В следующее мгновение Мо Жань вылил почти полтюбика оставшейся смазки на себя, и, обхватив Чу под бедра, осторожно подался вперед. Тот снова застонал, и тут же попытался зажать себе рот рукой.

Мо Жань остановился, пристально вглядываясь в напряженное, раскрасневшееся лицо. Он снова перехватил запястье Ваньнина, убирая искусанную ладонь в сторону, а затем склонился к лицу мужчины.

— Я жду, — его пальцы обхватили ладонь Чу, поглаживая.

Ваньнин мотнул головой, понимая, что просто не может заставить себя снова открыть глаза в такой момент. Сам факт того, что Мо Жань был так близко, что видел его таким, и при этом уже наполовину вошел в него… все это заставляло его терять разум.

Как мог он найти в себе силы открыть глаза?..

Вдруг он ощутил странное, легкое прикосновение губ к своим векам… и тут же понял, что Вэйюй целует его лицо, причем делает это так ласково, что еще миг — и его сердце разлетится вдребезги на тысячи осколков.

— Ваньнин, прошу… — его дыхание касалось губ мужчины горячим потоком воздуха. — Посмотри на меня. Ну же...

Чу все еще ощущал себя немного странно, и даже дико, однако невозможно было противиться этим уговорам. Он резко выдохнул… а затем в одночасье понял, что видит на лице Вэйюя лишенную всякой пошлости, обнаженную нежность — чувство это было настолько честным, что все внутри него разом перевернулось.

Пальцы Чу наконец переплелись с пальцами Мо Жаня, и он утонул в полном любви взгляде, готовый захлебнуться в этом темном океане даже насмерть — лишь бы никогда больше не оказываться на поверхности.

Комментарий к Часть 33 Ну, всё, они оба теперь признались друг другу! Нет, не слипнется!

а этот очень счастливый автор, выполнив долг, убегает в выходные ~

====== Часть 34 ======

Утренний кофе едва бодрил, а тело все еще местами горело, напоминая о прошлой ночи... Или, возможно, позапрошлой? Даже после самых изнурительных репетиций Ваньнин не чувствовал такой крепатуры: казалось, в последнее время он напрягал мышцы, о существовании которых до сих пор не имел ни малейшего представления. Прошла неделя с тех пор, как они с Мо Жанем съехались, однако создавалось впечатление, будто пролетело не более нескольких дней.

За это время он успел дважды навестить все еще восстанавливающегося в больнице Ши Мэя, приноровиться на репетициях не реагировать на присутствие Мо Жаня так остро, и понять, что скрывать отношения от кого-либо бесполезно — особенно если твой парень тянет к тебе лапы в любую свободную минуту.

Что до Хуайцзуя, то с того самого дня, когда они с Мо Вэйюем столкнулись с ним лицом к лицу в заброшенной гримерной, он сказался больным — и Ваньнину пришлось заменить его на всех репетициях. Так он снова переключился с проработки своей партии на работу по композиции и постановке танца.

Тысяча вопросов, вертевшихся в его голове, временно так и остались без ответа.

Был ли его коллега, а в прошлом — учитель, действительно связан с Жуфэн?

Ваньнин этого не знал — однако все еще не мог до конца поверить, что человек, заботившийся о нем, давший ему так много, мог предать его таким образом. Был ли он тем, кто все это время стоял за шантажом и слежкой? Был ли он замешан в этом вместе с Ши Минцзином?

Прежде чем делать выводы, Чу хотелось задать все вопросы самому Хуайцзую — он верил, что тот ответит, если спросить его прямо. Вот только уже неделю спрашивать было не у кого.

К тому же, Чу взял у Вэйюя обещание, что тот больше никогда не станет ради него идти на риск и устанавливать контакт с Наньгун Янем — и таким образом оба они снова оказались в весьма странном положении.

Впрочем, теперь Ваньнин по крайней мере не задерживался допоздна в одиночестве: Мо Жань взял обыкновение ходить с ним даже на проработку сторонних сцен, и не оставлял балетмейстера ни на секунду. Возможно, раньше это безмерно раздражало — но теперь, когда Чу действительно не представлял, ждут ли их в будущем новые угрозы, и только слепому было непонятно, что они с Вэйюем в отношениях, он был даже рад тому, что юноша всегда где-то на периферии.

Ему самому было так спокойнее хотя бы потому что, пока Мо Жань находился в поле его зрения, казалось, что в случае опасности он успеет прийти ему на помощь.

Мо Жань, в свою очередь, придерживался примерно такой же точки зрения — а потому, несмотря на периодически злящегося Чу, продолжал следовать за ним по пятам.

Что было важнее, он действительно держал обещание не связываться со своим отцом — и Чу Ваньнин не мог не ценить этого, понимая, что парень наверняка мог бы уже попытаться все выяснить самостоятельно.

Вот только сама мысль о том, что юноша снова, нарочно или нет, привлечет к себе внимание Жуфэн, заставляла его испытывать неосознанный страх. Ваньнин все еще не был уверен, что они оба в безопасности — и до сих пор, глядя на то, как Мо Жань репетирует на сцене, задавался всего одним вопросом: кому и зачем было необходимо подставлять юношу, приписывая ему случившееся с Ши Мэем и Жун Цзю?..

С его точки зрения, это не имело смысла ни для его отца, ни для картели.

Так в чем же было дело?..

Ваньнин допил кофе и рассеянно потер ноющие с самого пробуждения виски, а затем мельком взглянул на сцену, где танцовщики готовились к началу генеральной репетиции.

Мо Жань тоже был среди них — высокий, атлетичный, смуглый, он легко приковывал к себе взгляды не только благодаря выдающимся физическим данным. Несмотря на шестилетний перерыв в классическом танце, технически его исполнение было одним из лучших, что доводилось видеть Чу Ваньнину.

Иногда мужчина даже начинал сомневаться, действительно ли Мо Вэйюй был его учеником — как мог он обучить кого-то настолько хорошо?..

Разумеется, он никогда не сказал бы об этом парню в глаза: с него было достаточно вечера на прошлой неделе, когда он неожиданно для самого себя признался Мо Жаню в любви, почему-то решив, что тому необходимо услышать эти слова, чтобы почувствовать себя уверенней.

С тех самых пор Мо Жань, обыкновенно сначала делающий, а потом включающий голову, вдруг превратился в нежного и ранимого молодого человека, способного смущаться, краснеть и — невероятно! — постоянно донимать Чу вопросами в самое неподходящее для этого время.

Он всерьез мог спросить Ваньнина, спит ли он, посреди ночи, когда Чу, вполне очевидно, не спал потому что проснулся от очередного кошмара.

Мог допытываться, что Чу хотелось бы на ужин — в момент, когда Ваньнин ленился есть, и собирался вовсе обойтись без еды.

Но, пожалуй, особенно глупыми были вопросы Вэйюя в постели: он едва не сводил Чу с ума попытками выспросить, что именно тот ощущает, и как именно ему хотелось бы заняться любовью. Ваньнин, не привыкший в принципе говорить много, тем более — не имеющий почти никакого опыта, вскипал всякий раз, положительно не понимая, как и что в такие моменты должен отвечать. В конце концов, Мо Жань, что, действительно ждал от него каких-то особенно ценных рекомендаций? Почему же раньше так хорошо без них обходился?..

Ваньнин опустил голову на руки, отрывая взгляд от происходящего на сцене, и все больше погружаясь в свои мысли. Он снова вернулся в памяти к последнему разговору с Ши Минцзином.

Пару дней назад он пришел к Ши Мэю в палату — заодно принес наушники и свежую одежду. Юноша в последнее время постоянно находился в сознании, но все еще проходил дополнительные исследования из-за пережитой черепно-мозговой травмы, и к тому же был в гипсе, а потому маялся от безделья.

Однако, едва завидев балетмейстера, он попросту уставился в потолок, изображая, будто ему вовсе нет дела до пришедшего его навестить Чу.

— Ши Мэй, — Ваньнин осторожно положил на прикроватную тумбочку пакет с вещами, а затем нерешительно застыл у кровати.

Он понятия не имел, что еще должен сказать, а потому просто молчал, ожидая хоть какой-то реакции.

— Уходи, — юноша так и не взглянул на него, и только его голос прозвучал вполне отчетливо и ясно. — Тебе не нужно приезжать ко мне в больницу.