— Уверен, что твой офтальмолог не слепой? Кто-то должен изучить лицензию и дать иное мнение, прежде чем ты начнёшь видеть инопланетян.

— Хм. Интересно. — его губы растягиваются в отвратительной ухмылке, которая должна быть в том же музее, что и уродливые картины импрессионистов. — К сожалению, однако, я не обсуждаю свои дела с посторонними, которым ты обязательно стал, как только умер твой отец.

— О, мне очень жаль. Я снова забрал твои игрушки, Ник?

— Да, и ты не добьешься от меня ни слова, пока не отдашь их обратно.

— Нет, спасибо. Я не вкладываю законно заработанные деньги в кровавую яму.

Он наклоняется вперед, выпуская дым с единственной целью превратить кабинет в опасное для жизни место.

— Загадай мне загадку, Кинг. Считается ли это все еще законным, если корень окровавлен?

— Да. Ничего такого, чего не могла бы исправить небольшая стирка. Мне плевать, что за сделка была у моего старика с твоей семьей. Я сразу дал понять, что не буду придерживаться той же сделки, и твой брат, настоящий Дон, согласился.

Хотя привратник и его бабушка знают, что фактическим лидером семьи Лучано является не старший брат Ласло Лучано.

Николо дергал за ниточки, играл в свои демонические игры на заднем плане и был суррогатным лидером.

Ласло это признанный фасад в семье и во всем мире. Николо слишком нигилистичен, эксцентричен и варвар, чтобы кому-то нравиться. Историй о его тайных камерах пыток достаточно, чтобы вселить страх в душу любого человека.

— Мой брат не контролирует бухгалтерию, это делаю я. И я говорю тебе, что единственный способ защитить свою женщину это заплатить за это, богатый мальчик.

— Возможно, ты захочешь навестить своего ЛОР-врача и заодно проверить уши, потому что я сказал тебе, что она не моя гребаная женщина.

Сама идея вызывает у меня раздражение, глубоко укоренившееся в многолетних посещениях одних и тех же воспоминаний о некой роковой женщине.

Проклятые годы размышлений о том, жива ли она, или ее последним отпечатком в этом мире была Гвен.

— Тогда звучит удобно. Не позволяй двери ударить тебя на выходе, но оставь ее открытой, когда мисс Леблан появится на нашей встрече через некоторое время.

Голова этого ублюдка будет висеть на двери его кабинета к тому времени, как она появится.

Вместо того, чтобы действовать в соответствии с тем, что я думаю, и неизбежно быть убитым его охранниками, я достаю Зиппо и открываю ее.

— Я позвоню своему брокеру и вложу деньги в один из твоих законных бизнесов, и сам выберу, в какой именно.

— Три. Один незаконный.

— Два. Законные.

— Договорились.

Я захлопываю Зиппо.

— А теперь говори.

Он протягивает мне свою коробку сигар.

— Возможно, тебе пригодится.

Блядь, нет. Это дерьмо напоминает мне о супружеской измене моего отца и роли суррогатного убийцы, которую он сыграл в смерти матери. Вот почему у меня тошнотворное чувство в животе с тех пор, как Ник начал курить. Что, я уверен, сделано специально, потому что этот ублюдок больше склонен к моральным пыткам, чем к физическим.

Я отмахиваюсь от него с холодным выражением невозмутимого монаха.

— Говори.

Он зажимает сигару между губами, выдыхая загрязненный воздух.

— Она одна из нас.

— Одна из кого?

Он показывает большим пальцем на себя.

— Нас. Кровопускание, отмывание и батарейка в комплекте.

— Что, черт возьми, это должно означать?

— Ты знал, что Леблан фамилия ее матери?

Нет, я, блядь, не знал, потому что все в Аспен было настолько ведьмовским по своей природе, что я избегал этого, нося поддельные амулеты.

— И почему эта деталь так важна?

— Она родилась, как Аспен Локателли.

— Локателли… — я ломаю голову в поисках знакомой фамилии, затем останавливаюсь. — Ты не имеешь в виду человека, который убивал ради твоего отца, будто это был олимпийский вид спорта?

— Тот самый. Бруно Локателли, экстравагантный киллер со вкусом к изысканным орудиям пыток. Он любимый в семье Мрачный Жнец и лучшая собачка Ласло, но он стар, так что нет ничего плохого в том, чтобы расширить мои возможности с его дочерью. — он проверяет телефон. — В конце концов, она устранила забастовку, о которой даже моим людям было трудно позаботиться.

Я смотрю на него так, словно груз информации материализуется в существо рядом с ним.

— Аспен дочь Локателли?

— Да. Но вот что самое интересное. — он кладет локти на стол. — Она была птичкой, которая напела ФБР об одном из его убийств и посадила его в тюрьму. А в нашем мире стукачам не только накладывают швы, но и бросают в канавы.

***

Полчаса спустя я размышлял о том, сработает ли мой прежний план выставить голову Николо на всеобщее обозрение или нет, а затем быстро решил, что мне нужно жить ради моего ангела.

Есть много вещей, от которых я отказался ради Гвен. Включая то, что я чуть не погиб во время различных опасных действий или полностью погрузился в мир Николо со вкусом крови.

Но сомнительное перемирие, которое я заключил с этим человеком, а также сделка, того стоят. Если не из-за чего-то еще, то из-за выражения лица Аспен в тот момент, когда она входит в кабинет, оформленный в дедушкином стиле.

Если настроение можно измерить температурой, то она определенно находится в точке кипения.

Я делаю глоток кофе, притворяясь, что ее присутствие смертельно надоедает мне, хотя все, чего я хочу, это прижать ее к ближайшей стене и заставить выплюнуть голую правду.

Или, на самом деле, раздеть ее догола.

Подождите. Полегче. О чем — и я имею в виду это — черт возьми, была вся эта мысль?

Я не хочу обнаженную Аспен.

Мой тип — молчуньи, кричат только тогда, когда я их бью, и никогда, я имею в виду, никогда не отвечают мне. Короче говоря, все, что Аспен Леблан — или Локателли, или какую бы фамилию ни выбрал для нее ковен ведьм, — ни хрена собой не представляет.

Мягкие и ангельские черты не коснулись бы этой женщины и с десятифутовым шестом. Даже она сама в молодости была сущим дьяволом насквозь.

Но опять же, чего вы ожидаете от ребенка из гетто, который предложил своего отца ФБР на блюдечке?

Неудивительно, что она крепкий орешек — или орешек, который нельзя расколоть. Она находилась в постоянном режиме выживания с тех пор, как была ребенком.

Не уверен, что этот груз информации добавляет к моей повестке дня, но это далеко не хорошо.

— И что ты здесь делаешь? — спрашивает она с раздражением сытой по горло строгой учительницы.

— Он мой главный юрисконсульт до дальнейшего уведомления, — отвечает Николо, все еще посасывая чертову сигару, будто это эскимо.

— Полагаю, это означает, что мы будем работать вместе. — я наклоняю чашку с кофе в ее сторону, словно в шутливом приветствии. — Снова.

— Я была первой, — она обращается к нам обоим, но свирепый взгляд адресован только мне.

— Это не марафон. Первый или последний, не имеет значения. — я наклоняю голову в сторону Николо. — Игрушки и связи важны.

— Ты дал мне слово.

Теперь она переключает свое внимание на Николо.

Мудак улыбается ей, впервые серьезно воспринимая мой совет насчет его мрачного выражения лица, и мне хочется протянуть руку к тому себе, который был полчаса назад, и врезать ему по яйцам.

— И я держу свое слово, мисс Леблан. Я никогда не говорил, что тебя назначат моим главным юрисконсультом. Я просто сказал, что ты будешь в составе моей команде адвокатов. Должность начальника тебя никогда не касалась.

— Потому что я женщина?

— Потому что я тебе не доверяю… пока.

— А ему ты доверяешь?

Она произносит «ему», тыча пальцем в мою сторону.

— Я доверяю его деньгам, его ориентированному на прибыль уму и его характеру, который я знаю десятилетиями. Ты, однако, все еще находишься под рассмотрением.

Она постукивает носком туфли по полу, что является одновременно признаком огорчения и высокомерного поведения. Выжив и преуспев в мире, где доминируют мужчины, Аспен, как и многие из нас, не так хорошо переносит поражение.