– Умоляю, Си. Я тебя умоляю. Останови это. Только тебе под силу. Я никому ничего не скажу, только останови. Ты своего уже добилась, война закончена. Молю, не отнимай у нас с дочерью Люка. Прошу, Си. Ч-что… Что мне сделать, чтобы ты согласилась? Что я могу тебе дать? Только скажи. Все, что угодно. Только дай антидот хотя бы для Люка. Хотя бы для него!

Селестия лишь медленно качала головой.

– Смирись, Аврора. Процесс уже запущен.

В вечер, когда бразды правления государством легли в руки Александра и он прогнал человека, которого любил больше всего на свете, а его жизнь разделилась на до и после, король считал, что она станет хуже лишь в том случае, если ему сообщат об авиакатастрофе, жертвой которой станет Каспар.

Нечто близкое к этому страху все же произошло.

После расставания с Шульцем Александра привезли в большое загородное поместье, окруженное лесом. Построенное из серого гранита в шотландском баронском стиле, оно походило на замок Балморал, в котором проживали представители предыдущей королевской династии. Стену, от выступающей вперед церквушки до пятиэтажной башни, увил цветущий плющ.

Машина остановилась у парадных дверей. Несмотря на поздний час, даже с улицы было видно, что в поместье кипит жизнь.

Александр вышел из машины.

– Заходите, Ваше Высочество. – Его сопровождающая, женщина около тридцати, так бестактно вторгшаяся в их с Каспаром разговор в Вестминстерском аббатстве, не потрудилась выйти из машины и продолжила через опущенное стекло: – Вас встретят на входе.

– Как я вернусь назад?

– Я отвезу вас во дворец. Но для начала, будьте добры, проследуйте к моему заказчику. Он вас не тронет.

Несмотря на подозрительное поведение «доверенного лица» и ее загадочные улыбки, Александр все же постучал, почти убедив себя в том, что ему не навредят. Хотя бы потому, что, в отличие от сестры, он не успел еще никому принести проблем и нажить врагов.

Ощущение покоя в него поначалу вселил и вид служанок, приветливо встретивших его в парадном вестибюле. Однако, едва за ним захлопнулась дверь, Александр, присмотревшись к ним, застыл в недоумении, вслед за которым пришла настороженность. Служанки, пять девушек в черных платьицах с белыми фартучками и собранными в низкие пучки каштановыми волосами, были абсолютно одинаковыми: бескровные лица, серые безжизненные глаза, тусклые брови, бледные губы, стеклянный взгляд.

– Ваше королевское Величество, – Александр вздрогнул, когда они заговорили в унисон, – прошу, следуйте за горничной номер три.

Вперед вышла девушка, стоявшая в центре их ряда. Движения ее при поклоне были плавными и почти естественными, но король уже осознал, что перед ним робот.

– Идите за мной. – Она развернулась и проследовала к парадной лестнице.

На втором этаже, по дороге к месту встречи, на Александра со старых полотен эпохи Возрождения черными глазами без единого блика смотрели дамы с фарфоровыми лицами и в дорогих одеждах.

«Копии», – решил было он, как вдруг, вдали от картин, чьи оригиналы хранились в музеях, в глаза ему бросилось полотно Микеланджело да Караваджо «Юдифь и Олоферн», одиноко освещаемое настенной лампой.

Александр остановился, чтобы лучше разглядеть картину. В памяти всплыли отрывки из уроков искусства: девятнадцать лет назад картину купил неизвестный коллекционер за сто пятьдесят миллионов евро. И тайным покупателем, вероятно, оказался либо хозяин поместья, либо его щедрый друг.

Согласно легенде, Олоферн напал на иудеев и пытался заставить их поклоняться его богу. Преданная лишь истинному богу и не желавшая покориться, вдова Юдифь заслужила доверие Олоферна, а затем, когда он уснул пьяным, обезглавила его и вернулась в родной город, тем самым в одиночку освободив свой народ от натиска язычников.

«Ты явно была смелее меня, Юдифь. Но, к счастью, человека, который хотел лишить меня свободы, больше нет» – лишь подумав об этом, Александр почувствовал, как в груди у него на мгновение кольнуло от тоски.

Наконец его привели к высоким дверям из голубой эпоксидной смолы, скреплявшей куски черного дерева. Служанка постучалась и, не дожидаясь ответа, открыла дверь перед королем. В темной гостиной с задвинутыми шторами только круглый столик был хорошо освещен двумя стилизованными под факелы лампами из позолоченного дерева. Мягкий теплый свет лежал на двух креслах, стоящих друг напротив друга, и диване между ними, на котором с важным видом, закинув ногу на ногу, восседала женщина.

Александр не желал верить своим глазам. Сдерживался от соблазна хорошенько их протереть, чтобы призрак сестры, плод его помутневшего от потрясений сознания, исчез, уступив место какой-нибудь незнакомке. Но призрак вдруг заговорил:

– Здравствуй, брат.

Два месяца невольный король пытался похоронить в темных уголках памяти ее голос, облик, злорадную улыбку и воспоминания о зле, сотворенном ею. И вот, всего после двух слов, все это, накопленное годами, за раз обрушилось на него беспощадной волной. Снова не вздохнуть полной грудью. Снова жить в тюрьме из угроз. И ведь он даже не успел насладиться свободой: похороны, давление Тайного Совета и ноша короля, которую они на него взвалили, заполнили его календарь вплоть до дня коронации.

Все это кошмарный сон. Нет, она не может быть здесь!

– Разве ты не рад мне? – Делинда встала и направилась к нему.

Каждый стук ее каблуков можно было сравнить с тиканьем часовой бомбы. Страх и слабость парализовали Александра. Он не нашел в себе сил даже для притворной улыбки. Застыл, словно беззащитный, смирившийся со своей участью зверек в ожидании смерти. Невыносимое осознание происходящего медленно подкрадывалось к нему. Александр отрицал его до последнего, пока сестра не обняла его.

– Давно не виделись, правда? – шепнула она ему на ухо.

Слезы беспомощности скатились по его щекам. На мгновение из остатков его храбрости и нежелания возвращаться к жизни марионетки родился вопрос: «Почему я не могу убежать прямо сейчас? Почему не могу убить ее? Это же, черт возьми, единственный для меня выход – покончить с ней. Или покончить с собой». И в ответ тело вспомнило последствия отравления, разум – муки безволия и отсутствия выбора, шантажа и неспособности противостоять чужой воле. Круг его несчастной жизни вновь замкнулся. И из него не существовало выхода.

Александр не был готов принять это так просто. Он оттолкнул от себя Делинду, и та увидела в его блестящих от слез глазах уязвимость и страшное бешенство.

– Что тебе от меня нужно?!

– Смотрю, ты сразу решил перейти к делу.

– Может, потому что еще ни разу за всю мою жизнь ты не была добра ко мне по-настоящему?! Может, потому что прикрывалась добротой и ложью, чтобы воспользоваться мной?

Александр чувствовал себя в ловушке. Впервые в жизни его так неотступно атаковало желание сбежать. Впервые он увидел в этом единственный путь к освобождению. Он больше не верил в то, что однажды хотя бы приблизится к заветной мечте – к свободе вдали от дворца и жизни с любимым человеком. Ничего из этого он не мог получить. Веры в это больше не осталось. Лишь одно желание поразило его разум и засело в голове: пустить себе пулю в висок. Лучше умереть, чем вернуться к жизни, с которой он успел распрощаться.

– Ты не в себе, – продолжала Делинда. – Расслабься. Давай поговорим спокойно.

– Спокойно?! Может, сразу начнешь угрожать мне или шантажировать?! – Александр вдруг понял, что никогда не владел своими эмоциями, а лишь выбирал способ их выражения. Сейчас же страх затуманил его глаза, и он больше не видел возможности выбора. Он чувствовал, как медленно сходит с ума, походя на капризного ребенка, которому предстояло сделать то, чего тот совсем не хотел.

– Как ты себя ведешь, черт возьми? – повысила Делинда голос.

Но Александр уже не мог воспринимать ее слова. Воспоминания о муках, причиненных Делиндой, снова всплыли в памяти. Нечеловеческих сил и терпения ему стоило годами выносить ее капризы и исполнять ее прихоти, наплевав на собственные желания. От одной мысли, что это повторится вновь, он хотел кричать до потери голоса.