Ничего не отвечал Иван Алексеевич Воронину. Да тот и сам себя вновь и вновь одёргивал: "Нет, модели плохая штука, за ними человека совсем не видно".
То, что в столовой называлось котлетой "по-киевски", котлетой назвать было нельзя. Кроме формы должно быть ещё и содержание. Да и аппетита не было. Получалось, что не "Дело Љ 249" Пётр Николаевич закрыл, а ещё одну ниточку, связывающую с прошлым, перерезал. Неприятная была "ниточка", а теперь и её нет.
Подсел молоденький следователь из уголовного отдела. Усталый, а взгляд сверкающий. Вот ему всё ясно. Пока.
- ЗдорОво! Третью ночь по малинам и притонам, а никакого толку. Представляешь, Саныч, взялся какой-то залётный совработников из евреев грабить. В одно лицо...
- Один? - Переспросил Воронин, которого в новой России знали под новым именем-отчеством и, соответственно, фамилией.
- Один, сволочь. Белобрысый и глаза зелёные. Не старый ещё, но и не пацан... Поймаю. Всё равно поймаю!
Воронин кивнул, поднимаясь из-за стола, вроде как отобедал.
Не в тёмных закоулках искать зеленоглазого следует. Нет там для него ничего интересного.
В советских ресторанах и вести себя, и кушать принято было "по-простому", барских привычек не выказывать. Воронин, остановившись в дверях, внимательно осмотрел весь зал. Найдя глазами знакомую фигуру, он одёрнул гимнастёрку, поправил портупею. Хотел было на всякий случай заранее расстегнуть кобуру, но передумал, просто похлопал по ней и направился к дальнему столику у окна.
- Разрешите?
- Да. Пожалуйста. - Человек с академической бородкой поднял глаза, моргнул несколько раз, как бы отгоняя видение, потянулся за салфеткой. - Вот вам и "...велика Россия".
Последние слова он буркнул в накрахмаленную тряпочку, промокнул рот, привстал и представился.
- Иноков Пётр Петрович. Командирован в ваш город по музейной части.
- Сенцов Александр Александрович. - Воронин поднял руку, подзывая официантку.
Капитан, а ныне "командированный" был в простеньких очках, только в оправе, скорее всего, вместо линз простые стёкла. Точнее не простые, а перекалённые с фиолетовой побежалостью. Отчего глаза виделись совершенно непонятного меняющегося цвета.
- Так что за командировка?
- В нашем музее есть список с иконы из одного местного монастыря... - покосившись на "шпалы" в малиновых петлицах, Зыбин вернулся к трапезе, - а теперь монастырь закрыли. Вот музею захотелось иметь оригинальный образ.
Тем временем Воронин сделал заказ, который был исполнен практически мгновенно.
Когда на них перестали обращать внимание, Зыбин налил водки из своего графинчика Воронину.
- Про карточный долг я помню... Александр Александрович. Две с лишним тысячи золотыми рублями. Тогда срочно убыли всем дивизионом.
- Две тысячи триста пятьдесят.
- Пусть. - Шевельнул бровями Зыбин. - Вот, здесь даже больше.
Капитан достал портсигар и открыл, как бы угощая, при этом мизинцем указывая на крайнюю папиросу. Воронин взял и достал свою коробку "Казбека" для ответного предложения. Так папироса изрядной стоимости оказалась в коробке, а новые старые знакомые закурили папиросы, купленные в Промторге.
Неизвестно по каким причинам, но карточный долг у офицеров, и уголовников считается чем-то "святым", не имеющим срока давности.
- Только вот что любопытно...
- Что именно?
- "Именно"! Почему именно евреям столько внимания зеленоглазый "залётный" оказывает?
- Антисемитизм шьёшь, начальник? - Улыбнулся знакомой улыбкой Зыбин. - Внимание только к излишне состоятельным. В том, что они неким образом оказываются принадлежащими к определённой национальности... никакой вины означенного Вами персонажа нет.
По соседнему ряду прошла официантка.
- А что за икону ищете?
- Уже нашёл. Спаситель. По авторству спорят, но возраст действительно очень почтенный.
Официантка отошла довольно далеко.
Почему Зыбин и Кернер встречались Воронину в одно время? Под Брестом в семнадцатом, в Одессе в девятнадцатом, сейчас в весьма удалённой от центра столице Урала?
Теперь Пётр Николаевич налил из своего графинчика и себе, и бывшему капитану Добровольческой армии.
- Сегодня я убил Кернера. - Сказал Воронин и выпил залпом.
Зыбин никак не отреагировал, лишь чуть кивнул вставшему из-за стола капитану Госбезопасности.
Часто... чаще, чем хотелось бы, сами "обстоятельства" заставляют сделать выбор.
Положив на обратную сторону иконы обрывок листа, Леонид Львович Зыбин, он же Иноков Пётр Петрович старательно выводил замусоленным "химическим" карандашом, зажатым в левой руке.
"...следватель Сенцов контра из белой контрозведки я ево в Одесе видал..."
На выпятившей от старости все свои жилы доске выходило вовсе уж неровно. Капитан докарябал послание и перевернул икону ликом вверх. Помолчал. Протёр рукавом. Что-то там ещё было изображено. Смочил носовой платок водкой, протёр ещё. Оказывается, в верхнем углу хмурился Илья Пророк. Раньше его за окладом не было видно, а после от потемнения, наслоенного многими годами.
