И тут он улыбнулся. Говорят, что человек производит впечатление в первые три минуты общения, но, если бы меня спросили, когда он произвел впечатление на меня, я бы назвала именно этот момент. Улыбка у него была мальчишеская, озорная, один уголок рта при этом был чуть выше другого, но это его ни капельки не портило, в глазах у него заплясали веселые искорки; это совершенно преобразила его лицо.

– Дима, – представился он, – а тебя как зовут?

– Рина.

– Это Марина, да?

– Не-а, Регина.

– Красиво. Не похожа ты на Регину. Ты рыжая, – он пристально на меня посмотрел, прищурил глаз и сморщил нос, – ну, так и знал – и глаза светлые. И светишься вся. Светка ты!

– Не рыжая, а золотая, – засмеялась я, зная, что никогда не была рыжеволосой, волосы у меня были русые, но летом они выгорали и слегка отливали золотом на солнце.

И через пять минут мы уже болтали как старые знакомые, разбитые коленки были забыты, впрочем, как и месть коварному Серёжке. Я не знаю, что могло заставить обратить на меня внимание такого взрослого парня, может, вид у меня был несчастный, может, ему просто надо было убить время в ожидании кого-то, а может он рассмотрел во мне что-то, что другие не видели. Мы сидели на скамейке и увлеченно беседовали, когда из подъезда вышел мой двоюродный брат Лёшка.

– Здорово, Добрый. Ну, пойдём, – брат покосился на меня и нахмурился.

Пропустив Лёху вперед, Дима обернулся, улыбнулся, сказал «пока» и дернул меня на косичку. А я осталась сидеть на скамейке в полном недоумении. Стало как-то пусто и неуютно, как будто Димка, уходя, забрал с собой что-то важное и дорогое. Вопросы роились в моей голове как пчелы в улье – кто он такой, какое отношение имеет к нему двоюродный брат Лёшка. Но тут ко мне подбежал Серёжа, и стал упрашивать меня не дуться больше и вернуться в игру, и я опять присоединилась к ним.

Я уже почти забыла о нашей встрече в суете летних развлечений и многочисленных походов в гости к не менее многочисленным родственникам, когда примерно через неделю мы опять столкнулись с моим новым знакомым. Меня отправили за хлебом, и я, возвращаясь из магазина, скакала через одну ступеньку лестницы в подъезде, не забывая при этом отламывать вкусную хрустящую хлебную корочку, потому что нет на свете ничего вкуснее теплой ароматной хлебной корочки. Поэтому я очень любила, когда меня посылали за хлебом, и все в семье знали, что булка, которую я принесу, опять будет обглодана по краям.

Надо сказать, мои родственники жили на пятом этаже старой «хрущевки», в чистеньком и очень зеленом районе, далеком от обычной городской суеты. И вот, я доскакала через ступеньки до второго этажа, когда на третьем хлопнула дверь, и кто-то стал спускаться по лестнице. Стоя на одной ноге, прижимая к себе булку хлеба одной рукой, а другую – вытянув в сторону для сохранения равновесия, я подняла глаза, мысленно обзывая всякими нехорошими словами того, кому мне сейчас предстоит уступить дорогу и тем самым прервать мою увлекательную игру. И вот так, дожевывая кусочек хлебной корочки, в усыпанном крошками платье, я нос к носу столкнулась с Димой, который, к тому же, был не один. Он держал за руку девчонку своего возраста, и не просто девчонку, а очень милую девчонку с самыми красивыми волосами на свете, она была очень стройная, с длинной тонкой шеей, у нее была матовая белая кожа, длинные черные блестящие волосы и огромные черные глаза с пушистыми ресницами. А звали ее Оля. Я восхищенно смотрела на эту красавицу, забыв про все на свете.

– Привет, – сказал Димка.

Я перевела взгляд на него, он улыбался. Я сначала смутилась, покосилась на красавицу, а затем тоже улыбнулась в ответ.

– Привет, – и все еще улыбаясь, отошла в сторону, пропуская их. Когда Димка проходил мимо, он по-дружески слегка дернул меня за косичку и подмигнул.

Вечером я выбрала, на мой взгляд, подходящий момент, стесняясь и перебирая все возможные и невозможные варианты, и спросила брата, кто такой Дима. Просто Дима, учатся в одной школе, и ещё он сын одного из двоюродных братьев кого-то из родителей.

– А почему Добрый?

– Потому что Добровольский.

– Так получается, он – родня?

– Ага, родня. Типа, брат… Троюродный, вроде.

На этом мои вопросы закончились. Однако уже вечером, лежа в кровати, я испытала чувство радости от того, что с Димкой Добрым нас связывает не просто спонтанное знакомство, а более крепкие узы – узы родства, а родня – это тебе не просто «привет – пока», это нечто большее. И тут мне вдруг захотелось стать этой девочкой Олей, и постоянно чувствовать себя так, как тогда, на скамейке.

Через два дня я сидела все на той же скамейке и читала. Был выходной день, солнечный и жаркий, и все ребята с родителями поспешили прочь из раскаленного города – кто на дачу, кто за город поближе к воде. Во дворе никого кроме меня не было, тетя вышла из отпуска и сегодня была ее смена, брат Лёшка уехал с друзьями в поход, поэтому ничего лучше не придумав, я разулась, забралась на скамейку с ногами, и читала. Это был Волков – «Урфин Джус и его деревянные солдаты», потрепанная редкая книжка с крупным шрифтом и красивыми картинками. Мир сказок Волкова я открыла для себя недавно и была полностью увлечена книгой, что даже не заметила, как во двор на новеньком велосипеде въехал Димка, который не спеша подрулил к скамейке, где я сидела.

– Ого, ты уже читать умеешь! А что читаешь? – от неожиданности я вздрогнула, но, увидев Диму, расплылась в улыбке, быстренько прикидывая как бы ему объяснить, что я читаю, чтобы он не счел меня малышней. Но тут я обратила внимание на громадный новенький велосипед, явно недавно купленный.

– Ух, ты! Класс…, – я не удержалась, и моя рука сама потянулась к нему, поглаживая эту блестящую махину.

– Садись, прокачу, – и он поставил велосипед параллельно скамейке, чтобы мне было удобнее забраться на раму впереди него.

И мы поехали. Ветер трепал мои волосы и обдувал лицо, от скорости захватывало дух, сердце бешено колотилось, а Дима увлеченно крутил педали, и мы мчались вперед, выехав со двора, свернули с улицы на дорогу, которая вела к заводу, где работала половина жителей городка. Мы объездили полгорода, прежде чем вернулись в наш двор.

– Здорово было, да? – спросил он меня.

– Ага, – и я утвердительно кивнула.

– Хочешь, я тебя научу? – и все оставшееся время до отъезда домой мы с ним почти не расставались. Через три недели я вернулась в свой родной маленький поселок на берегу Японского моря, но остаток лета я провела в тоске по моему старшему другу, вспоминая, как мы весело проводили время. После, приезжая к родственникам каждое следующее лето, я с нетерпением ожидала только одной встречи. Встречи с Димой.

Впрочем, если говорить о детстве и о любви, то была одна вещь, любовь к которой затмевала собой и шум дождя, и вкус клубники, и прелесть горячих летних дней. Это была безусловная любовь к придуманному миру, описанному на страницах книг. Как только я научилась сносно читать, я с головой погрузилась в мир фантазий и моего буйного воображения. Я боготворила книги. С особым душевным волнением я вдыхала запах новой бумаги страниц, радовалась тактильным ощущениям, когда прикасалась пальцами к корешку, гладила обложку. И тот восторг предвкушения новой захватывающей истории поймет человек, так же страстно влюбленный в хорошую книгу, как и я.

Читать я научилась рано, и как только я начала понимать и осмысливать прочитанный текст, с книгой я уже не расставалась. Мои бумажные друзья были неизменными спутниками моего детства. С книгами я грустила, познавала боль предательства, отправлялась на поиски, находила выход из самых сложных и запутанных ситуаций, сто раз влюблялась. Такой страстью к чтению в моей семье отличалась только я, и самый сложный вопрос для меня всегда был «что же ещё прочесть?».

У моей тети была замечательная хорошо подобранная библиотека, и поэтому, приезжая к ней на лето, я всегда возвращалась домой с новыми историями и впечатлениями. И если я не играла во дворе, то меня всегда можно было найти на веранде, где я стелила на дощатый пол покрывало, ложилась на живот и читала.