Но пока Мальмсбери учинял такое испытание историческому здравомыслию, два других современника-летописца, Генрих Хантингдонский и Альфред Беверлийский, принимали рассказы того же Гальфрида на веру. Первый, дабы утешиться, что узнал их слишком поздно, свел их в эпистолу, приложенную к новейшим спискам с его труда; второй воспроизвел всю Historia Britonum фразу за фразой, если не слово в слово[32].
Я возвращаюсь к Неннию. Уортон и лучшие критики единодушны в том, чтобы рассматривать хронику, носящую это имя, как творение армориканского бретонца, а г-н Томас Райт убежден, что этот текст попал в Англию лишь в первой половине двенадцатого века[33]. Более того, с проницательностью, которая, думается нам, могла бы привести его и к другим прозрениям, мой ученый друг установил, что у Гальфрида Монмутского была перед глазами эта хроника двенадцатого века и что он даже буквально списывал оттуда целые фразы и страницы. Так, например, Гальфрид присовокупляет к пути, проделанному троянцем Брутом, историю из Ненния о походе одного египетского вождя, который якобы заселил Ирландию. Вот для начала Ненний:
«И он сорок два года странствовал со своими по Африке; миновав Озеро Солеварен, пришли они к Филистинским Алтарям и, пройдя мимо Рузикады и гор Азарских, миновали реку Мальву и, перейдя Мавританию, достигли Геркулесовых Столбов, и пустились по Тирренскому морю[34]», и т. д. (§ 15).
А вот Гальфрид Монмутский (кн. 1, § 17): «И после тридцатидневного плавания достигли берегов Африки… Затем они подошли к Алтарям Филистимлян и к Озеру Солеварен и проплыли мимо областей Руссикады и гор Азары… Переправившись затем через реку Мальва, они пристали к берегам Мавритании… Нагрузив захваченным свои корабли, они направились к Геркулесовым столбам… Они все же ускользнули от них и вошли в Тирренское море».
Эти географические данные, точность которых Гальфриду, пожалуй, было бы трудновато проверить и которые он просто добавляет к мифическому путешествию Брута, чтобы раздуть бретонскую легенду за счет легенды ирландцев, вполне очевидно принадлежат перу единственного из двух авторов, а именно Ненния, старейшего из них. И многие другие фразы не дают усомниться в воздействии первой истории на вторую: например, рассказ о появлении Амброзия (у Гальфрида – Мерлина) при дворе Вортигерна; описание пира, на котором прекрасная Ровена, дочь Хенгиста, пьет за здравие бретонского короля. Но если учесть, что Гальфрид Монмутский, имея перед глазами хронику Ненния, мог говорить будто бретонская книга – единственная, где сохранилась память об Артуре и его предшественниках, придется вполне естественно усомниться в его полной искренности и по искать причины подобному притворству. Так мы без особых усилий придем к догадке, что эта латинская хроника Ненния и была исходным текстом или переводом бретонской книги, привезенным с материка архидьяконом Оксфордским. Этой гипотезе не стоит опасаться сверки с бретонской книгой, сохранившейся под названием Brut y Brennined; поскольку сейчас общепризнано, даже среди бретонских любителей древностей[35], которых их пристрастность завела весьма далеко от реальности, что эта вторая книга есть не что иное, как перевод Historia Britonum Гальфрида Монмутского, перевод относительно недавний, по мнению лучших экспертов, гг. де Курсона и де ла Бордери, у которых я потрудился спросить совета. Правда, если сослаться на свидетельство Уильяма Оуэна, главного редактора Myvyrian Archaeology of Wales, то якобы до конца прошлого столетия дошел собственноручный манускрипт архидьякона Оксфордского, в конце которого можно прочесть: Я, Вальтер, перевел эту книгу с валлийского на латынь, а в старости моей перевел с латыни на валлийский. Но не может ли быть, что следует опустить первую часть этой фразы и ограничиться второй: в старости моей перевел с латыни на валлийский? Иначе для нас непостижимо, зачем Вальтеру, владельцу и первооткрывателю бретонского оригинала, понадобилось перевести его на латынь, а потом с собственного перевода обратно на валлийско-бретонский. В любом случае этот перевод Вальтера Оксфордского, латинский или бретонский, относится лишь к самой книге Гальфрида Монмутского, а не к той, которая ее породила.
У нас есть и другие способы показать, что Гальфрид постоянно имел перед глазами хронику Ненния и не пользовался никаким другим письменным текстом. Вначале, как и Ненний, он придает острову Бретань столько же миль в длину и в ширину; как и Ненний, он описывает плодородие, общий вид, горы, реки, побережье этого края; он ничего не меняет в хронологии первого автора, от легендарного Брута и до сказочного Артура. Только вместо одного слова или строчки, посвященных каждому королю, Гальфрид пишет по целой строке на слово, а вместо одной фразы – параграф или главу. Все у него становится материалом для дальнейшего развития. Если вы сравните его текучую речь с первоисточником, вы увидите, как тот оказался напитан то затверженной школьной премудростью, то национальными легендами, бытовавшими у певцов и жонглеров островной и материковой Бретани; но не другими бретонскими или валлийскими книгами, коих, возможно, еще и на свете не было. Но особенно часто Гальфрид прибегает к латинским сказаниям, черпая оттуда краски, наносимые на первоначальную основу. Путешествие Брута и появление сирен взяты из Энеиды. Жрица Дианы, задержавшая Брута, чтобы предсказать ему судьбу, списана с одной главы Солина[36]. История Утер-Пендрагона и Игрейны – плагиат из мифа об Амфитрионе. Король Бладуд со своими восковыми крыльями – это Дедал из Метаморфоз. Битва Артура с великаном с горы Святого Михаила – имитация битвы Геркулеса с Каком. Вряд ли кому придет в голову, что все эти прекрасные эпизоды, оставленные Неннием без внимания, могли оказаться в книге, написанной на нижнебретонском наречии задолго до двенадцатого века. Но нетрудно принять, что человек искусный, каковым и был на деле Гальфрид Монмутский, мог прибегнуть к Вергилию, к Овидию, чтобы расцветить узорами простую основу Ненния, и всегда легко удастся распознать долю каждого из них. Так сверкающие краски витража не мешают проследить свинцовые швы, которые его оправляют и удерживают. Однако я не хочу сказать, что Гальфрид Монмутский обязан всем, что он прибавил к Неннию, одним только латинским поэтам: он взял из местных преданий то, что написал о друидических камнях Стоунхенджа, перевезенных с ирландских гор на равнину Солсбери; из бретонских лэ почерпнуты еще трогательная история короля Лира, последняя битва Артура, его смертельное ранение и отплытие на остров Авалон.
Вот последнее доказательство тесных уз, связывающих хроники Ненния и Гальфрида. Первая останавливается на перечислении двенадцати битв Артура[37]. С этого места Гальфрид, предвидя нужду в другом провожатом, извещает нас, что он дополнит найденное им в бретонской книге услышанным из собственных уст архидьякона Оксфордского. Мог ли он яснее признаться в том, что лишился посоха, на который до сих пор опирался? Ведь, повторив народные легенды во всем, что касалось Артура, он лишь бегло упоминает о событиях, связанных с историей англо-саксонского завоевания. Он принимает как есть известные рассказы, не прибегая вновь к своим школярским воспоминаниям, чтобы исказить их. Это был единственный способ придать им некую совместимость с легендами, собранными прежде. В самом деле, возникало искушение отчасти поверить этим легендам при виде того, как близок их собиратель к рассказам всех прочих историков, говоря о временах более знакомых.
Но здесь я предвижу возражение даже со стороны тех, кто, подобно мне, всей душою расположен видеть в труде Ненния первоисточник Historia Britonum. Почему бы нам не признать без колебаний, что эта хроника Ненния была написана по-бретонски и в таком виде привезена с материка в Англию?
