю лапшу, хорошенько потрясла, опрокинула содержимое кастрюли в сковородку, вытерла пот со лба, посмотрела на Макса:

– Может быть, на террасе сядем?

Они ели пасту и запивали её купленным Алекс в деревенской лавке, красным вином. Лёня потребовал для себя бокал, Макс пытался запугивать его больной печенью и лишением себя родительских прав. Мальчик стоял на своём. Максу пришлось сдаться. Он сходил в дом за маленьким фужерчиком, плеснул в него столовую ложку вина, протянул сыну. Лёня попробовал, чуть поморщился, потом серьёзно сказал:

– Хорошее вино.

Алекс и Макс переглянулись и покатились со смеху.

– Очень вкусно, – с удовольствием жуя, говорил Макс.

– Могло бы быть и лучше, если б в здешнем магазине был настоящий Пармезан. Но я рада, что тебе нравится. Добавки?

Отец с сыном дружно протянули ей пустые тарелки, Алекс рассмеялась.

После ужина они сидели на террасе и разговаривали.

– Сверхъячейка – это что такое?

Алекс открыла, было, рот, но Лёня её опередил:

– Это такое страшное грозовое облако, его ещё иногда сравнивают с коровьем выменем, но мне оно больше напоминает осиное гнездо! Она его несколько раз рисовала! Да?