«Эта мразь… Почему она в этой комнате?»

Янь Фэй была препятствием во всём. Если бы не она, Нин Гуан смогла бы сломить Ху Тао, взять её, растерзать! Если бы не Янь Фэй, Нин Гуан бы позабавилась с этой девчонкой! Если бы не Янь Фэй… Если бы её тут не было…

Неосознанно настоятельница вернулась в свой кабинет, покачиваясь от ярости. Ей стало легче, переложив ответственность на одного человека, который в мыслях Нин Гуан уже сотни раз горел адским пламенем. Нужно было немного подождать.

Если бы не Янь Фэй, не этот наглый юноша, не назойливая Ху Тао, то белокурая не забыла бы о том, что ещё с обеда оставила в своём кабинете подарок для себя. Совершенно вылетело из головы худое женское тело, прикованное к кровати жёсткими верёвками, лишённое возможности позвать на помощь из-за набитых в рот тряпок. Нин Гуан зажгла свечу, прикрыла дверь и прокрутила ключ в замочной скважине. От плохого настроения и следа не осталось, когда аббатиса подошла к кровати и сверху-вниз взглянула на зашевелившуюся Кэ Цин. Грудь её бела, как у задыхающейся рыбы, кожа истерзана красными отметинами и царапинами, одеяло между ног всё мокрое, а тряпки смочены собственной слюной. Нин Гуан была одновременно горда и разочарована, что забыла о таком прелестном зрелище.

— Дрожишь, маленькая… — выдохнула женщина, расслабив кисть. Раскалённый воск словно дождевая капля упал на живот Кэ Цин и разбился на несколько крохотных искр. Монахиня выгнулась в спине и тихо взвыла через тряпки. Лицо окропили несчастные слезинки, блестящие в полутьме, как драгоценные камни. — Вини во всём Янь Фэй… Если бы не она… Ты бы спокойно уснула здесь до завтрашнего утра.

Кэ Цин истошнее заревела, ощущая, как воск разъедает её кожу, а тело потеет от страха, что её, связанную, беззащитную, сейчас просто-напросто убьют.

— В аду ещё больнее. Тебе стоит привыкнуть, — хихикнула Нин Гуан, найдя для себя новый способ мучить истерзанное тело. — Терпи, маленькая, это всего лишь воск, смотри, — настоятельница капнула на свою ладонь. Жгучее тепло до боли пронзило руку, и белокурая, краснея, охнула: — Невообразимо больно…

***

— Где сестра Кэ Цин? — на вопрос Ху Тао все пожали плечами. Девушка неловко поправила платок, что впредь был вместо головного убора, скрывавшего волосы наполовину. — А сестра Янь Фэй? — реакция была та же.

На утро Ху Тао чувствовала себя разбитой, несобранной, поэтому пролежала до обеда, пока в дверь не стали стучаться дежурные. Если бы монахиня не вышла из кабинета, то разнёсся бы неприятный слух о том, что ей не здоровится, сколько бы проблем это создало, сколько бы слухов. Девушка собралась с духом, завязала волосы под тонким платочком, став белой вороной среди гордых и чёрных ворон. Несмотря на статус, Ху Тао словно не воспринимали всерьёз или же делали вид, что её не существует, а по какой причине, оставалось догадываться.

Строительные работы начались незамедлительно, хватило нескольких слов, чтобы профессионалы начали стучать молотками, заполоняя двор как и мусором, так и камнями с досками. В том хаосе, казалось, могли разобраться только мужчины и одна хрупкая смуглолицая девица, заметная среди всех в большей степени. Она так энергично перебегала из одной группы работников в другую, как рысь — почти бесшумно, нередко пугая тем, что незаметно притаивалась за спиной или повозками. Ху Тао в каком-то смысле ей даже завидовала: у неё есть семья, работа и силы, чтобы доказывать всем свою значимость. Получив звание настоятельницы, девушка словно запуталась в чужих целях, в желаниях умершей Пин. Старушке всегда нравилось собирать книги и реставрировать их, тем же занялась и Ху Тао. Госпожа Пин редко выходила из дома, поэтому кожа была бледной словно кость. Прекрасно зная, что теперь монахиня могла делать всё, что пожелает, девушка не выходила дальше территории монастыря, тоскливо глядя в окно куда-то за горизонт, в котором одна далёкая чащоба, наверняка, покрылась коркой снега.

— Сестра Сян Лин? — русоволосая зашла в комнату и расплылась в улыбке. — Я знала, что застану тебя здесь, на кухне.

— Сестра!.. — пухлощёкая воодушевлённо подпрыгнула, чуть не рассыпав буковые орешки из миски, но вдруг улыбка опустилась вниз, застав настоятельницу врасплох.

Ху Тао знала: в монастыре что-то случилось! Прикрыв дверь, чтобы их никто не побеспокоил, русоволосая взволнованно взглянула в солнечные глаза, в которых словно поселились тучи. Руки легли на маленькие плечи, смяли их, и Сян Лин прижалась к груди подруги, утопая в своей печали, с которой девушки попытались справиться вместе. Аббатиса погладила голову монахини сквозь клобук, покачала из стороны в сторону, как младенца, пока на огню подпрыгивала медная крышка. Запах готовящейся еды, мягкие руки, обнимающие так заботливо, — всё это могло довести Сян Лин до крупных слёз счастья, ведь она с детства была одна, а о семейном очаге могла только мечтать. Годы шли, монахиня надеялась, что найдёт себе мужа, но, когда ей стукнуло шестнадцать, все начали уговаривать дать обет целомудрия и послушания. Поддавшись желаниям окружающих, впредь Сян Лин и правда могла лишь мечтать.

— Сестра, ты ведь не уйдёшь от нас? — девушка подняла свои блестящие золотые глаза и взглянула жалобно на настоятельницу. — Не уйдёшь к тому разбойнику?

— Какому ещё разбойнику? — Ху Тао нервно улыбнулась, отойдя от подруги на несколько шагов.

— Нин Гуан сказала не доверять тому раненому, потому что он на разбойника похож. А ещё все знают, что он видел тебя без, ну… — Сян Лин не решилась произнести это слово и медленно указала на свою голову. — Теперь он имеет право попросить твоей руки у Властелина…

— Ему не нужна такая, как я, да и Властелин меня никуда не отпустит, — если бы Ху Тао могла, то коснулась заботливо мягких волос Сян Лин, вызвав лёгкие мурашки по спине. От её слов сразу стало легче, кухарка выдохнула и смело подошла к подносу, содержимое которого скрывало светлое полотенце.

— Меня попросили отнести ему поесть, а я боюсь… Можешь ты отнести, сестра? Прошу тебя.

— Конечно, — Ху Тао вдруг нервно дёрнулась. На миг стало не по себе, однако поднос она всё-таки взяла. — Сестра, скажи, а как зовут этого юношу?

— Сестра Нин Гуан вчера пыталась узнать о нём немного, но он молчал… Ещё сегодня попросила зайти к ней, если парень что-то тебе скажет.

— Я зайду, — Ху Тао уверенно кивнула. — Я обязательно зайду к сестре.

Не было сомнений, что Нин Гуан не смогла удержаться и не рассказать о трагедии монахини. Стыдно было за своё поведение вчера, русоволосая и не думала, что эмоции нахлынут так стремительно, прямо на глазах у белокурой. Теперь девушка пожинала плоды своей слабости и была готова всё исправить. Первый шагом к этому должна была стать встреча раненого со своей спасительницей. Внешне Ху Тао волнений не показывала, но внутренне надеялась, что слова Сян Лин — всего лишь слова, не более предположений и опасений. Юноша не выглядел так, словно желал женить на себе монахиню, хотя, признаться, после вчерашнего срыва девушка смутно помнила, как раненый вообще выглядел. Не покидало ощущение страха от вида крови, отвращения от её запаха, это и тормозило ноги монахини, заставляло несколько раз подумать перед тем, как оказаться у той самой двери, где поселили юношу.

Ху Тао думала стучать, но, приблизившись к комнате, услышала в ней тихие голоса лекарей, которые вчера навещали и настоятельницу. Они настрого запретили ей напрягаться, сказали, что переутомление может сказаться на дальнейшем потомстве. Девушка так же узнала, что у неё проблемы с сердцем, и излишние эмоциональные всплески могут вызвать острые боли в груди. Ху Тао замечала за собой такое, нередко повторяла себе дышать и фокусироваться на молитве, однако это не помогало. Стоя возле двери, русоволосая металась на месте, не зная, где же ей спрятаться, и, как только она заприметила широкую коробку около входа в склад, как петли противно и устрашающе заскрипели. Ху Тао застыла в глупой позе с подносом в руках под пристальным взглядом суровых лекарей с широкими капюшонами, прикрывающими лысину.