– Погоди, тебя как зовут-то?

Девушка остановилась как вкопанная и громко и отчетливо произнесла:

– Рона.

– Я хорошо слышу, Рона.

«Рона, хм, что-то знакомое. Река где-то во Франции, что ли?» – Даша с любопытством рассматривала эту ершистую девушку.

– Вечно все переспрашивают. «Как-как?»

– Необычное имя, – подумала: «И глаза необычные. Зелёные. Яркие очень. Таких не бывает. Линзы, наверное… Или настоящие?».

– Только не надо теперь – «а это полное имя? А какое полное?»

– Я и не собиралась, – Даша примиряющее улыбнулась, словно пытаясь слегка пригладить колючки новой знакомой, – а я Дарья. Ты давно в это пегасо-гарпиевское общество ходишь?

– Сегодня третий раз! Ты не думай, это поэт белобрысый только зануда такой. Постмодернист липовый. Его «перлам внимать» – лучше застрелиться… А вообще, как обсуждения начинаются – можно послушать. Рустик умеет подноготную копнуть. Всё-таки, сам рассказы пишет и даже публикуется.

Они вышли в вестибюль главного корпуса. Оказалось, что им по пути до автобусной остановки.

На улице заметно похолодало, воздух бодрил. Хотелось дышать полной грудью после душного и тесного кабинета. Да и ливень превратился в мелкую, колючую морось.

– Хватай меня под руку, – Рона раскрыла зонтик и подставила локоть, – не промокнешь.

Даша чувствовала, как локоть новой знакомой на каждом шагу проседает и вновь подскакивает вверх. «Почему же она хромает? Но от личных вопросов лучше пока воздержаться. Потом спрошу».

– А что, многие тексты читают?

– Какая-то девушка читала в прошлый раз, сама не поняла, что написала, но получилось классно. Рустик шашкой размахался, разгромил вчистую, чем-то текст не глянулся. А мне понравилось.

– А расскажи про Рустика?

– Странный немного. Мне кажется, своего рода эскапист. Личной жизни никакой. Только работа, работа. Как в универ поступил лет пятнадцать назад, так и прижился на факультете. Диссертацию, правда, в Германии защищал. И в Турции пару лет преподавал. Ездят на нём – мало лекций с семинарами, ещё дебатный клуб, журнал «Студенческий вестник», философское общество. Наше «Перо Пегаса». И переводами грузят по полной. Зря что ли, вы, драгоценный наш, пятью языками владеете.

– Ого! А ребят всех знаешь уже?

– Не, только своих, с мехмата и физфака. Их всего-то четверо. Физиков всё время тянет к лирикам. Три курса отучишься, тоже многих узнаешь.

– Я на истфаке, на первом только.

– Ну, это по одному виду понятно. Слушай, мне в магаз заскочить надо, подождёшь? – Она расстегнула куртку, вытащила из внутреннего кармана карточку. Под светом уличного фонаря на груди сверкнул крупный камень. – Я зонт оставлю.

Даша перехватила раскрытый зонтик, встала под дерево, там, по крайней мере, было относительно сухо. Рона забежала в небольшой уличный магазинчик. Женщина неопределенного возраста, закутанная в неопрятный балахон, бросила кудлатой собачонке, семенившей за ней, короткое: «жди» и скрылась за той же дверью.

Собака безропотно села перед крыльцом, неотрывно глядя на дверь.

– Ну что же ты мокнешь, хорошая? – Даша подошла с зонтиком к моське.

Кудлатая шевельнула хвостом, но отбежала в сторону, продолжая смотреть на дверь. Всё её тело выражало нетерпение и напряжённое ожидание.

– Ну ничего-ничего, вместе подождём.

В дверь входили и выходили люди, но собака сидела неподвижно. Из магазина выбежала Рона:

– Я всё, пошли!

– Погоди, тут псинка ждёт, а я её как могу от дождя защищаю.

Рона внимательно посмотрела на Дашу так, будто увидела впервые, потом молча встала рядом под зонтик:

– Посмотри, какие у неё красноречивые уши и хвост. Какая в них верность и преданность, – кивнула Даша.

Из-за двери показалась женщина в балахоне с прозрачным пакетом, набитым жестянками с пивом. Вмиг из неподвижной статуэтки собака превратилась в быстрый жизнерадостный комок счастья, что, виляя хвостом, заметался под ногами.

– Дождалась, маленькая, – улыбнулась Рона.

Они смотрели, как дворняга весело потрусила за хозяйкой.

– Дождалась, – подтвердила Даша. – Понимаешь, она бы так и час ждала, и два.

– А ты наблюдательная. Пойдём? – Рона потянула новую знакомую от магазина.

Некоторое время шли молча.

– И чего молчим? – как-то вкрадчиво и ехидно осведомилась Рона.

– М-м-м?

– Ты давно уже должна была спросить, почему я хромаю.

– А почему я должна спрашивать об этом? – ощетинилась Даша, застигнутая врасплох. – Не собираюсь в чужую жизнь лезть. Да и поняла сразу, что не стоит.

Рона удовлетворенно кивнула.

– Ну, и ладушки. Смотри, твой автобус идёт?

– Ой, мой!

– Добежишь?

И Даша побежала. Мимо витрин магазинов и кафе, мимо деревьев, с которых падали холодные большие капли, побежала по лужам и ручьям, к призывно открытой двери автобуса. Она запрыгнула внутрь, махнула Роне и невидящим взглядом уставилась в окно. Внутри у неё всё так и подпрыгивало, так и клокотало от бодрящей радости встречи с новым человеком. «Я-то добежала, – Даша сжимала поручень и подскакивала в такт рывкам автобуса, – а вот Рона успела бы?»

Вечером она пару раз писала Роне по всяким пустякам, и та быстро и кратко отвечала.

Ночью Даша долго ворочалась в кровати, прислушиваясь к каждому шороху. Сонное забытьё окутывало девушку, но стоило лишь ненадолго задремать, как она просыпалась от непонятного волнения. Наконец сон победил. Ей привиделось, что она лежит в дупле огромного дерева. У него был мясистый, гибкий, ярко-зелёный ствол, раздваивавшийся и опять свивавшийся и такие же гибкие, сочные, мягкие ветви. «Это даже не дерево, а какой-то бобовый стебель. Очень большой бобовый стебель, как из мультфильма про Джека и бобовые зёрна». В нише из ветвей было удобно и приятно, сквозь зелёную плоть струился мягкий нежный свет. «Как будто в утробе матери, и нет необходимости ни о чём беспокоиться».

Даша замерла, наслаждаясь теплотой и блаженным состоянием мягкого сонного транса. «Я как младенец в свёрнутом трубочкой зелёном листе, – мысли лениво текли сквозь сон, – но может ли такое быть, чтобы не было потребности в еде?» Она приоткрыла глаза и в полутьме комнаты увидела висящий под потолком зелёный воздушный шарик, от которого свисала ниточка к её животу.

Это видение почему-то испугало и насторожило, как будто грубая материальная реальность вдруг вторглась в хрупкий мир мечтаний и дрём, грозя разрушить его. «Ну, это брат притащил шарик вчера из кафешки. Всё как маленький.» Даша прикрыла глаза: «А ведь это подсказка! От материи – духу. Дерево питает меня, как не родившегося младенца питает пуповина матери.»

Тёплые соки текли от стебля и, убаюканная, она заснула, перебирая в памяти мгновения дня.

Телефон вибрировал и от его тихого назойливого гудения ныли корни зубов. Рона вслепую нажала сброс, поворочалась, засунула голову под подушку. Было жарко и душно, заснуть никак не удавалось, а тут опять загудел телефон. «Да что же это такое? Родители никогда в такое время не звонили, может, случилось что?» – не открывая глаз, Рона нащупала мобильник, на автопилоте пробормотала:

– Пап, мам, у меня все в порядке. Что у вас?

– Ронка, я не «пап-мам», это я!

– Дашка?! Сдурела! Воскресенье же! Девять утра – рань несусветная.

– Прости-прости! Мне очень-очень-очень надо рассказать. Мне такое приснилось…

– А днём слабо? Или бумажку взять и записать? – сон медленно отступал.

– Днём забуду, если не всё, так половину. А записать, – Даша задумалась, – Понимаешь, не получается. Я попробовала. Совсем что-то… Бред, одним словом. А во сне всё так правильно и понятно.

– Про что хоть сон?

– Про ворона, вроде как…

Рона поперхнулась, потом засмеялась:

– Вот оно, подсознание, как срабатывает. Нам же на литературные посиделки нужно нетленку наваять про кого-нибудь из скандинавской мифологии. Закрепить материал. Тэк-сэзэть, – передразнила лектора. – Представляешь, попадаешь с птичкой-то!