– С какого перепугу? – недоверчиво произнёс лопоухий вояка.

– Да вот, курил я сегодня с одним капэпэшником. Ну, тот с полка, что у центрального въезда стоят. Дак вот…

Вавилов, насупив брови, остановил:

– А ты чё у капэпэшников делал? Они в километре от нашего маршрута находятся.

– Дак это они к нам подошли! Я на маршруте с Гогой был, он подтвердит, – продолжил Рыжий и для подтверждения своего алиби кивнул на смуглого бойца. – У складов мы шли. А капэпэшники за какими-то запчастями для своих машин приехали. Ну, так и пересеклись. Но не суть! Короче, один из них – Витёк, нормальный пацан, рассказал, что с неделю назад два «холодильника» на объект въезжали. Ну эти, машины с восьмью колёсами…

Рыжий сделал паузу, покосился на Коваля и Юру Снежка – ещё одного ефрейтора в их смене. Последний выделялся среди всех белой, как снег, кожей.

– Да видел уже их, можешь не объяснять! – с раздражением ответил Коваль.

– Дак вот, – продолжил рассказчик, – залез он в кузов на осмотр, а там – металлические камеры такие, как в магазинах, только без стёкол. Сплошной металл и подписи краской нашлёпаны на дверцах: «Рыба», «Мясо» и прочее. Ну и идёт, говорит он, значит, между ними – на холодильных камерах замки кодовые, на каждой, и температура там отображается на экранчике, рядом с кнопками. Он чисто для формальности вообще залез туда: день как день был. Прошёл весь тёмный кузов. Потом обратно идёт, фонарём в проход светит, и тут вдруг замигало что‑то рядом. Он смотрит – на одном из металлических шкафов этих экранчик, не как остальные синим светит и градусы показывает, а красным мигает и надпись: «Разморозка». Витёк из кузова кричит: «У вас тут оборудование неисправно!». Ноль, не услышали. Он снова крикнул: «Эй, водила! У тебя оборудование накрылось!». Снова тишина. У кабины, может, стояли все или водитель на КПП документы подписывал, он не знает, но никто не прибежал к нему. И тут, короче, Витя услышал стоны!

– Чего? – почти хором протянули Коваль и Гога.

– Стоны. Он прислушался: из холодильника, что, видимо, размораживался, звуки типа стонов человеческих! Витя с перепугу из кузова выпрыгнул, а водитель уже в кабину своего «холодильника» забрался. Витёк, значит, смотрит: пацаны с КПП шлагбаум подняли, упоры опустили. Он второпях бежит к дежурному, обращается: «Товарищ капитан!». А тот ему: «Всё нормально, мы знаем, иди на пост». И только из рации дежурного слышно было: «Быстрее! Быстрее! Второй пост, пропустить…» – Рыжий замолк, обвёл всех патрульных напряжённым взглядом и добавил шёпотом. – Людей сюда походу привозят. Учёные свои исследования на них проводят!

Гога рассмеялся:

– Да ну! Загнул ты. Врёт, как дышит, Витёк твой! Наплёл тебе за сигаретку. «Научники» тут какой-то теорией своей занимаются. Какие, на хрен, люди в «холодильниках»? Ты посмотри на них, учёные – это ботаны шуганные. Они с человеком что‑то делать обоссутся!

Лопоухий, сидящий напротив Гоги, улыбнулся. Рыжий пожал плечами с плохо скрываемой досадой на лице и потянулся к своей кружке с чаем.

Юра Снежок, проглотив комок ужина, нарушил тишину:

– Да не. Они точно чё‑то дикое разрабатывают.

Все повернулись в сторону Юры. Коваль спросил, смотря в глаза соседу:

– Откуда знаешь?

Снежок продолжил, разламывая кусок хлеба:

– Дня два назад, короче, иду я, значит, с Жирным по третьему маршруту. Проходим Бор, короче, корпус «научников» и, короче, мимо «полигона» идём. Смотрю, блин, на поле, а оно оцеплено «барабашками». Утро было, блин, а их целая рота на ногах, короче. И стоят в двух метрах друг от друга, короче. Такие чёрные все, короче, на выход прям оделись, блин. Все в брониках, со стволами, короче.

Гога перебил:

– Ближе к делу давай!

– Ну и «научники», короче, с их офицерами – «барабашками» стоят на краю поля. Там, блин, эта… машина ещё была с тарелкой‑антенной, короче. И это, по полю оцепленному, под землёй ползёт будто что‑то. Будто бурят горизонтально, блин, в метре от поверхности, короче. Земля над этой хренью бурящейся, короче, на полметра поднималась. А «научники», короче, наблюдают такие, записывают. Земляные торпеды тут изобретают, короче!

Все присутствующие прыснули смешком. Коваль пожал плечами, лопоухий боец с улыбкой сказал задумчиво:

– Ну не знаю, не знаю.

Сидевший у торца стола сержант Вавилов встряхнул всех своим громким голосом:

– Товарищи детективы, мля, жуйте ускоренно! Нам заступать на маршруты через десять минут!

После этого сержант встал, поднял свой автомат с лавки и, доставая скомканную армейскую кепку из-под лямки погона, направился к выходу. Патрульные наскоро доели остатки ужина в своих тарелках и, собрав посуду на два подноса из восьми, последовали за Вавиловым.

Ковыль и Снежок отнесли подносы с тарелками и кружками к широкому окну приёмного отделения посудомойки, поставили их на ещё чистый, отделанный нержавеющей сталью подоконник. По ту сторону окна было всего двое солдат из наряда по столовой. Остальные, видимо, наводили порядок в помещениях для разделки овощей и мяса. В металлических глубоких раковинах «запруды» из грязной посуды пока ещё отсутствовали, поэтому «столовские» тихо о чём‑то болтали.

«Блин, ещё бы чайку, – Коваль с этой мыслью повернул обратно в сторону раздачи: никого не было, кроме наряда, уходящих патрулей, офицера его роты и сотрудника ФББ. – А, не спалят. Я быстро!» Саблин о чём‑то увлечённо беседовал с представителем ведомства, и смотрел совершенно в другую сторону. А «барабашка» Коваля не пугал: контрразведка никогда не вмешивалась в быт солдат за периметром зданий, где проводились секретные разработки или хранились какие‑либо материалы лабораторий, поэтому одиноко бродящий по столовке ефрейтор никому из «эфбэбэшников» не должен быть интересен. А вот Саблин мог загонял своего подчинённого за такие вольности, но, к счастью, командир сейчас сидел спиной к раздаче.

Рядом с белой кастрюлей чая стоял дневальный из наряда по кухне.

– Налей по-братски! – попросил Коваль, протягивая «поварёнку» сигарету.

– Это дело! – расплылся тот в улыбке. Кашевар взял оплату, засунул её себе за ухо, затем ловко нацедил в ёмкость напиток и протянул наполненную кружку изнывавшему от жары ефрейтору.

– От души! – выпалил Коваль, предвкушая, как сейчас смочит пересохшее горло. Небольшая порция чая за ужином не спасала в жаркие дни лета, а жажда мучила, да ещё как!

В этот момент в столовой прогремел рык Вавилова:

– Ковыль, мля! Десять секунд на выход! Время пошло!

От неожиданности ефрейтор чуть не выронил кружку. Он залпом выпил содержимое и, кинув посуду на раздачу, рванул к выходу мимо стола офицеров. Внезапно, солдат понял, что сейчас захлебнётся. «Не в то горло, блин!» – пронеслось у него в голове. За доли секунды спазм в груди спровоцировал кашель.

– Гхааа! – Коваль потерял равновесие, пробегая мимо офицеров. Чайный фонтан из его рта пришёлся прямо на сотрудника в чёрной форме. Кашляя, стоя на четвереньках, патрульный боялся пошевелиться. Властный голос, от которого зашевелились волосы на коротко стриженой голове, заставил вздрогнуть:

– Твои лучшие дни – в прошлом! Готовься, раззява! – будто поднимая лезвие гильотины вверх, медленно и чётко произнёс старший оперуполномоченный ФББ.

Перебарывая животный страх, Коваль всё же поднял голову и увидел, как офицер в чёрном пропитывает бумажную салфетку о свою мокрую форму. «Эфбэбэшник» смотрел на него тёмными, как две чёрные дыры, глазами. Казалось, что это конец.

– В‑в‑виноват, товарищ! – промямлил сквозь волнение ефрейтор.

Сдерживая смех, капитан Саблин крикнул на солдата, вернув его в реальность:

– Беги, мля, мамкина радость, на развод патрулей!

Схватив правой рукой цевьё винтовки, а левой – лежащую чуть впереди, на полу, армейскую кепку, Коваль вскочил и, что есть мочи, побежал к выходу.

***

Лицо Вавилова оскалилось в улыбке:

– Ковыль, забей.