Химера устало потирает переносицу и закрывает глаза. Он слышит два сердцебиения: спокойное и ритмичное своё против беспокойного и учащенного Лиама. Тео даже хмурится и поднимает голову, взглянув на младшего; неужели для него это настолько важно?
— Я не так хорош в таких разговорах, — честно признается Лиам, откладывая на журнальный столик пульт, который до этого вертел в руках. — Но я правда верю тебе.
Тео не находит слов — просто кивает. Тут, в общем-то, и говорить нечего: он и без того часто жалеет себя, смотря в зеркало по утрам и думая — кто ответственен за то, что из него сделали монстра? Часть его подсказывала, что он сам — ведь никто не заставлял его принимать правила Врачевателей, никто не вынуждал его соглашаться и подстраиваться, чтобы выжить. Он мог сбежать, согласившись на верную смерть — так бы сделал любой правильный ребенок, который не сталкивал свою сестру в холодное озеро. Сейчас казалось, что лучше было бы оказаться неудачей.
Они и так считали тебя ей, напоминает Тео сам себе.
— С твоего позволения, — наконец говорит он, глубоко вздыхая и поднимаясь на ноги; ком в горле сглотнуть уже невозможно, — я пойду в комнату. Вымотался за сегодня.
Лиам подскакивает следом и хватает за рукав потрепанной худи. Тео молча вскидывает брови в вопросе.
— Я же знаю, что ты не пойдёшь спать, а будешь притворяться, пока я не усну, — Лиам качает головой. Тео даже задерживает дыхание, думая, как давно младший успел заметить эту привычку. — Что тебе снится в твоих кошмарах?
Тео всматривается в черты лица Лиама. Он так сильно повзрослел с того времени, о котором химера жалеет, и даже не физически — морально. Вдали от Скотта Лиам сам становится вожаком, и ему не мешает его расстройство прерывистой вспыльчивости. В голове проскальзывает мысль: как же сильно ты ошибался, думая, что легко сможешь забрать у него силы альфы.
— Мне кажется, — говорит Тео после минуты молчания, — на сегодня хватит откровений. Лиам, правда, я хочу отдохнуть. Я никому никогда не рассказывал о том, что в моей голове, и когда ты не сильно привык откровенничать, это весьма выматывает, знаешь ли.
— Ты, знаешь ли, тоже один из немногих, кто знает о стихах, — слегка язвит Лиам в ответ, хотя Тео сомневается, можно ли вообще язвить во время таких разговоров, — ну, так, примерно один из одного.
— Ну раз мы так откровенны друг с другом, может, откровенно пойдем спать? — Тео фыркает и перехватывает Лиама за запястье, потянув за собой к выходу из гостиной. — Я понимаю твое стремление к альтруизму, но вот тебе еще одно откровение: стихи у тебя отстойные. В них нет ритма.
— Я не доверяю тебе, у тебя нет слуха, — усмехается Лиам, даже не обидевшись на такое заявление и только смотря себе под ноги, потому что откровенно не дружит с лестницами. Тео перестал считать, сколько раз он его ловил, где-то на второй неделе их недо-дружбы. — О каком ритме может быть речь, если ты даже выстукиваешь ритм песни неправильно?
— Господи, ты меня утомляешь, — Тео закатывает глаза, когда первого запихивает в комнату именно Лиама. — Иди в душ, прошу тебя.
— Даже не смей за мной подглядывать, знаю я этих художников с натуры, — предупреждающе-шутливо говорит Лиам, вытаскивая полотенца из шкафа.
— Тебя никто не будет рисовать, даже если ты доплатишь, Вильям*, — невозмутимо оповещает Тео, садясь на свою кровать, игнорируя рык Лиама и перехватывая брошенную им подушку. Тео тихо смеется и опрокидывается спиной назад, вдыхая запах свежих простыней.
— Ты мудак, — горячо говорит Лиам, прежде чем скрыться за дверью ванной.
— Я знаю, сладкий, — снова смеется Тео, закрывая глаза. Он знает, как сильно Лиам ненавидит полную форму своего имени, и именно поэтому старается использовать ее как можно чаще.
Когда Тео отчетливо слышит звук бьющихся о плитку капель, он садится на кровати и достает с тумбочки блокнот. Он больше чем уверен, что Лиам больше не лазил туда — он был слишком честным для таких поступков и слишком уважал личное пространство Тео после долгих уговоров на совместное проживание во время учебы в колледже.
Тео долго думает, смотря на чистый лист перед собой. Чешет затылок, а затем вытаскивает из внутреннего кармана худи пару потрепанных карандашей: простой, белый и малиновый. Он рассматривает какое-то время полку над кроватью Лиама, которая уставлена кубками по лакроссу и фигурками героев комиксов, и тихо усмехается. Несмотря на острый ум и зачатки повадок альфы, Лиам в глубине души был все тем же вспыльчивым подростком. Вспыльчивым, но добрым и ужасно импульсивным в своих намерениях.
И Тео это нравится.
Он качает головой, мягко усмехаясь своим мыслям, и делает первый штрих будущей турецкой гвоздики**.
***
— А вещи по размеру выбрать не вариант? — фыркает Лиам, когда видит Тео в огромной толстовке. Тот закатывает глаза и задергивает шторку в примерочной.
Он изначально понимал, что брать Лиама с собой за покупками — очень плохая идея. Тем не менее, ему нужно было еще что-то, чем два комплекта одежды, которыми он хорошо обходился, пока жил в своем пикапе. Но, к счастью или сожалению, его пикап превратился из места жительства в средство передвижения, и теперь ему приходится покупать одежду, чтобы стирка не обходилась в три раза дороже, потому что стирать одну худи дома или ехать на другой конец города до прачечной по сумме выходило одинаково и также одинаково влетало ему в копейку.
— Ты просто зануда.
— Я рационален. Вещи не по размеру по факту бесполезны, — фыркает Лиам и выходит из примерочных, проходясь по рядам и перебирая вешалки. Он прекрасно знает, что Тео услышит его и из кабинки, и даже не думает о том, каким странным покажется остальным покупателям, разговаривая сам с собой.
— Ты невыносим, — Тео снова закатывает глаза, снимая толстовку через голову. Он на секунду замирает, рассматривая себя в зеркале: шесть кубиков не могут не задержать взгляд, даже если это твои кубики. Тео самодовольно усмехается, но все же надевает другую вещь. — Может, я просто люблю большие вещи?
— С такими ценниками я не могу позволить тебе тратить деньги на вещи не по размеру, — сетует Лиам. — Малиновый или болотный?
— Дай обе, ты дальтоник, — снова усмехается Тео, открывая шторку и показываясь парню и молчаливому консультанту заодно в черной худи с белыми надписями на плечах. Вещь на нем снова больше на пару размеров. — Как тебе?
— Я все еще возмущен, но выглядит даже неплохо, — признает свое поражение Лиам, вручая парню еще две кофты. — Но, может, мне стоит подыскать её же на твой размер?
Тео закатывает глаза. Он поворачивает голову, смотрит в зеркало и понимает, что в целом Лиам прав: худи висит мешком на плечах, особенно с его типом фигуры сужения к бедрам. Тео свободной рукой ерошит волосы на затылке, а потом вздыхает.
— Это не каприз, Лиам, — наконец решает быть честным он. — Я привык к большим вещам. В них было теплее спать. Когда я мерзну, мне снятся кошмары. Со временем я снова перейду на свой размер, но не сейчас.
Тео шагает обратно в примерочную и одним широким жестом задергивает шторку. Он чувствует ребрами, как подскакивает его сердце, потому что быть честным и откровенным — все еще эксперимент, но Тео старается. Старается ради Лиама, который заслужил эту честность.
Он расправляет вещи, данные младшим, и слабо улыбается, замечая, что они так же большие, несмотря на все недовольства Лиама. Тео прислушивается: чужое сердце бьется едва ли медленнее собственного, но не от волнения, а от беспокойства. Тео буквально чувствует этот тягучий запах.
— Давай я пока посмотрю тебе куртку, — примирительно и скромно предлагает Лиам, заглядывая через щель в шторке и ловя взгляд Тео через зеркало. — Или джинсовку. Они тебе идут.
Тео смотрит в пронзительные голубые глаза Лиама, и его не отпускает тяжелое напряжение, несмотря на неплохую попытку сменить ситуацию. Он качает головой и закрывает глаза, будучи не в состоянии вынести чужой взгляд, и чувствует, что если не заполнит эту недосказанность сейчас — просто сорвется.
