*

Но сон был, кажется, естественным, а не помутнением рассудка из-за воздействия специфичного заклинания или тем тёмным беспамятством, что настигло её в доме на Баркер. Потому что проснулась она так же быстро и легко, как и отключилась. Кто-то всё же накладывал на неё чары, но безопасные — диагностические.

— Мне стало лучше? — саркастично просипела она, пытаясь быстро проморгаться и сесть приличнее.

— Нет, — Дамблдор перестал оспаривать очевидное. — Судя по той информации, что предоставила мне мадам Помфри, и по моим личным наблюдениям, вам становится в целом хуже. Но этот процесс медленный, в отличие от резкого изменения состояния вашего здоровья пару часов назад.

— Я умираю? — все ещё почти с издевкой уточнила Гермиона.

— Я не целитель, чтобы ставить такие серьезные диагнозы.

Она хмыкнула. Интересно, вселенная, не стерев её вместе с Роном в очередном провале, проявила милосердие, дав ей возможность насладиться мирным счастливым временем хоть немного, или, скорее, продлила агонию?

— Мне удалось быстро разыскать ваших родителей, — Дамблдор явно решил сменить тему. — У них всё в порядке.

Что под этим подразумевалось, было не слишком понятно, так что она уточнила свою позицию:

— Я не хочу исчезать. Но и так или иначе уничтожать свою копию ради собственной безопасности тоже не хочу. Её гипотетическая нормальная жизнь ценнее моей основательно разрушенной.

Ведь если всё пойдет своим чередом, и на свет появится заучка Грейнжер, то, хотелось бы верить, родится и Рон, и Гарри-не-Поттер. У них всё будет хорошо. Лучше, здоровее, счастливее.

— И я не хочу из эгоизма разрушить то, что так долго выстраивала, — что они с Роном выстраивали. — Ведь даже если я сотру её и останусь тут, то это наверняка не кончится хорошо. За мной обязательно придет Отдел тайн или случится что-нибудь ещё. Ужасное. И история опять изменится.

Конечно, было бы неплохо совместить шанс на светлое будущее для всей этой реальности с её личным. Но надеяться на это было бы глупо. Им, странникам, по всей логике предписывалось исчезнуть в определенный момент, чтобы мир продолжил свое существование в гармонии. И она, кажется, уже давно приняла эту мысль, просто держала её подальше в подсознании, теша себя приятными иллюзиями.

— Я рад, что вы так ответственно подходите к этому болезненному вопросу, и…

Судя по тону Дамблдор начал говорить целую речь, но резко прервался, так как раздалась трель оповещения. Надо сказать, весьма приятная, что в её актуальном тошнотворном состоянии было совсем не лишним. Морщиться ещё и из-за резких звуков ей уж точно не хотелось.

— Меня вызывает мадам Помфри.

— Я уже проснулась в Больничном крыле? — подобралась Гермиона.

— По всей видимости.

— Что ж, удачных переговоров, — она задумалась. — Но мне, как и той «мадам Фицрой», нужно в уборную.

— На ярус выше, — подсказал Дамблдор, уже направляясь к двери. — Вы справитесь?

Да, чтобы там он не рассказывал Гарри о поисках ночного горшка в Выручай-комнате, в башне был свой туалет. Странно было бы, если бы никто из директоров не позаботился о личном удобстве.

— Надеюсь, — фыркнула она.

Гермиона не спеша поднялась, чувствуя себя, как выжатый лимон, несмотря на отдых. И ещё медленнее доползла до пункта назначения, цепляясь за все перила и стенки по пути, но на сей раз без каких-либо приключений. Внутри тоже удалось обойтись без сложностей, хотя обстановка в комнате оказалась довольно аскетичной, что несколько не вязалось с эксцентричным образом Дамблдора. Зеркало не показало никаких особых отличий по сравнению со своим собратом в Больничном крыле, так что, возможно, директор не так уж и врал, когда говорил, что состояние её здоровья ухудшилось незначительно. Только зрение, кажется, решило резко испортиться.

*

Пришла в себя она уже лежа на холодном полу во всё той же директорской уборной. Этот процесс занял какое-то время: Гермиона то почти возвращалась в реальность, то опять проваливалась в видения. Из-за ушибленного затылка ей всё чудилось, что она находится в поместье Малфоев и к ней вот-вот подойдет Белла или Струпьяр. Наверное, из-за этого её и вытошнило после окончательного пробуждения, хотя даже не сильно мутило. Слава Мерлину, унитаз был прямо под рукой.

Через пару минут она подтянулась ещё выше, умылась и одолжила у директора немного зубного порошка, хотя пришлось справляться без щетки. А потом подползла к двери, чтобы аккуратно высунуть нос наружу, пытаясь сориентироваться в происходящем. Это удалось уж точно без проблем. В кабинете ниже по лестнице разговаривали двое. Слова разобрать не получалось, но по тембру легко угадывался Дамблдор и, по всей видимости, она сама. Обстановка и так стала примерно ясна, но когда опять заныли предплечья, время удалось определить чуть ли не до минуты. Значит, было чуть позже пяти, её первая версия отключилась, а вторая осознала всю серьезность происходящего.

Время загнало её в ловушку. И очень навряд ли ради конкурентной борьбы с неродившейся Гермионой Грейнджер. И даже не для того, чтобы прикончить — это можно было бы так не растягивать. Нет, очевидно, что мироздание планомерно вытравливало её, вынуждая использовать ритуал. Хотя, возможно, вариант с самоубийством ему тоже подходил. Конечно, она по прежнему думала об этом. С ноябрьских событий даже без провалов прошло меньше двух месяцев, вернуться к тем мыслям было легко. Но, во-первых, погибнуть она могла и в процессе переноса в другое измерение. Такой себе затейливый вариант русской рулетки. А во-вторых, сейчас изменились условия: Северус и Аластор были живы, и ей совсем не хотелось расстраивать их. Да даже Дамблдор, кажется, был опечален таким развитием событий. Переход в новое измерение всё же выглядел приемлемее на контрасте. Пусть даже в какой-то момент они в любом случае забудут о факте её существования и не будут мучиться. В том, что их воспоминания о ней будут стерты, Гермиона была почти на сто процентов уверена.

Она подождала, пока директор и её копия наговорятся, постояла на лестнице для уверенности ещё с десяток минут, и только тогда начала спускаться. Та, другая, спала и не должна была проснуться, но всё же Гермиона старалась двигаться как можно аккуратнее и тише. И на всякий случай даже не смотрела на неё, по мере приближения чувствуя, как внутри всё холодеет. Кажется, только выйдя в общий коридор она смогла вздохнуть полной грудью.

Но торчать в башне дальше было никак нельзя. Нужно было снизить вероятность общения с самой собой и добыть из Больничного крыла палочку и сумку, без которых она чувствовала себя недееспособной. Проблема состояла в том, что наступило время ужина, и Хогвартс оживился. В принципе, контакт с учениками и учителями был условно безопасен. Скорее всего они просто поздоровались бы и разошлись. Но Гермиона выглядела нездорово, так что кто-нибудь сердобольный мог привязаться к ней с вопросами. Поэтому пришлось вспоминать все укромные уголки и тайные тропы, чтобы передвигаться по школе незаметно.

Осторожность дала свои плоды, и до нужной двери она добралась не быстро, но без лишнего общения. Оставалось выяснить, что происходит внутри, так что Гермиона уже хотела подойти к двери и подглядеть, но не успела. Буквально за мгновение до её первого шага из-под защиты тёмного алькова, из Больничного крыла послышались шаги, и в коридор вышли Северус и Аластор. Судя по недовольному виду обоих, Помфри выставила их вон, как и сказала ей позже. Впрочем, они очевидно злились ещё и друг на друга, но не сказали ни слова, лишь сверкнули глазами да разошлись в разные стороны. Снейп наверняка поспешил в подземелья, а Грюм, казалось, решил отправиться к директору.

Но на деле Аластор дошагал только до поворота и обернулся, судя по всему, убеждаясь, что Северус точно ушел. И начал в раздражении метаться туда-сюда прямо рядом с её укрытием. Поняв, что уходить он не собирается, она не выдержала и подала голос:

— Аластор.