Вся компания с удовольствием расхохоталась, разве что девочка Улинька с озадаченно-весёлой мордашкой наблюдала за происходящим и помалкивала.

– Ну, ладно, до сих пор наши разговоры лишь нас и касались, блуждая между прошлым, настоящим и будущем, а вот хотелось бы знать, что этот объект здесь делает? – хорошенько отсмеявшись над собственным рассказом, Лев Моисеевич ткнул пальцем в неподвижное тело на противоположном троне. – Вот он наверняка мёртвым выглядит, особенно на фоне нашей странной компании. Или прикидывается?..

– И мне удивительно. Я ни разу не замечала, чтоб он пошевелился. – сообщила крыса.

– Если это не труп, то какой смысл прикидываться мёртвым? – пожала плечами Катенька. – От нас ему вреда всё равно не будет.

– Возможно, что он не решил для себя доподлинно, будет ему вред от нас или не будет, а на всякий случай прикинулся мёртвым. – сказал Лев Моисеевич. – Возможно, просто трусоват.

– Про трусость я не подумала, а зря.

– Кстати, в природе случается, что животные, обманывая врагов, прикидываются мёртвыми. – отметила крыса. – Тут не столько трусость, сколько инстинкт самосохранения.

– В нашей стране такое поведение и среди людей случается, даже не редкость. – сообщил Евпсихий Алексеевич. – В основном среди интеллигенции, все причуды которой предсказуемы, но иногда и чиновники прикидываются внезапно усопшими, и даже не прочь заглянуть на собственные похороны.

– С чего бы это так?

– Некоторые от конкретного земного правосудия спасаются, чуя приближающийся дамоклов меч, а некоторые ищут спасения от мук совести. Мало ли что на уме свербит из подсознательных глубин и душе покоя не даёт. Например, ощущение дефицита национальной идентичности. Да вот, кстати, царь Александр Второй прикинулся мёртвым, а сам сбежал из столицы, чтоб святости наживать в образе некоего старца Фёдора Кузьмича. Представляете: с одной стороны, грех отцеубийства довлеет, а с другой – девяносто девять процентов немецкой крови мешают ощущать себя полноценным русским императором!..

– Получается, что одного процента русской крови оказалось маловато для царствования, но достаточно для святости?.. – усмехнулся Лев Моисеевич.

– Для поиска святости. Обрёл ли он святость в окончательном итоге? – никому не известно.

Тут девочка тяжело вздохнула и чуть ли не собралась всплакнуть, жалея соседнего дяденьку, который решил остаться совсем-совсем мёртвым и ни с кем не разговаривать.

– Право слово, Улинька, не нужно плакать. – поспешил успокоить девочку Евпсихий Алексеевич. – Дяденька обязательно проснётся и расскажет нам про всё, что ему снилось, и пусть только попробует соврать!..

– Послушайте, а может как-нибудь добраться до него и пошевелить? – задумалась Катенька. – Меня, честно говоря, это тело пугает.

– А вы уверены, Катенька, что сможете слезть со своего трона и спокойно куда-нибудь добраться?.. – проворчал Лев Моисеевич. – Просто попрошу заметить, что мы некоторым образом зависаем в воздушном пространстве, продвигаться по которому возможно лишь способом полёта. А вы нас давеча уверили, что мы не ангелы, и крыльев у нас нет, а я охотно с вами согласился. Я бы сейчас не рискнул покинуть своё место, поскольку оно сохраняет хоть какую-то определённость и прочность.

– Ну, хорошо, а если попробовать швырнуть в него чем-нибудь?

– Чем же?

– Камешком…

– И где же нам взять камешек??

– А у вас в кальсонах ничего не завалялось? – Евпсихий Алексеевич смерил взглядом Льва Моисеевича. – Старичок-то вы дотошный и бережливый.

– Позвольте, я в этих кальсонах укладываюсь спать, а во сне мне набитые карманы ни к чему. – Лев Моисеевич вывернул карманы наизнанку и даже слегка потеребил их, доказывая, что кроме пыльных катышков ничего с собой не притащил в загробные миры.

– Ну, хорошо, а я – как видите – и вовсе без штанов. – слегка смутился Евпсихий Алексеевич. –Что ты скажешь, Катенька?

– У меня ничего нет. – Катенька демонстративно распахнула одеяло, выказывая лёгкую ночную рубашку, не имеющую карманов в принципе.

Крыса Маруся столь же демонстративно взрыхлила себе шёрстку, предвосхищая излишнее любопытство товарищей, но с показательной молчаливостью указала на девочку, точнее на её заношенную, но просторную пижамку.

– Улинька, девочка, пошарь у себя в кармашках, поищи какой-нибудь интересный предмет. – ласково попросила Катенька. – Вдруг да найдёшь.

– У меня предметов может быть и нет. – сказала девочка, принимая очень деловитый, но очень забавный вид. – Может быть у меня есть болтик, который мне папа дал поиграть. Он его завернул в конфетную бумажку и сказал мне, что это конфета, а потом засмеялся, когда я бумажку развернула и увидела, что там болтик. Может быть я его и не выбросила, потому что подумала: мало ли как оно всё повернётся, может быть мне и болтик сгодится!..

– До чего ты умная девочка. Вот нам и сгодился твой болтик. Посмотри в кармашке: ты его никуда не подевала?..

– Сейчас посмотрю. – Улинька старательно запихнула руку в левый карман и пошарила в нём. – Здесь ничего нет.

– Попробуй теперь поискать в правом кармане. Только будь очень осторожна и не оброни его случайно, если найдёшь.

– Хорошо, сейчас посмотрю в правом кармане. – и Улинька с прежней старательностью засунула руку в правый карман, где сразу же обнаружила болтик. – Вот, смотрите, я его не потеряла!..

Взрослые восторженно зааплодировали, однако соображения о дальнейшем ходе действий, поумерили восторги.

– Девочка не докинет болт до покойника, ей силёнок не хватит. – сказал Лев Моисеевич. – Пусть девочка бросит болтик крысе, а та поймает и сама кинет куда нам надо, ей недалеко.

– Позвольте, у меня всё-таки лапки! – возмутилась крыса.

– И что с того, что лапки?

– А то, что у меня нет цепкости, которой обладают человеческие пальцы. Я запросто могу не поймать болтик.

– Это верно. – вздохнули Катенька и Евпсихий Алексеевич.

–Тогда пусть девочка бросит болтик мне. – сообразил Лев Моисеевич. – Я его перекину Катеньке, а Катенька – Евпсихию Алексеевичу.

– А мне надо будет поймать болтик и кинуть в покойника? – тревожно напрягся Евпсихий Алексеевич.

– Если тебе ничто не помешает это сделать, то так оно и будет.

– Евпсихий, не переживай, у тебя всё получится. – подбодрила друга Катенька.

– Я и не переживаю. – буркнул Евпсихий Алексеевич. – Кидайте свой болтик.

– Улинька. – обратилась Катенька к девочке. – Кинь, пожалуйста, свой болтик дедушке Лёве, он с ним поиграет немного, а потом я поиграю, и дядя Евпсихий, а потом мы тебе его отдадим.

– Точно отдадите? – с внезапной суровостью девочка взглянула на женщину. – У меня ведь другого болтика нет, и получается, что я могу остаться ни с чем.

– Мы очень постараемся тебе его отдать. – пообещала Катенька. – Не жадничай, пожалуйста.

– Хорошо. – сказала Улинька и взмахнула рукой по направлению к Льву Моисеевичу, зажимая пальцами болт. – Сделайте ручки лукошком и попробуйте поймать.

– Погоди-погоди… – заволновался Лев Моисеевич. – Давай хотя бы не сразу кидать, а на счёт три… Приготовилась?

– На счёт три, это когда вы скажите один и два, а мне нужно будет бросить?

– Нет, я скажу один-два-три, и тогда ты бросишь.

– Один-два-три… – повторила про себя Улинька, запоминая.

– Что вы ребёнку голову морочите? – рассердилась крыса. – Пусть девочка просто скажет оп! и кинет вам болтик. Не надо запутывать девочку в своих счётах, потому что она едва ли умеет хорошенько считать, да и вы сами тоже запутаетесь, поскольку явно волнуетесь, и возможно, что насчитаете какой-нибудь ерунды, а затем не успеете сосредоточиться на том, чтоб поймать болтик.

– Я очень даже успею сосредоточиться, не надо думать, что я совсем неуклюжий старик.

– Никто так и не думает, Лев Моисеевич. – обласкала взглядом Катенька старика. – Просто имеются очевидные факты всеобщего волнения, из которых вытекает, что Маруся во многом права, и не следует заморачиваться на счёте, когда девочка способна просто крикнуть оп! и бросить вам болтик!.. Улинька, ты сможешь крикнуть оп! настолько громко, чтоб дедушка Лёва тебя расслышал?..