Однако бесконечная тоска, звеневшая в голосе Мо Жаня, окончательно вышибла из него последние крохи сопротивления. Он чувствовал, что нужен этому юноше прямо сейчас — так сильно, что тот продолжал звать его по имени даже сжимая в объятиях, как будто не осознавал до конца, что он рядом.
Это окончательно сломило его.
Мо Жань на секунду словно окаменел. Он обхватил ладонями лицо Чу, вглядываясь в него слишком пристально, едва дыша.
— Ты… ты… — его губы шевелились, но голосовые связки перехватило.
— Я люблю тебя, Мо Жань, — повторил Ваньнин, на одном дыхании встречая полыхающий взгляд, в котором в один миг отразились неверие и надежда. Пальцы Мо Жаня оказались на его шее, а затем впились в плечи с такой силой, что Ваньнин едва удержался, чтобы не вскрикнуть.
Мо Жань прижал его к себе так яростно, будто пытался впечатать его внутрь себя. Неистовый поцелуй поглотил его резкий вдох — а сам Ваньнин почувствовал, как стремительно немеет его голова, а сам он будто становится невесомым и почти бесплотным, но при этом все еще каким-то образом стоит на ногах… Он резко вцепился в Вэйюя, опасаясь, что в любую секунду может упасть. Широкое пушистое полотенце, которое все еще было обернуто вокруг него, сбилось куда-то вниз и оплелось вокруг босых ног. Все еще влажный воздух, казалось, стал густым от жара их тел.
— Я тоже люблю тебя, — Мо Жань вдруг подхватил Чу за бедра, отрывая от пола — прикосновение его ладоней отдалось у того мелкой дрожью.
В следующее мгновение он уже нес мужчину в комнату.
Он сам едва понимал, что делает — знал только, что, если не отнесет Ваньнина в постель, то возьмет его прямо так, у стенки, в душевой. Для второго раза это было слишком. Он даже не был до конца уверен, что Чу действительно этого хочет, ведь прошло менее суток — а потому до последнего сомневался.
Но Ваньнин, казалось, вообще об этом не думал — лишь продолжал словно дикий кот впиваться в его плечи, видимо, опасаясь, что Мо Жань его уронит. Осознавать это было забавно, ведь они оба отработали за прошедшие пару месяцев десятки поддержек, и Чу не мог не знать, что Вэйюй беспокоится о его безопасности намного сильнее, чем о собственной.
К счастью, постель Мо Жань успел расстелить пока Ваньнин был в душе.
В следующую секунду Чу уже лежал на белоснежных сатиновых простынях, полностью раздетый, тяжело дышащий и ужасно смущенный. Казалось, еще мгновение — и он либо сбежит, либо ослепит Мо Жаня.
Вэйюй лег рядом с ним, перекатившись набок, решив, что нависая над Ваньнином, напугает того еще сильнее. Он тоже был обнажен — и в комнате было достаточно светло, чтобы Чу мог без труда видеть его состояние.
Впрочем, тот упорно закрывал глаза — при этом его собственное тело было не менее возбуждено.
— Ваньнин?.. — Мо Жань снова позвал его, проходясь медленным, обжигающим прикосновением по груди и напряженному прессу, однако предусмотрительно не спускаясь ниже.
— Свет… — Чу мотнул головой, продолжая держать глаза закрытыми. — Очень яркий... Выключи его.
Его лицо выражало крайнюю степень робости, а сам он наверняка попытался бы чем-то прикрыться, если бы Мо Жань вовремя не перехватил второй рукой его оба запястья. Они были такими тонкими, что одной правой юноша мог с легкостью вдавить их в матрас, надежно удерживая вместе.
— Но я хочу тебя видеть, — он придвинулся к Чу максимально близко, выжидая, когда тот наконец откроет глаза и взглянет на него. — И хочу, чтобы ты смотрел на меня, когда я буду любить тебя сегодня.
— …... — Ваньнин действительно открыл глаза, и его зрачки, казалось, заполнили собой всю радужку, превращая и без того темный взгляд в две бездонных пропасти. Он явно не ожидал увидеть лицо Мо Жаня так близко, а потому резко выдохнул и непроизвольно дернул руками, но высвободиться так и не смог.
И, все же, он смотрел.
Мо Жань улыбнулся, и его пальцы все так же мучительно медленно прошлись по ребрам Чу, неспешно покружили ниже, а затем словно вскользь задели напряженный член, который тут же содрогнулся.
Ваньнин поджал ноги, неловко ерзая на месте — и беззвучно охнул, снова жмурясь, когда Мо Жань вдруг обхватил его пальцами и неторопливо задвигался вдоль напряженной плоти.
Юноша, впрочем, тут же остановился, а его губы мазнули по уху Чу, опаляя тонкую раскрасневшуюся кожу отрывистыми словами:
— Снова не смотришь?..
— Мо Жань… — Ваньнин покачал головой, и, казалось, еще сильнее смутился. — Я… я не могу так.
— Можешь.
Юноша втянул губами его мочку уха, а затем спустился ниже по шее, задевая зубами гортань и кадык, проникая влажным языком в яремную впадину.
Ваньнин покрылся мурашками от неожиданного ощущения — а затем снова впился в собственную губу, едва сдерживаясь, потому что рука Мо Жаня продолжила двигаться по его телу, но на этот раз ладони проходились по бедрам и ягодицам, и, хоть движения все еще были изучающими, в них чувствовалось все меньше нежности и все больше огня. В какой-то момент он снова почувствовал, как Мо Жань медленно проникает в него пальцем — и тут же останавливается, будто ждет чего-то.
«Черт!... Он всерьез хочет, чтобы…»
Ваньнин заставил себя посмотреть — и тут же наткнулся на жадный, испытывающий взгляд, от которого в голове окончательно замкнуло. Он не хотел думать о том, как, должно быть, странно сейчас выглядит, распростертый на постели, задыхающийся — но не мог не увидеть отражение собственного лица в глазах Вэйюя.
Палец внутри него тут же резко толкнулся глубже — и Чу беззвучно хватанул ртом воздух, забываясь. Это было странное, немного холодящее чувство, способное одновременно сбить с толку и свести с ума.
Он смутно помнил болезненное ощущение прошлой ночи — оно тогда показалось ему почти невыносимым, на грани пытки. Но как он мог думать об этом теперь, в момент, когда Вэйюй буквально пожирал его взглядом, как если бы никаких признаний ему не было достаточно для того, чтобы утолить внутренний голод?..
Мо Жань облизнул губы, а затем, заметив, как на мгновение напрягся Ваньнин, спросил:
— Мне продолжать?..
Еще немного, и он был бы слишком разгорячен, чтобы остановиться, его собственное тело все еще помнило прошлую ночь и подчинялось инстинктам — но это не означало, что он не смог бы найти альтернативы для них обоих в случае отрицательного ответа. В этот вечер, однако, ему хотелось показать Ваньнину, насколько тот желанен и чувственен. Хотелось, чтобы мужчина увидел себя его глазами — и понял, какие переживания вызывает в Мо Жане лишь один звук его тихих, срывающихся вздохов. Как действует на Мо Жаня один лишь взгляд его широко распахнутых, полных страсти, глаз.
Единственное, в чем Мо Жань был уверен: что бы Ваньнин сейчас ему ни ответил, он больше не позволит ему отворачивать лицо и прятаться.
— Мо Жань… — голос Чу едва заметно задрожал, он словно не знал, что именно должен говорить. — Пожалуйста… пожалуйста...
Вэйюй впился в его губы яростным, диким поцелуем, проникая языком глубоко в рот, потому что едва держался, чтобы тут же не наброситься.
Ваньнин просил его продолжать, и в его голосе звенело тихое отчаяние, словно он мог рассыпаться в пыль если Мо Жань ничего не предпримет. Это было не просто позволение идти дальше — это был белый флаг.
Чу был настолько распален происходящим, что теперь стонал прямо в губы юноши. Его бедра беспорядочно дергались, плоть терлась об живот Мо Жаня, а каждый небольшой толчок внутри отзывался все большим томлением, подводя его к точке кипения. Он едва заметил, как Мо Жань оказался сверху, и в какой момент их тела переплелись, а сам он вцепился в обнаженную спину, чувствуя под своими пальцами мелкую дрожь напряженных до предела мышц. Небрежно растрепавшиеся волосы юноши падали ему на лицо, щекоча лоб и шею, а его собственные губы раскраснелись и стали болезненно чувствительными от поцелуев.
Мо Жань тоже терся об него — резкими, почти грубыми движениями, при этом зарываясь лицом Чу куда-то в шею, продолжая оставлять на коже россыпи яростных поцелуев. Это было похоже на помешательство, но сходить с ума было слишком хорошо, чтобы предпочесть остаться в здравом уме.