Некоторое время не решаюсь, но добавляю: «Твой брат против?».
Удивительно, что за временем на улице следит брат. Не мама, не папа, а старший. Так оно и бывает? Даже когда старший работает, поздно возвращается домой, он следит за младшим в своё свободное время? Будто у него нет своей личной жизни, девушки или друзей, с которыми он бы мог провести время и отдохнуть?
Опять читает и не отвечает. Печатает, но не отправляет.
***
К половине девятого дождь прекращается. К девяти тучи расходятся и оставляют за собой рвань из облаков. А те, с одной стороны – серые, с другой – красные.
Закат сегодня обжигает.
Я выхожу проветриться. Отвлечься от темы: «Почему Денис не отвечает». Когда замечаю полицейскую машину, приходит мысль.
«Если я думаю, что нужно вмешательство полиции?» – пишу Андрею.
Не хочу признавать, что он стал человеком, с которым я могу поделиться размышлениями.
«У тебя есть доказательство?» – отвечает быстрее Дениса.
Даже понимает, к чему я пишу.
Нет. 21.03
У меня есть только чувства и подозрения. Вывод, который я получил, сложив те данные, которые у меня есть.
Отчасти я хочу, чтобы они были выдумкой. Детищем ума, который просто заскучал, который придумал себе игру и с её помощью поддерживает себя.
Если бы было так, было бы неплохо.
Я бы почувствовал стыд, за эти мысли, за то, какие действия и страхи они потянули за собой, а я вовлёк ненужных людей. Но это бы означало, что игра показалась глупой.
Глупой потому, что далека от реальности. И это было бы хорошо. Действительно хорошо.
Закат отталкивает синеву. Рвёт небо в красный, а для меня никакие окна не разбивают его на куски. Я вижу целое, не вырезанное домом небо.
***
«Думаешь, всё настолько страшно?» – спрашивает Андрей.
«Думаю.» – Это всё, что я делаю. Думаю. Не предпринимаю попыток. Думаю. Будто это поможет. Пишу Андрею об этом, но это тоже не поможет.
Что сделать, чтобы помочь по-настоящему?
Но тот человек не считает, что ему нужна помощь? 21.45
Похоже, не считает. 21.45
Ты не спрашивал? 21.45
Нет. 21.45
Если он пытался не подавать вид, всегда, что говорить о том, если спрошу я?
Попробуешь? 21.46
Не думаю, что будет толк, но… Раз я уже просвещён. Станет хуже? Станет лучше? Это имеет значение? Имеет значение, ответит Денис честно или нет.
Но кто я ему, чтобы рассчитывать на честный ответ? Он увидит смысл давать мне его?
Мы же не друзья. Мы – знакомые. Одноклассники. Соседи по партам.
Повторяю список про себя, и становится пусто. Может, поэтому Денис ничего не говорит. Потому что я – никто для него. Действительно, зачем? Даже я своим родителям не всё могу рассказать. А здесь я, какой-то знакомый, прошу честности.
Наверняка, я бы тоже не рвался голосить левому знакомому о ситуации, в которой оказался. Я и не рвался.
Вдыхаю прохладный воздух.
Похоже, это всё – наши привычки. Раньше выгодные, теперь не слишком.
***
«Максим тут не причём», – читаю утром ответ.
Наверняка, враньё по поводу семьи – то самое, в чём можно не сомневаться.
Некоторое время я смотрю в экран, прежде чем напечатать. Даже если нет смысла. Даже если я – левый знакомый. Я же тот знакомый, с которым Денис проводит время. Может, не просто так.
Я могу помочь? 9.28
На скорый ответ не надеюсь. Умываюсь, завтракаю, замечаю пасмурность и мелкий дождь. И удивляюсь, когда вижу, что Денис ответил:
Нет. Всё хорошо. Я же говорил 9.30
А говорил он другое. Совсем не похожее на «хорошо».
Я напишу, когда смогу 9.30
Понулять 9.30
Он говорил о том, что придаст вид «хорошего».
Плотный завтрак в животе не ощущается.
***
«Попробовал. Не помогло», – отправляю Андрею.
Смешно, что я пишу ему, а не говорю родителям. Может, это как раз то, что надо сделать?
Представляю, как подхожу к маме с серьёзным лицом и высказываю своё предположение, что моего одноклассника прессует старший брат. Привожу доказательства. Мама не паникует, думает, соглашается, что ситуация нечистая, но что может сделать она?
Денис отрицает. Не идёт на контакт. Что и у кого тогда спрашивать? С кого просить?
Сомнения, подозрения – их можно перевести в непонимание, оговорку, плохое самочувствие. Неуклюжесть.
Он будет ударяться о мебель и косяки столько раз, сколько понадобится, чтобы оправдать брата. Или кого ещё.
А должно было? 13.55
Читаю свой ответ. В этом ли был смысл?
— Мне помочь, понимаешь? — выворачиваюсь я, записывая голосовое сообщение.
Тяжело должно быть 13.57
Мне кажется, ты много взваливаешь на себя 13.57
Не выдерживаю:
— А что мне ещё делать?! Стоять в стороне и тоже делать вид, что ничего не происходит? Я так не могу! А он, блять, — меня заносит, я отпускаю значок микрофона и отправляю обрывок.
Выделяю. Хочу удалить. Но уже поздно.
«Можем встретиться», – пишет Андрей.
Зачем? 14.00
Живому человеку выговоришься 14.00
Мне кажется, так будет лучше 14.00
***
— Не представляю, как может быть лучше.
С момента, как я согласился, я начал испытывать раздражение. И курить, чтобы не чесались пальцы.
— Тогда почему согласился? — в своей аккуратной манере спрашивает Андрей.
— Не знаю, — скалюсь и зажигаю четвёртую сигарету. — Но ты же согласен, что надо что-то предпринять? — обгоняю Андрея и иду впереди.
Ему требуется время, чтобы понять, с чем надо согласиться.
— Ну, я не думаю, что согласен.
Я чуть не падаю на месте и смотрю на него. Ясно без слов, что меня волнует одно: «Почему?».
Разве не понятно, что ситуация еле-еле не доходит до мокрухи?
— Да, может быть и так, что с твоим мнением не согласятся, — как-то просто говорит Андрей.
— А вот это, представь себе, я знаю! Почему… — я стряхиваю пепел, пытаюсь унять чувства, но только больше завожусь, — почему ты не согласен?
— Как тебе объяснить, — мнётся, — немного, но, мне кажется, что ты перегибаешь палку. — Я аж подавился. — Волноваться – это хорошо, и нужно. Это может быть вполне уместно, а может быть и наоборот. Мы… ты ведь не знаешь всего, что происходит с этим человеком. И где-то ты додумываешь, и представляешь что-то плохое, может быть, хуже того, что есть на самом деле, может быть, лучше. Мы не знаем. Возможно, в скором времени, всё само образумится.
— А если нет?!
— Этого мы тоже не знаем. Понимаешь? Мы не всегда можем помочь. И не всегда должны это делать. Мы не можем быть везде.
— Да-да. И что делать?
Андрей повёл головой.
— Не знаю. Ждать.
Я не готов ждать. Это же равноценно бездействию!
Я могу сделать что угодно, кроме этого.
— И что, будем ждать и надеяться, что всё разрешится чудесным, мать его, волшебным образом? Такого не бывает! Ты же понимаешь, — не может он не понимать. Ну никак. — Это… это неправильно, — почти шепчу я.
— Я думаю, ты сделал всё, что мог, — негромко, будто вслед за мной говорит Андрей.
Но я знаю, что сделал не всё.
— Ты предложил помощь, и этого больше, чем достаточно. В такой ситуации. Пойми… я не хочу, уговаривать тебя или убеждать, но есть такие люди. Я такой. И я понимаю, почему он не просит помощи. Возможно, я тоже придумываю, но мне это знакомо. Ты-то… верно, ты – другой. И ты всегда говорил, верно? Молчать – не про тебя. И это здорово. И это я считаю правильным. Но мы – другие. Мы… мы тоже надеемся, что станет лучше. Что, правда, как в сказке, наступит следующий день и всё прекратится. И наступит новая жизнь. Что… люди начнут думать по-другому, и они почувствуют вину, и оставят в покое, возможно, извинятся. А если, правда, станет по-другому? Знаешь, эта мысль всегда успокаивает, — я не замечаю, как отпускаю окурок. — А помощи не просим… ну, потому что раньше не у кого было просить. Или не хотели вмешивать других. Страшно, всегда страшно думать о том, что из-за твоей слабости от тебя отвернутся. Ведь и гаранта нет, что с тобой останутся. Но… я, наверное, рад. За этого человека, которому ты всё хочешь помочь. Сейчас он знает, что, когда понадобится, он может попросить помощи у тебя. Это… тоже помогает. Просто сама мысль, что где-то есть человек, который готов помочь, и всё. Этого достаточно.
