Через несколько минут, ни с кем не прощаясь, они вдвоем вышли на парковку.

Комментарий к Часть 5 Хочу немного порассуждать в этой части на тему сочетания «астма и балет»: вообще история знает немало примеров, когда именно балет помогал тем, кто страдает астмой, укрепить здоровье и наладить дыхание. Роберт Джоффри тому пример.

Но есть и обратная сторона медали: например, Н. Фадеечев был вынужден оставить классический танец и заниматься только постановками / учить из-за усугубляющейся астмы.

И это отвечает частично на вопрос, почему такой великолепный танцовщик в моей истории, как Чу Ваньнин, является, по сути, балетмейстером (но будет танцевать). ^^'

Надеюсь, теперь немного проясняется логика сюжета ХD

P.S. Надеюсь, не сильно затянула с продой. На этой неделе у меня было тяжко со свободным временем, но я очень старалась.

Буду очень рада комментариям и лайкам, меня это воодушевляет писать дальше ^^'

====== Часть 6 ======

Мо Жань весь путь искоса поглядывал в зеркало заднего вида, тайно наблюдая за Ваньнином, который, вроде как, задремал: даже сейчас его лицо казалось абсолютно бесстрастным, а холодное выражение ничуть не смягчилось.

Впрочем, возможно, он просто держал глаза закрытыми, избегая общения?

Юноша вздохнул, сворачивая на подъездную дорожку к обособленному двухэтажному коттеджу, обнесенному двухметровым забором.

Создавалось впечатление, что этим забором Ваньнин стремился отгородиться от всего мира — а, возможно, пытался предупредить непрошенных визитеров.

Мо Жань усмехнулся: на самом деле, он бы не был удивлен, если бы узнал, что оказался первым человеком за несколько лет, кому Ваньнин сообщил свой адрес. Еще полчаса назад балетмейстер Чу явно не торопился говорить ему, где живет — и только настойчивость Мо Жаня, и то, что Ваньнин был не в состоянии самостоятельно добраться домой, вынудило этого упрямца в конце концов сдаться.

Остановившись у ворот, Мо Жань обернулся к балетмейстеру Чу, который все еще не то дремал, не то прикидывался спящим, открыл рот чтобы окликнуть его — но тут же остановился, хмурясь. Фиалковые глаза слегка сощурились, не упуская ни единой детали: лицо его учителя казалось неестественно разгоряченным.

Мо Жаню внезапно показалось, что тот не выглядел так даже во время репетиции после физических нагрузок.

Юноша неуклюже протянул руку и легко коснулся лба Ваньнина, пытаясь понять, был ли у того жар. Нет, ему вовсе не померещилось — лицо мужчины пылало. Было похоже, что Чу Ваньнин вправду заболел, и это вполне объясняло внезапный приступ обострившейся астмы.

К тому же, даже весьма бесцеремонное прикосновение Мо Жаня не вывело его из состояния сонного оцепенения — это уже о многом говорило.

Дыхание неожиданно сперло, а мысли пришли в хаос.

«Бл*ть. Отлично, просто прекрасно! Что делать дальше?!»

— Балетмейстер Чу… Мы приехали… Вы слышите?... — позвал он. Но эффект был нулевой. С таким же успехом он мог бы говорить с неодушевленным камнем.

В обычной ситуации, будь это его кузен Сюэ Мэн, Мо Жань бы попросту отвесил тому звонкую пощечину чтобы привести в чувства. Но… человек перед ним выглядел беспомощным. Как мог он себе позволить нечто подобное?!..

— Чу Ваньнин, — на всякий случай, позвал он еще раз. — Ваньнин...

— А?.. — не открывая глаз, выдохнул его учитель. Голос звучал тихо, немного хрипловато, весьма некстати прокатываясь по каждому нервному окончанию юноши острым электрическим разрядом.

Мо Жань, вопреки здравому смыслу, расплылся в улыбке, походя на довольного чеширского кота.

— Ваньнин... где ключи от ворот?

Он решил не спрашивать у балетмейстера Чу, можно ли ему войти в дом, пользуясь его сонным состоянием — чем меньше тот будет сейчас думать, тем лучше.

— Ключи?... В рюкзаке, — все так же не открывая глаз пробормотал учитель, а затем неожиданно его глаза распахнулись, и он с непониманием уставился на Мо Жаня. Его зрачки были слегка расширены, а губы подрагивали. Расфокусированным взглядом он скользнул по юноше снова, а затем, застыв на месте, прошептал:

— Мо… Жань?.. Почему… почему ты здесь? Ты… вернулся?

В первую секунду Мо Жань почувствовал, как сердце оборвалось куда-то в пропасть. Его учитель все-таки узнал его.

«Это провал. Конец всему...»

Он прекрасно понимал, что со своим притворством зашел слишком далеко. К тому же, Мо Вэйюй, акробат и каскадер, известный во всем мире, ни от кого не скрывал, как ненавидит своего учителя, и едва ли не в каждом интервью упоминал Ваньнина и то, как тот издевался над своими учениками — впрочем, не называя конкретных имен.

Если его учитель уже сложил в голове этот пазл, то знал, как Мо Жань его ненавидел все это время.

С другой стороны… Чу Ваньнин не выглядел сейчас злым или напуганным. В его отстраненном, затуманенном лихорадкой взгляде, читалась… тоска?

Мо Жань опешил. Было очень похоже на то, что его учитель на самом деле сейчас бредил, и именно потому назвал его по прежнему имени.

«Возможно, он не отдает себе отчет, с кем говорит… А что, если я…?»

Неожиданно в голову Мо Жаня пришла замечательная идея. Смягчив голос и нацепив самую благожелательную улыбку, он спросил:

— А этот учитель хотел бы, чтобы его ученик вернулся?

Он и сам не поверил в наглость собственного вопроса, но не смог устоять перед искушением. Он желал услышать ответ — так сильно, что его едва не трясло от нездорового возбуждения. Проклинал себя за то, что в принципе вместо того, чтобы сейчас заварить Ваньнину горячий чай и сбивать жар, торчит с ним в машине и задает подобные идиотское вопросы. Но ничего не мог с собой поделать.

Ваньнин медленно моргнул, между бровями залегла напряженная складка.

— Ты — всего лишь мой сон, — наконец, после долгой паузы, тихо сказал он. — Мо Жань никогда не вернулся бы.

А затем его глаза закрылись, и он снова провалился в грезы, как если бы не посчитав свое сновидение достойным внимания.

Мо Жань замер, не совсем понимая, что всё это значило. Получалось, что балетмейстер Чу решил, что Мо Жань ему снится, и потому даже в своем гребаном сне решил его игнорировать?!

Но… с другой стороны, из его слов выходило, что Мо Жань снился ему не впервые?..

Совершенно растерянный, юноша потер лоб. А затем наконец решился залезть в рюкзак своего учителя в поисках ключей от ворот. Долго искать не пришлось — маленький пульт был закреплен на общей небольшой связке.

Впрочем, в рюкзаке было действительно очень много хлама — пожалуй, даже больше, чем в карманах балетмейстера Чу. Мо Жань искренне старался не смотреть, однако он не мог не заметить целую гору пакетиков с жаропонижающим порошком, обертки от конфет, смятые бумаги с неразборчивыми записями и…шелковый платок.

На нем Мо Жань остановил немного более пристальный взгляд, потому что вещица показалась ему смутно знакомой — но все же не стал размышлять над этим вопросом слишком долго.

Он по-быстрому запихнул все, что вывалил секунду назад, обратно, а затем воспользовался ключами и, подхватив Ваньнина на руки, решительно переступил порог чужого дома. Отчаянные времена требовали отчаянных мер, так что не было никакого смысла сейчас беспокоиться о соблюдении приличий.

Наобум Мо Жань толкнул одну из дверей в холле, не обращая внимания на обстановку — и из яркого света предыдущей комнаты мгновенно погрузился в кромешную темноту, в которой невозможно было что-либо разобрать. Панорамные окна были тщательнейшим образом закрыты блэкаут шторами, а в воздухе стоял слабый запах лекарств. Это, очевидно, была спальня.

Несколько раз моргнув, юноша наконец сумел рассмотреть очертания застеленной белоснежными простынями кровати — на нее он и уложил все еще крепко спящего Ваньнина.

Волосы его учителя рассыпались по подушкам подобно гладкому черному шелку, а безучастное лицо все еще сильно горело, в то время как руки на ощупь оставались холодными, словно лёд. Лоб мужчины был покрыт испариной — но дышал он ровно, без хрипов, а сердцебиение казалось слегка ускоренным, но равномерным.