К слову, она и не боялась, почему-то вела себя спокойно и давала к себе прикоснуться.

– Умница.

Взяв птицу, я положил ее себе на бедра, после чего подумал, что так она все же может мне помешать помочь ей. Мне пришлось зажать несильно сороку между колен, а крыло раскрыть и положить на колено. Взяв в руку деревяшку и приложив ее к сломанному крылу, я начал перебинтовывать. Заняло это у меня минуть пять – семь, но в конечном счете получилось неплохо. Птица вела себя спокойно, видимо, понимала, что я могу ей помочь, или же смирилась, что ей не выбраться и против меня у нее нет шансов.

Я взял птицу в одну руку и опять прижал к боку, чтобы не уронить. В коробку положил свой рюкзак, чтобы было помягче, после чего поместил туда пернатую обратно. Закрывать коробку уже не стал, ее выбор – сидеть там или нет. Я вышел в колодец, подобрал когда-то брошенную сюда пустую банку из-под тушенки, поставил птичке в коробку и налил в нее воды, также закинул две банки в костер и принялся ждать приготовления тушенки.

Переводя дух на лежанке и рассматривая птицу, мне подумалось, что она далеко от костра, и я подвинул коробку к себе, к лежанке, теперь мы были рядом и одинаково получали тепло.

Сорока лежала и просто смотрела на меня. Иногда засыпала, но снова просыпалась и опять поднимала свою голову на меня, когда я начинал с ней разговаривать. Эта птичка была важна для меня. Она единственная, с кем я могу поговорить, она единственная, кто разбавляет мое одиночество, и она единственная, кто слушает. К тому же вина за ее травму лежит на мне. Видимо, она случайно залетела в эту чертову яму, а после уже не могла вылететь из-за размаха крыльев. Бедняга…

Занимаясь с ней неизвестно сколько времени, я только сейчас заметил, что свет перестал доходить до дна, на улице уже стемнело. Я вновь взглянул на птичку, глаза у нее были закрыты, она провалилась в сон. Достав консервы из огня, вторую банку мне пришлось положить рядом с костром, завтра покормлю ей сороку. Быстренько все съев, я закинул оставшиеся ветки и дрова в огнище и улегся поудобнее на лежанку. В голове крутилось много всего. Что случилось с Вешками, а может, и не только с ними? Что за бандиты на меня покушались и почему они убили того мужика? Все это вспоминается как страшный сон. К слову, сон до сих пор меня волновал, как так получается, что девочка на фотографии и девочка из сна очень похожи? Кто эта девочка? Кто кинул гранату рядом с колодцем и зачем? А граната ли это была? Как я очутился здесь? И почему я ничего не помню?

– Стоп, – сказал я вслух, перебив поток своих мыслей.

Голова и тело устали за день, хотелось просто провалиться в сон и ни о чем не беспокоиться. На данный момент я переживал только за птицу. Я не собираюсь сидеть в колодце, мне надо идти в Москву, и что с ней делать, ума не приложу. Не с собой же ее брать, в самом деле.

Через мгновение мое сознание очутилось в приятном лоне сна.

Проснувшись от какого-то шуршания, резко подняв голову, я увидел, что сорока пыталась вылезти из коробки. Я привстал, уселся на заднюю точку и рукой нежно подвинул птицу назад в коробку.

– Некуда тебе идти, сиди лечись.

Взглянув на костер и потянувшись, я понял, что сглупил, ибо запасся дровами только на ночь и про завтрак не подумал. Осмыслив эту неприятную оплошность, я взял топор и вылез наружу. На улице было утро, небо затянулось серыми облаками, было мрачно. Подошел к вчерашним упавшим веткам, которые вчера нашел, наколол небольшое количество дров, которого хватит мне на приготовление завтрака, подошел к колодцу, на этот раз посмотрел вниз, убедившись, что там нет птицы, и бросил дрова. Спустился, растопил костер и забросил две банки уже наскучившей тушенки. Одну новую, а вторую вчерашнюю, рассчитанную на моего нового друга. Когда все разогрелось, я вскрыл одну банку, засунул нож в тушенку и начал резать и молоть, чтобы сорока смогла поклевать. Поставил ей в коробку еду и наблюдал, как она с жадностью поглощает пищу, а после и сам последовал ее примеру.

Позавтракав, было принято решение собираться. Подсчитывая оставшиеся консервы, я насчитал семнадцать. Семнадцать банок у меня осталось, этого, если употреблять по три банки в день, хватит на пять суток, плюс две банки останется на еще один день. Если кушать по две банки в день, этого хватит на восемь дней, и еще одна банка останется на следующий.

– Короче, в районе недели, – сделал вывод я.

В любом случае придется брать все семнадцать банок, я понятия не имею, где и когда найду помощь и провизию. Закинув все консервы в рюкзак, мой скелет нагружается на пять с половиной кило. Закинул также топор, нож, аптечку, розжиг, горелку, воду, к слову, ее осталась всего бутылка, этого очень мало. Придется искать какой-нибудь источник. После такого рассуждения собрал пустые бутылки из-под воды, которые оставил в пещере. В итоге получилось две пустых и одна полная, еще одна пустая лежала уже в рюкзаке, после моей вылазки. Я поставил рюкзак, в котором уже не было места, у входа в пещеру.

– Вроде все взял.

Теперь оставалась одна дилемма – что делать с птицей.

Глава 6

По дороге в Москву

2034 год

Делать, собственно, нечего, придется пернатую брать с собой. Сама она со сломанным и зафиксированным крылом обеспечить себя не сможет, а я, раз взял ответственность за нее, стало быть, доведу дело до конца.

Я подошел к столу, на котором после моего осмотра осталась лежать СВД, взял ее в руки, отщелкнул магазин и посмотрел на наличие патронов. Магазин был полон. Мне подумалось, что здесь должны быть еще патроны, СВД всего с одним магазином, много ли пользы от этого? Я заглянул под стол, углубился в левый угол, где раньше стояла винтовка, и нащупал сумку. Тут же мне бросилась в глаза зеленая книга, которая лежала там же, под столом, сборник стихов Есенина. Без раздумий я решил ее взять с собой, чтобы как-то можно было отвлечься и провести хоть какой-то досуг. Вытянув сумку и заглянув в нее, мне повезло обнаружить несколько заряженных магазинов, шомполы, ершики, отвертку – все, что нужно для содержания винтовки. Поставив винтовку, сумку и рюкзак у входа, а после закинув и книгу в свою новую ношу, я вернулся к столу, достал карту и начал думать, куда лучше всего выдвинуться.

Костер почти перестал гореть и освещать пещеру, поэтому мне не удавалось разобрать на карте детали, в которых так нуждался. Приняв решение подняться на свет, я нацепил на себя рюкзак, сумку, СВД, поднялся на улицу и сложил вещи возле колодца, чтобы вернуться за птицей. Спустившись вниз, я аккуратно взял птицу в одну руку, с трудом поднялся по лестнице и оказался наверху.

Сегодня солнце не такое яркое, как это было в прошлые дни. Небольшой пласт серости натек на небо, и из ясного, теплого, летнего дня все превратилось в тусклую и безэмоциональную картинку. На улице находиться было тепло, но в то же время внутри ощущалась грусть.

Вообще, мне нравилась такая погода. Какое-то умиротворение проникало глубоко в душу, и появлялось какое-то особое чувство, совсем неописуемое. Я могу объяснить его только поверхностно и, сказал бы, примитивно. Это странное приятное ощущение возникало из-за памяти восприятия. То есть небо затянуто, по всей видимости, должно быть прохладно или должен быть дождь, тепла ты вовсе не ожидаешь. Точно так же ты не ожидаешь, что на улице спокойно, тихо и почти отсутствует ветер. И вот ты стоишь посреди леса, где погода хмурая, словно ливанет дождь, но он все не начинается и не начинается. На улице тепло и спокойно. На улице хорошо.

Положив сороку на землю, а в руки взяв карту, я начал изучать маршруты к Москве.

– Как же мне лучше пройти? – задумчиво говорил я, рассматривая детали Подмосковья. – В Вешки точно больше не сунусь, вчерашнего знакомства хватило.

Решение утвердилось само собой – идти напрямки по лесу. Желания заходить в соседние населенные пункты у меня не было от слова «совсем». Также таким маршрутом мне удастся пополнить запасы воды у ручья. Лучше, чем ничего. Через приблизительно четыре километра я уткнусь в Липкинское шоссе, а там уже находятся торговые центры, в общем, люди там должны быть. Хотя где гарантии, что там не то же самое, что и в Вешках, где гарантии, что там не засели бандиты, которые готовы пустить пулю в лоб.