…Алекс решила сменить тему:
– А как Вы из спасателя превратились в заводчика?
– Это жена, не я. Она решила попробовать, у меня была небольшая сумма для начала, а у неё опыт – её отец держал породистых охотничьих собак. Дело пошло. А после её смерти я, в первое время, по инерции занимался – не выкинешь же их на улицу, в самом деле, а потом втянулся, со службы уволился, и не жалею. Я вижу, что вы стесняетесь спросить, про то, что с ней случилось. Она не справилась с управлением, слетела с трассы, врезалась в дерево и погибла на месте. Лёнька отделался переломами обеих ног. Вот так.
…Почему она села за руль после выпивки, да ещё с ребёнком, Макс, сколько ни ломал голову, понять так и не сумел. Последнее время он замечал, что она стала чаще ездить в город, иногда поздно возвращалась, от неё пахло вином, но она всегда брала такси. Юля говорила, что встречается там с подругами, что засиделась в деревне, а ведь женщине иногда хочется надеть красивое платье, туфли, надушиться духами… Макс не спорил, соглашался. В посёлке она тоже нередко ходила по гостям и возвращалась навеселе, но всё в меру, всё контролируемо…
В тот страшный день она возила Лёню в город, дважды в неделю он занимался подготовкой к школе. После занятий в кружке был детский праздник. Юля отдала ребёнка педагогам, через несколько часов забрала, никто ничего не заметил, и, будь она действительно пьяной, ребёнка ей никто бы не отдал, в этом не было сомнений. Кто-то из родителей потом говорил, что в её машине сидел мужчина, кто-то – женщина, две мамочки поклялись, что Форд был совершенно пустым, без пассажиров. Лёня ничего не помнил – он набегался на празднике, Юля посадила его в кресло позади себя и он сразу уснул. Долгое время спустя он сказал отцу, что по дороге к ним в машину залетел эльф и угостил его конфетой. Макс решил, что мальчику это приснилось.
После трагедии к ним в деревню приехала мать Макса с Анечкой, чтоб поддержать сына и восстанавливающегося внука. Невиданная чуткость, которую, как подозревал Макс, мать, скорее всего, проявила по настоянию Роберто. Макс был рад этому визиту – опустошённый горем, он мог лишь лежать на диване в гостиной и смотреть в потолок, а мать хорошо ухаживала за домом и приглядывала за остальным хозяйством, а сестра Аня, ровесница Лёни, с утра до вечера развлекала загипсованного племянника. Мать, так же как и Макс, в детстве и юности проводившая каждое лето в этих местах, знала в деревне всех и каждого, и быстро нашла Максу помощников на первое время и на псарню, и по дому.
Через сорок дней, вечером, перед отъездом матери, Макс сидел на террасе и нехотя тянул пиво, не чувствуя вкуса, не слыша птиц, не замечая розовый закат. Из дома вышла мать, села рядом, налила себе тоже полстакана, отпила.
– Сынок… Сороковины прошли, нужно разобрать Юличкины вещи.
– Зачем? – Макс непонимающе на неё смотрел.
Мать вздохнула:
– Всё равно придётся, Паша. Мы завтра уезжаем и я подумала, что тебе это будет тяжело… Хочешь, я сделаю?
– Нет, – Макс помотал головой, – Я сам.
И до утра перебирал её одежду. «В этом платье в прошлом году ездили на Метеоре в Петергоф…» «Это в ресторане на нашу годовщину…» «Сарафан из Милана. Так ей понравился, а я сказал, что он не стоит таких денег…»
Сердце рвалось, к горлу то и дело подкатывал железный ком, у глаз кипели слёзы… Расстаться с её вещами Макс не мог, и решил, что просто сложит их все в два чемодана и уберёт в кладовку.
Он достал Юлин бордовый чемодан, там лежала её зимняя куртка. Он вытащил куртку, положил на дно два тонких шифоновых платья, едва сдерживая рыдания, погладил их руками, почувствовал странную неровность поверхности… Макс убрал платья, внимательно оглядел дно – ткань обивки была разрезана и потом сшита через край на скорую руку. Макс рванул нитку, освободив одним махом весь шов. На дне лежали обычные школьные тетради – Юлины дневники за несколько лет, первый ещё досвадебный. Она писала раз в два-три месяца, аккуратно, дотошно описывая события, происходящие с нею за это время, потом она укладывала тетрадь на дно чемодана и зашивала свой тайник…
Юля была несчастлива всю их семейную жизнь и изменяла ему ещё до свадьбы. Собственно их никогда и не было двоих в этой семейной жизни, в постели. На момент их с Максом знакомства у неё было ещё два потенциальных жениха на рассмотрении, и ещё был ОН, любовь и боль всей её жизни…
С двумя другими «женихами» она тоже переспала, потом, очень разумно рассуждая, обстоятельно сравнила их на страницах своего дневника и выбрала Макса.
Макс, весь белый, с дрожащими пальцами и бьющимся в ушах сердцем, читал своё описание:
«Теперь Павел Максимов. Не красавец, конечно, но очень симпатичный, милый парень. Из всех троих он один мне не противен, а это важно, ведь трахаться с мужем придётся и дальше. Когда они кончают, то так тошно, того и гляди вырвет, а с ним нет, даже трогательно, он так смешно стонет… Высокий, подкачанный, тип – стопроцентный славянин. Волосы светло-русые, отросшие очень красиво лежат, борода, когда есть, тоже русая, с бородой похож на Садко. Глаза светлые, нос скульптурный, мужской, как я люблю. Хороший рот, хорошие зубы, плоский живот, опрятный, моется каждый день, пахнет хорошо. Не был женат. Детей нет. Мать заграницей – удобно, можно ездить отдыхать. Земля в ближайшем пригороде и деньги от продажи предыдущего жилья. Владелец единоличный, претендентов нет. Сделал предложение сразу, как трахнул. Влюблён. Этот вариант – ультра».
Циничная сучка с разбитым сердцем…
Юля встретила Влада Покровского, лучшего друга Макса, много лет назад, влюбилась в уже женатого мужчину страстно, без памяти, отдалась сразу, как он захотел, и спала с ним до последнего дня своей жизни. И сына она родила от любовника, а не от мужа.
С годами тон дневников изменился, суждения стали более взрослыми, умными и… более несчастными.
«Муж оказался очень удобным в быту, а как отец – выше всяких похвал. Исключительный. Если б не нужно было ложиться с ним в постель, то всё было бы просто замечательно. Если бы можно было их объединить в одного человека, и был бы днём Макс, а ночью Влад! Жалею мужа, никто ко мне так не относился, даже отец. Не хочу его обижать. Почему Влад не бросает свою ведьму? Мы столько лет с ним вместе, не может он её любить! Что его там держит?!»
Последняя тетрадь начиналась прошлым летом, на страницах тут и там попадались размытые пятна, почерк сбивался, был неровным, Макс подозревал, что жена частенько писала пьяной и, жалуясь единственному своему другу на судьбу, нередко плакала…
«Про Лёнечку я Владу не скажу. Все вокруг твердят, что мальчик похож на меня – волосы, глаза. Глупость! Как они не видят в нём красоту его отца?! Но это к лучшему, Паша не переживёт такого удара. Почему Снежана делала аборты? Он молчит, всё так странно… Если он уйдёт от этой гадины, то сына оставлю Паше, теперь я уже не смогу их разлучить, страшный грех, преступление…» и дальше совсем уже разъезжающимися во все стороны буквами: «Боженька, миленький, сотвори чудо, сделай так, чтоб мы были с ним вместе! Сил моих нет, казни египетские, умоляю, дай, дай мне Влада!»
Это были последние строки.
Макс собрал все тетрадки в стопку, отнёс в баню и сжёг там в печке. Хорошенько пошевелил пепел. Вернулся в дом, лёг в кровать и моментально уснул.
Наутро он отвёз мать с сестрой в аэропорт. Они сидели на скамейке возле терминала, Макс держал Анечку на руках, она плакала, а он целовал её и вытирал ей пальцами слёзы.
– Сыночек, ты держись тут… Что поделать? Все там будем…
Макс улыбался:
– Не беспокойся, мама, теперь я справлюсь. Вчера я собрал все её вещи, а сегодня, ещё затемно, отвёз на задний двор за магазином – может, кому понадобятся. И, знаешь, как-то отпустило.
У матери загорелись глаза, она зашептала:
– Душа её отлетела, царствие небесное! Истину в народе говорят, с сорокового дня легче сердцу делается! – она перекрестилась, потом посмотрела на часы, – Павлик, может, угостишь Анечку мороженым? Время ещё есть, и я хочу пробежать здесь по магазинам – духи, помадку новую куплю…
