«Что он успел услышать из нашего разговора?..»

Предупреждение Ши Мэя все еще звучало у Чу в голове, но… как он мог не доверять Мо Жаню?

Никто в жизни Чу и в половину так не заботился о нем, как делал это Вэйюй.

Эта забота была на грани навязчивости, приводила в ярость, но в то же время... от нее плавилось сердце.

И, пусть Мо Жань делал это из лишь ему ведомых соображений. Пускай все это рано или поздно должно было окончиться.

Чу не хотел об этом думать — сейчас он видел перед собой человека, к которому его отчаянно тянуло.

Человека, которого он хотел бы называть своим учеником, своим близким другом — да кем угодно, лишь бы он только оставался в его жизни…

Огорчало лишь то, что сам Ваньнин был вовсе не так благороден в своих побуждениях, как должен был быть. Он хотел от Мо Жаня того, что тот не смог бы ему дать.

И он прекрасно осознавал, что рано или поздно Мо Жань заметит его странности поведения, заподозрит неладное — и тогда любые их отношения будут навсегда разрушены.

Именно потому Чу следовало поскорее съехать из квартиры Мо Жаня — пока не стало слишком поздно.

Комментарий к Часть 15 Я, кажется, предупреждала, что новая часть выйдет быстро. Ну, вот!

Заранее прошу прощения за возможные опечатки. Если вдруг что-то заметите — пишите, у нас тут публичная бета (и ленивый автор) ^^

Всем, кто читает, заранее спасибо за понимание!

====== Часть 16 ======

...Вечерняя прохлада не приносила облегчения. Мо Жаня все еще преследовал дурманящий голову аромат цветущих яблонь, от которого стремительно учащался пульс, а ровно дышать становилось невозможно. Ваньнин… казалось, он просочился в каждую клеточку его тела, обвился вокруг его сердца подобно изящной ивовой лозе и вонзился в него острыми занозами, не давая покоя ни на секунду.

Все эти несколько недель, что Чу жил с ним под одной крышей, Мо Жань был словно в горячечном бреду. Порой он едва соображал, что именно делает. Несколько раз бывал в секунде от того, чтобы наброситься — но в какой-то момент останавливался, вспоминая о том, что своим поведением лишь вызовет у Ваньнина ужас. Он не хотел, чтобы Чу его боялся — пусть лучше будет вздорным, злым, оказывающим сопротивление, обзывает последними словами.

Он готов был принять что угодно — но только не страх.

Его душа словно раскололась надвое, и порой он больше не был уверен, что психически здоров, потому что как мог он одновременно желать защитить Чу, оградить от всех переживаний, заботиться о нем, словно о самом нежном цветке — и в то же время стремиться поглотить его целиком, смять его лепестки и растерзать на месте?..

Но на самом деле он любил ходить по краю, и потому всякий раз придумывал тысячу поводов, чтобы Ваньнин к нему прикоснулся. И плевать, что предлоги были сомнительными. Главное — они работали. Такие прикосновения могли однажды закончиться потерей контроля, но он готов был рискнуть ради того, чтобы ощущать на себе эти нежные, тонкие пальцы и хрупкие ладони…

Единственное, что все еще удерживало его разум в порядке — желание.

Желание, чтобы Ваньнин оставался рядом с ним как можно дольше.

Он хотел видеть, как нежные губы Чу подрагивают в тщательно сдерживаемой улыбке рано утром, когда Мо Жань готовит для него завтрак. Хотел замечать странные обжигающие искры в обычно холодных, словно мертвый космос, глазах.

Отчаянно желал одновременно и присвоить этого вздорного, гордого человека — и раствориться в нем…

Вот только Чу Ваньнина, похоже, невозможно было присвоить, а растворяться в себе он не позволял, с каждым днем все более четко давая понять, где находится граница между ним и его бывшим учеником, сводя их отношения к вынужденному сожительству двух едва не чужих людей.

Хуже всего, однако, было то, что Ваньнин даже не думал проводить такую границу в общении с Ши Мэем или Наньгун Сы. О, им он позволял баловать себя вниманием и подарками сколько угодно — и лишь на Мо Жаня реагировал диким шипением и язвительными замечаниями. Похоже, лишь Мо Жаня он обдавал леденящим холодом взгляда, когда тот заботливо готовил для него чай или хотел укрыть теплым пледом.

«Откуда такая избирательность, Юйхэн?!»

Иногда Мо Вэйюю хотелось кричать в голосину от такой несправедливости.

Он держался из последних сил на репетициях, когда Ваньнин подолгу болтал с Ши Минцзином, и даже, бл*ть, смеялся его шуткам. Держался... дома, когда балетмейстер, едва придя, тут же спешил переодеться, принять душ и лечь спать, отказываясь под любыми предлогами от ужина, совместного просмотра кино, или, тем более, откровенного разговора. Делал вид, словно Мо Жань был пустым местом. Словно Мо Жаня просто не существовало...

Но Мо Жань держался… до тех пор, пока не увидел, как улыбается его Юйхэн этому гребаному Наньгун Сы. Как ест фрукты, которые купил для него нежный Ши Мэй, и крошки сахара остаются на его губах словно крошечные кристаллы льда…

Прошло всего-ничего с тех пор, как он был в его, Мо Жаня, объятиях — пусть и по чистой случайности. Он был готов поклясться, что на короткое мгновение почувствовал отклик. Что Ваньнин не хотел отталкивать его, и застыл на месте на несколько секунд только потому что на самом деле не хотел, чтобы это прекращалось…

Вэйюй не мог не почувствовать, как тело Чу отреагировало в тот момент на их близость. Это не могло быть ошибкой...

...И, вот, этот несносный человек спустя каких-то полчаса бесстрастно советует Мо Жаню «проводить больше времени с друзьями». И игнорирует его. Не замечает, как Вэйюй пожирает его глазами. Даже не смотрит в его сторону...

Проклиная себя последними словами, Мо Вэйюй вдруг понял, что ему срочно нужно остудить голову — в противном случае быть беде. Он и так уже полчаса продолжал неловко мяться в стороне, не в состоянии выдавить из себя и двух связных слов, рассеянно отвечая на вопросы Ши Минцзина.

Ши Мэй же словно нарочно продолжал сыпать вопросами личного характера — как если бы ему доставляло удовольствие ставить Мо Жаня в неловкое положение. Как если бы он намеренно пытался выставить его перед Ваньнином полным дураком.

Этот вечер, пожалуй, не мог стать еще хуже.

Юноша решил незаметно раствориться в толпе — к счастью, на фестивале было многолюдно, так что сделать это было совсем нетрудно. В следующую секунду он уже шел мимо пестрых лавок и лотков, едва обращая внимание на их содержимое. Остановился, только когда понял, что гул голосов, смешанный с музыкой, почти не слышен. Прохладный ветер не помогал успокоиться, а лицо пылало. В голове роились тысячи непрошенных мыслей, одна абсурднее другой.

«Мог ли Ваньнин испытывать симпатию к Ши Мэю?»

«Почему так легко согласился поехать на этот чертов фестиваль, стоило юноше только позвать его?..»

Лоб начинал порядком болеть от напряжения. Разрозненными осколками впивались мысли о мягких полуулыбках его учителя в сторону Ши Минцзина, и о том, как неуловимо смягчался голос Ваньнина, стоило ему заговорить с Ши Мэем...

Мо Жань вдруг также вспомнил о том, по какой причине Ваньнин шесть лет назад сорвался на него вместе с Ши Мэем: ведь его друг сам же признался, что тогда был влюблен в балетмейстера Чу, и тем вечером открыто приставал к своему учителю… за что, собственно, Ваньнин и подтер им тогда пол, попутно вывихнув ему лодыжку.

«Почему он так легко простил Ши Мэя, но не меня?!»

Последняя мысль была подобна удару в живот, вышибая из Вэйюя последние крохи разума.

Он глухо дышал, прижимая внезапно ставшую пронзительно-холодной ладонь к пылающему лбу.

Вдруг пришло осознание, что только что он с легкостью оставил доверчивого Ваньнина практически в руках Ши Мэя. Наньгун Сы был слишком увлечен Е Ванси, так что, по сути, его балетмейстер наверняка сейчас был именно в компании с Ши Минцзином. Наверняка они оба неплохо проводили время — как могло быть иначе?

Достав телефон, Вэйюй наскоро написал Ши Мэю:

«Где вы?»

Он не стал писать Ваньнину, прекрасно зная, что тот предпочтет пару минут игнорировать его сообщение — как делал в последнее время почти всегда.