========== Игра начинается. ==========

Маленький принц,

Скоро понял, что ему в тягость, такая жизнь.

И вот однажды поздней ночью,

Разбежался, что есть мочи, полетел вниз.

ЛСП — Маленький принц

Это происходит снова. Раз за разом. Алые капли крови капают на грязный, холодный кафель. Грязная половая тряпка выцветшего розового цвета иногда впитывает бордовую жидкость, оставляя небольшие круги на ткани.

Правая рука изрядно настрадалась за последние две недели. Будь она правшей, левую бы не щадили. Светловолосая поджимает губы, невольно морщась. Она проворачивает это почти каждый день, но так и не научилась терпеть.

Переводит взгляд на ржавую раковину, а затем и на зеркало, висящее над ней. Кто это в зеркале? Что это за человек? Она хоть знает, кто она такая?

Это Юля. Юлия Миланóвич. По крайней мере, человека, смотрящего в зеркало, так зовут. Внутри же… внутри это просто испуганный ребёнок, жертва обстоятельств. Она не выбирала такую жизнь. Никто не выбрал бы такое существование.

Юля всегда была талантливой, умной девочкой. Она решала самые сложные задачи, играла на разных музыкальных инструментах, читала умные книжки. Миланович делала все, но внутри разваливаясь на части.

Ей было почти семь, когда ее родители попали в автокатастрофу. Наталия и Олег были чудесными родителями. Они горячо любили свою дочь и пытались дать ей все необходимое, но в один момент мечты, как и сами родители Юли, разбились в одночасье. Органы опеки очень долго пытались найти родственников несовершеннолетней, но из живых осталась лишь бабка Нина по материнской линии, которая почти спилась.

«Дочь шлюхи. Знать их не знаю! Убежали, когда им было по шестнадцать. Их дочь, патаскушка, такая же будет!» — открестилась пожилая женщина, когда к ней на порог приехали из опеки.

Всю сознательную (и бессознательную, кстати, тоже) жизнь Юля провела в одном из московских детских домов, в окружении таких же детей, как и она сама, к глубокому несчастью. Правда, между ними были некие различия: были дети, которых просто оставили, они могли найти своих родителей, а Юля не могла. Именно поэтому она сейчас стоит в ванной и наносит себе увечья. Потому что её ненавидят. Потому что её презирают. Потому что от неё отказались уже три семьи.

Юля закрыла дверь на замок, несмотря на то, что у них они полностью отсутствовали. Это не мешало ей подпеть дверь чем-нибудь тяжелым и заниматься своими важными делами. То, что здание давно не подлежит финансированию, было видно очень хорошо. Об этом свидетельствовали потрескавшиеся стены, покрытые плесенью, сломанные раковины, ржавые ванны, в которых лучше не купаться, если не хочешь подцепить что-то по типу инфекции.

Люди этого места были такие же старые, равнодушные и жестокие. Воспитатели и заведующие учили детей только ненависти и насилию, что нередко заканчивалось конфликтами, о которых умело умалчивали. Тут были уши, которые не слышали, глаза, которые не видели, и губы, которые, если что-то и произносили, то только шёпотом.

В какой-то момент Юля слилась с этим зданием, превращаясь в призрака. Она то подавала знаки о своём существовании и обедах, то молчала целыми днями. Бросалась из крайности в крайность, надеясь, что скоро исчезнет. Совсем скоро она поняла, что нужно давать отпор или стать какой-нибудь шавкой. «Бойся или бейся» — как-то сказал ей ее одногруппник Славка, когда в очередной раз подрался с ребятами из старшей группы. Он, конечно, в двенадцать лет вряд ли бы выиграл в схватке с тремя амбалами, но не дал унизить себя.

С тех пор и она начала. Слава богу, интеллект девушки позволял ей отвечать на оскорбление более саркастично, без применения силы в её сторону. Не сказать, что не любили, но и не ненавидели. Она была дурнушкой. Девочкой с глупой книжкой, которая отвечает на «чё, закурить не принесла?» спокойным «я не лакей, не собираюсь ничего приносить». Девяносто процентов воспитанников вообще не знали таких терминов в силу лени и не желания учить гуманитарные науки.

«Да чё с неё взять? Сумасшедшая какая-то!» — усмехнулся Гоша Смирнов - её одногруппник, когда в очередной раз не удалось избить Юлю.

Сумасшедшая. Это неприятное прилагательное так и закрепилось за Юлей.

***

Блондинка с неким детским интересом поглядывала на порезанную руку, переводя взгляд то на лезвие, то на множество шрамов. Две недели назад, восемнадцатого сентября, ей исполнилось семнадцать. Это значило лишь то, что до конца этого ада остался ровно год. Ей абсолютно все равно, дадут ли ей квартиру или нет. Главное лишь, что она сможет уйти из этого дерьма.

Миланович чувствует себя немного спокойно, хоть ей и кажется, что в следующую секунду одна из воспитательниц вышибет дверь и увидит, что она здесь устроила. Девушка думает обо всем на свете в момент, когда может умереть от потери крови. Мысли Юли прерывал только краник, из которого капала ржавая вода с периодичностью от десяти секунд до минуты.

Чувствует, как кружится голова. «Ты же не умрешь, просто освобождаешь себя от крови, как обычно» — кажется, она слышит голос своего отражения. Мысли бешеным криком проносятся у неё в голове, прося остановиться. Юля не слушает. Она вновь подносит лезвие к правой руке, заведомо морщась. Блондинка не успевает навредить себе, она прислушивается.

Шаги. Кто-то идёт.

Быстро заворачивает лезвие пожелтевшую бумагу, думая, куда его запихнуть. Видит, что вынести с собой она его не сможет, поэтому как кидает в мусорную корзину. Замечает кровь на кафеле, которая почти высыхает, но Миланович хоть и брезгливо, но в темпе вытирает ногой пол, заставляя половую тряпку прийти в движение.

Звук шагов нарастает с каждой секундой. Юля напряжённо оглядывает себя с головы до ног, замечая, что ей нужно спрятать порезанную руку. На белую футболу, к радости, не попала кровь, а вот на ее любимую клетчатую рубашку зелёного цвета — да.

— Черт… — стиснув зубы, Миланович прижимает рукав в разодранной кофте. Она издаёт жалобный стон, жмурясь с такой силой, что, кажется, капилляры сейчас лопнут. Девушка не решается посмотреть на руку, но ей приходится это сделать, когда она чувствует влажный от крови рукав. Металлический запах заставляет перевести дыхание. Юлю мутит, она держится левой рукой за раковину.

Стук в дверь возвращает Миланович в реальность. Она стряхивает с джинс мнимую пыль и пытается отодвинуть корзину для белья быстрее, чем дверь попытаются открыть.

— Открой дверь, немедленно! — слышится с той стороны. Юля не заставляет долго ждать. Дверь распахивается практически сразу.

— Что-то случилось? — вполне спокойно спрашивает блондинка, смотря на Валентину Дмитриевну, одну из воспитательниц. Они не смотрят друг другу в глаза, потому что знают, что в них немыслимая жестокость.

— Ты почему так долго в санузлах сидишь? Ты залетела или подхватила чё? — с отвращением спрашивает женщина с узкими бровями. Она скрещивает руки на груди, смотря снизу вверх на девушку.

— Нет, я просто…

— Меня это не волнует, Миланович. Сиди тут хоть целую неделю, но сейчас быстро к директору! — на последних словах ее тон значительно поднимается. Валентина Дмитриевна ожидающе смотрит на Юлю, отходя чуть в сторону.

— Но за что? Я же ничего не сделала. — подросток делает акцент на последнем предложении. В ее тоне сочится холод и равнодушие. Юля не выдаёт страх или отчаяние. Ей все равно. Что они с ней сделают? Ничего хуже, чем то, что может сделать с собой она.

— С тобой хочет поговорить Ирина Владимировна. Мне откуда знать? — женщина чуть ли не плюётся во время разговора, поэтому Миланович решает, что лучше пойти с ней, чем продолжать диалог.

В коридоре, на удивление, пусто. Сейчас три часа дня, а значит, все должны быть в школе или же на прогулке, но тут только Валентина Дмитриевна и Юля.

Пол скрипит то ли от веса воспитателя, то ли от гниющих досок. Блондинка тихими и вполне незаметными шагами идёт за женщиной. У Юли кружится голова, но она не подаёт виду, лишь глубоко вздыхает, смотря на свои старые кеды.