Разумеется, он не мог не знать, что в труппе ходили слухи о том, что Мо Жань якобы ненавидел своего учителя — однако он и предположить не мог, что юноша мог заявлять на весь мир нечто подобное.

— Я… был жалок, — Мо Жань усмехнулся. — Тому, что я творил и говорил, нет оправдания.

— Если это так, зачем вы вернулись, Мо Вэйюй? Неужели происшествие с Жун Цзю ничему вас так и не научило?..

Чу Ваньнин застыл, словно громом пораженный.

Он не мог понять ни почему эти двое вообще говорят о таком, ни зачем Хуайцзуй внезапно упомянул инцидент, в котором Мо Жаня, очевидно, подставили.

Разве только… сам Хуайцзуй имел к этому непосредственное отношение?

Ваньнин вцепился ногтями в собственные ладони, понимая, что едва может дышать. То, что ему приходилось слышать, с каждой секундой выносить становилось все тяжелее.

Он не имел представления о деталях случившегося, однако, когда Мо Жань говорил, что не помнит, что именно произошло, безоговорочно ему верил.

Отвратительное предчувствие заставило его внутренности съежиться.

— Вы помните, что случилось той ночью с Жун Цзю, Мо Вэйюй, — Хуайцзуй не спрашивал, он утверждал. — Вы ведь думали о Чу Ваньнине в те мгновения, не так ли?

— Я… — Мо Жань внезапно замолчал, и от этой тишины Ваньнин едва не оглох. Его сердце, казалось, могло в эту секунду проломить ребра резкими, глухими ударами.

Он ведь должен ответить правду — просто сказать, что не помнит той ночи...

Почему же он МОЛЧИТ?!..

Балетмейстер, не в силах больше выносить происходящее, потянул дверь на себя — и в следующее мгновение его взгляду предстала картина настолько жуткая, что, казалось, останется выжженой на его сетчатке до конца дней.

Мо Жань был привязан веревками к стулу, но при этом его руки были свободны. В мокрой одежде, со слипшимися в космы волосами, с которых непрестанно капало, он выглядел болезненно бледным, словно находился на грани жизни и смерти. К одной из безвольно повисших рук юноши крепилась капельница: длинная тонкая трубка змеилась в воздухе, присоединяясь к флакону с раствором.

Впрочем, шокированный увиденным Ваньнин не сразу заметил, что в свободной руке Мо Жань сжимал нож. Остро заточенное лезвие недобро сверкало в холодном искусственном свете флуоресцентных тепличных ламп, по стальному полотну медленно стекали багровые капли крови, оставляя грязно-бурые следы.

Чья это кровь?!..

Ваньнин замер, чувствуя, что взгляды Мо Жаня и Хуайцзуя обратились к нему.

В ту же секунду рука Мо Жаня взметнулась резким движением, и лезвие ножа вошло на одну треть в его собственное бедро. При этом юноша даже не вскрикнул, и лишь продолжал смотреть на Чу абсолютно пустыми глазами, в которых отражались лишь отчаяние и непонимание.

— Мо Жань!... — Ваньнин задохнулся собственным криком. — Прекрати! Прекрати сейчас же!..

Юноша медленно тряхнул головой, словно не хотел ничего слышать. Его пальцы снова крепко сжались на рукояти ножа, вены вздулись под бледной кожей. Одним рывком он высвободил лезвие из собственной плоти — и, к еще большему ужасу Ваньнина, занес его для следующего удара.

— Нет!.. — Чу в одно мгновение оказался подле Вэйюя, пытаясь ударом выбить нож из напряженной хватки. Мо Жань, казалось, даже не осознавал, кто перед ним. Он явно был не в себе — и, когда нож выпал из его рук, зло оскалился на Чу. Глаза его налились кровью.

Впрочем, кровь теперь и так была повсюду: сочилась из ран, которых было уже несколько, стекала багровой лужей на пол.

— Юйхэн, — Хуайцзуй усмехнулся за спиной Чу. — Не стоило его останавливать. Он полностью заслужил всё это.

Чу похолодел от ледяного спокойствия в голосе мужчины.

— Что… что ты с ним сделал?! — он едва осознавал что перешел на крик.

— О, не переживай так. Все это он сотворил с собой сам.

Ваньнин резко развернулся к Хуайцзую, до конца не веря что все это происходит в действительности. Казалось, в одну секунду он лишился способности говорить — любые слова, которые он мог бы сказать, застревали в горле.

В воздухе смешивался запах крови и лотосов, вызывая волны дурноты.

— Почему?.. — Чу поднял глаза на Хуайцзуя.

Он все еще не мог заставить себя поверить, что его наставник мог действительно иметь отношение к Жуфэн. Все эти годы Хуайцзуй был тем, кому Ваньнин доверял безоговорочно.

И, все же…

— Этот человек причинил тебе столько боли, Юйхэн. Почему ты продолжаешь о нем так беспокоиться? — задал встречный вопрос Хуайцзуй, а затем, натолкнувшись на ледяной взгляд Ваньнина, растянул губы в странной улыбке, качая головой. — Ты так разочаровал меня...

Ваньнин на секунду прикрыл глаза, понимая, что ситуация оборачивается худшим кошмаром. Если Мо Жань будет продолжать находиться в подобном неадекватном состоянии и истекать кровью, он погибнет через несколько часов.

Но едва ли он мог надеяться убедить Хуайцзуя вызвать «скорую».

Становилось очевидно, что его наставник не собирался отпускать ни одного из них живыми из этого проклятого места. Он планировал все это таким образом, чтобы заманить их в ловушку, понимая, что Чу никогда не бросит неспособного спастись Мо Жаня — а, значит, не сможет сбежать.

— Мо Жань! — Ваньнин снова развернулся к Мо Вэйюю, чувствуя, как его самого настигает отчаяние. — Мо Жань, очнись!..

Юноша не реагировал на его голос — и словно не понимал ничего из того что Ваньнин ему выкрикивал в лицо.

Чу тут же попытался зажать сочащуюся кровью рану на бедре Вэйюя рукой — но буквально сразу понял, что его действия едва ли к чему-либо приведут. Это было венозное кровотечение, юноше нужно было срочно наложить шину — и госпитализировать как можно скорее.

К тому же, с такой кровопотерей Мо Жань не смог бы ступить и шагу. Ему требовалась транспортировка.

— Оставь его, — голос Хуайцзуя звучал мягко, даже сострадательно. — Ты ему не поможешь. Он не слышит тебя: его разум наполнен его собственными демонами, для него ты — его галлюцинация. И… не пытайся убрать капельницу. Он находится в сознании только благодаря ей...

— Чего ты всем этим хочешь добиться? — оборвал его Ваньнин. Параллельно он стянул с себя рубашку и попытался затянуть рану на ноге Вэйюя хотя бы так.

— Я?.. Добиться?! — Хуайцзуй тихо рассмеялся, качая головой. — Я ничего не хочу добиться, Юйхэн. Я разочарован! Ты… мог быть премьером, выступать на мировых сценах, однако этот человек… он сломил тебя. И даже не осознал, что натворил.

— Я был сломлен до того как впервые повстречал его, — тихо возразил Ваньнин. — Тебе ли не знать? Мо Жань… он не виноват в том, какой я. Не виноват в моей астме, в моем страхе сцены. Он всего лишь ушел — и в том была моя вина. Я дал ему право себя ненавидеть.

— Ты был моим лучшим учеником. С астмой или нет, ты просто позволил ему уничтожить себя, — Хуайцзуй вперил в Чу суровый взгляд. — Это постановка должна была стать последней в твоей карьере танцовщика, Юйхэн — но она никогда не состоится.

— Что… что ты имеешь в виду? — Чу вдруг отчетливо осознал, что время работает против него.

Где же была полиция когда они были так нужны?!

Разве не обещали они прибыть на место?..

Сам он давно уже включил голосовую запись на телефоне для того, чтобы зафиксировать происходящее.

Однако он не был готов к тому, что Хуайцзуй будет говорить нечто подобное. Сейчас включенный диктофон буквально прожигал ему карман — потому что он вдруг отчетливо понял, что во всем происходящем виновен он сам.

Он не был уверен, что сможет заставить себя предоставить эту запись как свидетельство. По правде, он больше ни в чем вообще не испытывал уверенности.

— Ты действительно веришь в то, что я позволил бы тебе танцевать с этим сбродом на сцене во время премьеры, Юйхэн? — Хуайцзуй покачал головой. — Для вас обоих все должно закончиться, не начавшись. Ты — предал себя ради него. Он — уничтожил тебя. Вы оба... не достойны больше ни выступать, ни жить…

Ваньнин содрогнулся от того, как холодно и отстраненно звучал голос Хуайцзуя — как если бы он действительно верил в то что говорил.