Сколь ни неожиданным было появление Мотриля, Аженор успел опустить забрало.

– Француз, отвечай мне и не лги, – сказал Мотриль, – если, конечно, ты способен говорить правду.

– Ты судишь о других по себе, Мотриль, – ответил Аженор, искренне не желая осложнять свое положение порывом гнева, хотя он с трудом стерпел оскорбление человека, которого ненавидел больше всех.

– Что это значит, пес? – спросил Мотриль.

– Ты называешь меня псом, потому что я христианин, но в таком случае твой господин тоже пес, не правда ли?

Ответ задел мавра за живое.

– Разве с тобой говорят о моем господине и его вере? – возразил он. – Не путай его с собой и не думай, будто ты похож на него, раз он чтит того же Бога, что и ты.

Аженор сел, недоуменно пожав плечами.

– Неужели, Мотриль, ты пришел говорить со мной о таких пустяках? – спросил рыцарь.

– Нет, мне нужно задать тебе серьезные вопросы.

– Ладно, задавай.

– Сперва скажи, как тебе удалось вступить в переписку с королем.

– С каким королем? – спросил Аженор.

– Я признаю, посланец мятежников, только одного короля, моего повелителя.

– Доном Педро? Ты спрашиваешь, как я сумел послать письмо дону Педро?

– Да.

– Не понимаю тебя.

– Ты разве отрицаешь, что просил аудиенцию у короля?

– Нет, но с этой просьбой я обращался к тебе.

– Да, но я не передавал ее королю… а он все-таки…

– Все-таки? – переспросил Аженор.

– …узнал о твоем приезде.

– Вот оно что! – с изумлением воскликнул Аженор; Мюзарон громким эхом повторил восклицание хозяина.

– Значит, ты не желаешь ни в чем признаваться? – спросил Мотриль.

– В чем именно я должен тебе признаться?

– Прежде всего в том, как ты послал записку королю? Аженор опять недоуменно пожал плечами.

– Спроси у нашей стражи, – предложил он.

– Не думай, христианин, что ты чего-либо добьешься от короля без моего согласия.

– Ага, значит, я увижу короля? – спросил Аженор.

– Лицемер! – с яростью воскликнул Мотриль.

– Отлично! – вскричал Мюзарон. – Похоже, нам не придется ломать стену.

– Замолчи! – приказал Аженор. Потом, повернувшись к Мотрилю, сказал:

– Ну что ж! Раз я буду беседовать с королем, мы еще посмотрим, Мотриль, столь ли жалкими окажутся мои слова, как ты предполагаешь.

– Признайся, что ты сделал, чтобы король узнал о твоем приезде, назови мне условия мира – и тебе обеспечена моя поддержка.

– Зачем добиваться твоей поддержки, если твой гнев доказывает, что я могу без нее обойтись? – насмешливо ответил Аженор.

– Покажи мне хотя бы свое лицо! – вскричал Мотриль, обеспокоенный этим смехом и звуком этого голоса.

– Мое лицо ты увидишь на аудиенции у короля, – сказал Аженор. – С королем я буду говорить с открытым сердцем и поднятым забралом.

Вдруг Мотриль стукнул себя по лбу и окинул взглядом комнату.

– С тобой ведь был паж? – спросил он. – Да.

– Куда он делся?

– Ищи, спрашивай, выпытывай, это твое право.

– Поэтому я и допрашиваю тебя.

– Но давай условимся: ты вправе распоряжаться своими офицерами, солдатами, рабами, но не мной.

Мотриль, повернувшись, крикнул свите:

– С французом был паж, узнайте, куда он делся.

Пока искали пажа, царило молчание; каждый из трех персонажей по-разному ожидал результата этих поисков. Взволнованный Мотриль расхаживал перед дверью, словно часовой на посту, или, вернее, как гиена в клетке. Аженор в ожидании сидел неподвижно и безмолвно, будто железная статуя. Мюзарон, от которого не ускользала ни одна мелочь, молчал, подобно своему господину, но не спускал глаз с мавра.

Вскоре донесли, что паж исчез еще вчера и с тех пор больше не объявлялся.

– Это правда? – спросил Мотриль Аженора.

– Черт возьми! – выругался рыцарь. – Ведь это утверждают люди твоей веры. Неужели неверные тоже врут?

– Но почему он сбежал? Аженору все стало ясно.

– Вероятно, чтобы сообщить королю, что его господин арестован, – объяснил он.

– К королю нельзя проникнуть, пока его охраняет Мотриль, – надменно ответил мавр.

Потом он, снова стукнув себя по лбу, воскликнул:

– Все понятно, эта ветка! Эта записка!

– Мавр явно сходит с ума, – заметил Мюзарон. Внезапно Мотриль успокоился. То, что он узнал, вероятно, было не столь страшно, чем то, чего он сначала опасался.

– Ну хорошо, – сказал он. – Поздравляю тебя с таким ловким пажом. Аудиенция, которой ты так жаждал добиться, назначена.

– На какой день?

– На завтра.

– Слава Богу, – вздохнул Мюзарон.

– Но учти, что твоя встреча с королем не приведет к счастливой развязке, на которую ты надеешься, – обращаясь к рыцарю, предупредил Мотриль.

– Я ни на что не надеюсь, – ответил Аженор, – я просто исполняю данное мне поручение.

– Хочешь, я дам тебе совет? – спросил Мотриль, придав своему голосу почти ласковое выражение.

– Благодарю, – ответил Аженор, – от тебя мне ничего не надо.

– Почему?

– Потому что от врага я ничего не принимаю. Молодой человек произнес эти слова с такой ненавистью, что мавр вздрогнул.

– Ну что ж, прощай, француз, – сказал он.

– Прощай, неверный.

Мотриль ушел; он выведал почти все, что хотел узнать; королю сообщил о приезде французов ничуть не опасный для него паж. Не этого мавру следовало бояться больше всего.

Спустя два часа после ухода Мотриля торжественный эскорт встретил Аженора при выходе из башни и с великими почестями доставил в дом, расположенный на главной площади Сории.

Для приема посла приготовили просторные апартаменты, обставленные с неслыханной роскошью.

– Вы здесь у себя дома, господин посланник короля Франции, – сказал командир эскорта.

– Я не посланник короля Франции, – ответил Аженор, – и не заслуживаю столь пышного приема. Меня послал коннетабль Бертран Дюгеклен.

Однако вместо ответа офицер поклонился рыцарю и вышел.

Мюзарон обошел все комнаты, придирчиво осматривая ковры, мебель, ощупывая ткани и всякий раз приговаривая:

– Совершенно очевидно, что здесь куда приятнее, чем в башне.

В то время как Мюзарон производил свой досмотр, вошел главный управляющий дворца и осведомился у рыцаря, не угодно ли будет ему заняться приготовлениями к аудиенции.

– Нет, благодарю вас, – ответил Аженор. – Со мной меч, шлем и кольчуга. Это наряд солдата, а я всего лишь солдат, который послан сюда своим командиром.

Управляющий вышел, приказав трубить сбор. Через несколько минут к дверям подвели роскошного коня, покрытого великолепной попоной.

– Чужого коня мне не надо, у меня есть свой, – ответил Аженор. – Его у меня отняли, так пусть вернут: вот мое единственное желание.

Через десять минут Аженору подвели его коня.

Огромные толпы людей стояли, окаймляя дорогу – кстати, очень короткую, – которая отделяла дом Аженора от дворца короля. Молодой человек попытался отыскать среди женщин, вышедших на балконы, свою хорошо знакомую попутчицу. Но это была напрасная затея, от которой он вскоре отказался.

Вся знать, верная дону Педро, составила конный отряд, выстроенный на парадном дворе дворца. Эти раззолоченные всадники ослепляли своим великолепием.

Спешившись, Аженор сразу почувствовал себя крайне неловко. События сменяли друг друга так быстро, что он не успел поразмыслить над своей миссией; Аженор ведь был убежден, что исполнить ее не удастся.

Язык Аженора словно приклеился к нёбу, в голове царила полная сумятица. Смутные, неопределенные мысли плыли, сталкиваясь, как тучи в туманный осенний день.

В зале для приемов он стоял так, как слепой, которому яркое солнце, озарившее облако золота, пурпура и перьев на шлемах, внезапно вернуло зрение.

Вдруг послышался резкий голос, который Аженор узнал, потому что однажды слышал его ночью в Бордо, в саду, а другой раз днем, в палатке Каверлэ.

– Господин рыцарь, вы желали говорить с королем, король перед вами, – донеслось до него.