– Точно! Сразу видно грамотного человека! Да только вот ведь в чем беда: если ведешь карандашом или ручкой, то что? А то, что никакой второй стороны у этого листа теперь нет! И фигура объемная, трехмерная, а сторона одна! И рваться, и заглядывать-то уже просто некуда! И по большому счету, пусть так, да сяк, пусть в объеме, но ты в одной плоскости! Постоянно в одной плоскости!

А в один прекрасный день вдруг бац! – и рвется неожиданно ленточка эта в любом непредсказуемом месте. И все! Жизнь заканчивается.

Попутчик мой вздохнул и замолчал. Я уставился в окно. Серые тучи, казалось, гнались за нашим поездом, нависали, давили, словно пытались затормозить его движение. Редкие снежинки первого, осеннего, еще робкого и, как будто бы, неуверенного пока в своих силах снегопада прыгали за окном то вверх, то вниз в такт перестуку колес. Они то вдруг улетали прочь с невероятной скоростью, то возвращались обратно, ударяясь в стекло.

– Утомил я тебя философией своей? – улыбнулся Алексеич.

– Очень занимательная аналогия. Только все это, знаете ли, теория, красивая метафора, не более. Вот посмотрите в окно. Видите? Деревья, тучи, вон домишки какие-то у переезда, машины. Люди. И люди эти все разные. Разные жизни, разные устремления, беды, наконец, и те у всех разные. Разве все это уложишь на одну сторону листа? Как ни крути, а жизнь более разносторонняя, более многогранная вещь, – попытался я вернуться к действительности из нарисованной моим странным собеседником плоско-замкнутой картины мироздания.

– Да. Люди. Я, собственно, о людях и говорю, точнее, о их судьбах, о жизненных путях, – задумчиво произнес Михаил Алексеевич, – не стану говорить за других, чужая душа – потемки, как известно. Но если тебе еще не наскучила наша беседа, могу документально, на фактах своей жизни, своей биографии доказать тебе обоснованность моих рассуждений. Согласись, что уж кто-кто, а я-то свою жизнь знаю досконально.

– Любопытно было бы послушать.

– Так вот, – начал свое повествование Алексеич, плеснув по рюмкам коньяку и нарезая копченый язык лося, – родился я, как я уже тебе говорил, в сельской местности, в поселке. Поселок наш небольшой, тысяч двенадцать-тринадцать населения, но при этом – районный центр. Когда понял я, что железнодорожником мне не стать, нацелился в медицинский. А для верности, родичи мои выхлопотали в районной больнице направление. В советские времена такое часто практиковалось. Дают выпускнику сельской школы направление от предприятия, поступает он в ВУЗ, практически минуя всякие там конкурсы, но по получении диплома обязан три года на родном, направившем его на обучение предприятии, отработать. Вернуть должок, так сказать. Ну, отучился я в меде, вернулся в родные пенаты, а там меня вместо ЦРБ запихнули в глухую деревню на окраине района участковым терапевтом. Тогда это так называлось.

На самом же деле – мастер на все руки, поскольку доктор в единственном числе. Врач общей практики по-нынешнему. Фельдшера или медсестры и тех-то зачастую там не было. Ты и роды принимаешь, и оперируешь, и травмы твои, и старики со своими болячками, и дети с ангиной да скарлатиной. В общем, работы невпроворот. Ты и на приеме, ты и скорая, ты и по стационару дежурный. Вечный дежурный, круглосуточный. А надо сказать, что еще будучи интерном, я женился. Ну, любовь, сам понимаешь. Не хотел ее потерять. Красавица была первая на курсе, боялся – уведут. Вот и женился.

Жена молодая, естественно, со мной поехала. Она аллергологом была. Отсидит на приеме с восьми до четырнадцати – и домой. Ничего, кроме аллергий ее не интересует. А какие в деревне, к чертовой матери, аллергии? У кого? На свежем воздухе, на всем натуральном, да в постоянной работе. Ну, обращались к ней старушки. Так, от безделья, поболтать с городской докторшей, пообщаться от скуки. А жилье нам выделили, знаешь какое? Старый деревянный домишко. На две семьи. Мы и еще учительница с мужем-трактористом. Удобства на улице, печь на дровах, воду из колодца в ведрах носить надо. Баня была, да и та сгнила, развалилась. Ни помыться, ни уединиться. Деревенский вариант коммуналки. Вот и сбежала супружница моя от такого счастья в шалаше. Уехала к родителям.

Я, конечно, к главврачу, типа того, обещали жильем обеспечить молодых специалистов. А он мне в ответ: «Тебе государство обещало, вот у него и спрашивай. А я ничего не обещал. Да и нет у меня жилья для вас. Тем более в деревне. Я вот персонал районной больницы расселить не могу, по углам мыкаются, а ты тут демагогию про обещания разводишь. Шиша ломаного не стоят все эти обещания да гарантии! Короче говоря, куод лицет Йови, нон лицет бови! Латынь не забыл еще? Что положено Юпитеру, то не положено быку. Такова се ля ви, дорогой ты мой. Вот и вся любовь».

Ну, оттрубил я свои три года в этой богом забытой дыре и рванул в город, к жене. Устроился в приличную городскую клинику. Зарплата, правда, не ахти какая, но больница престижная. Жилья тоже никакого, поэтому жить стали у ее родителей. Отец ее, тесть мой, был офицером, в штабе округа служил. Квартира у них большая, трехкомнатная. Но все одно, я считаю, не дело с родителями жить. Коль семья своя – так и жизнь своя, отдельная, так сказать, должна быть. Все подбивал Ольгу, жену свою, съехать от родителей. Пусть арендовать жилье, пока своего нет, но съехать. А та ни в какую. Более того, стал я замечать, что разлука наша вынужденная, пока я в деревне пахал как бобик, Олю сильно изменила. Стала она отдаляться от меня, избегать.

И вот однажды летом укатила она с подружкой в Ейск, к тетушке своей в гости, к сестре тещи. Вернулась – вся в золоте. И колечко, и цепочка с кулончиком. «Откуда?», – спрашиваю. «Колечко, – говорит, – тетя подарила, а цепочку – дядя мой». А вскоре симптомы у нее появились. И весьма характерные. Меня-то не проведешь! Токсикоз первой половины. Беременная она приехала от тетушки-то! Ну, поговорили с ней откровенно. Тут и выяснилось, и про цепочку, и про колечко, да и про все остальное… На развод, кстати, она сама подала. Что делать? Я согласился.

Приглашает меня тесть. На приватную, скажем так, беседу. Причем не дома, а в кабинет свой в штабе округа.

– Ты, Миша, уж прости нас с матерью, – говорит, – что дочку такую непутевую вырастили. Виноваты мы. Посему помочь тебе хочу. Вот куда ты сейчас пойдешь? Жилья у тебя нет, жены тоже нет. Так что, предлагаю тебе пойти в армию, послужить. С медициной я договорюсь. А что? Медики толковые в нашей армии ох, как нужны. Зато сыт будешь, одет, обут. Да и без крыши над головой не оставят.

– Да что Вы, – говорю, – какой из меня военный?

– Ниче-ниче. Опыт кой-какой у тебя есть уже, остальному научат. Парень ты неглупый, освоишься. Так как?

И действительно, думаю, куда мне деваться? Ну, не в деревню же обратно ехать. Она мне и так до чертиков надоела.

– Ладно, – говорю, – была-не была.

Согласился, в общем. Чувствуешь, друг ты мой Антон, куда я клоню? Детство, школа, институт. Работа по направлению в дыре этой. Это пока все полоска. Ровная, горизонтальная, плоская. Линия на ней кривая, конечно, но в общем и целом… А тут – резкая такая перемена. Полоска моя жизненная уже как-то закручиваться начинает. Согласен?

– Пожалуй, согласен, Михаил Алексеевич. Поворот в жизни действительно крутой у Вас получился. А дальше что?

– А дальше… А дальше все круче и круче начало все поворачиваться. Прослужил я около года в одном из гарнизонных госпиталей. Ни перспектив, ни радости, ни семьи. И тут первая чеченская. Стали добровольцев на войну набирать. Я и пошел. А что мне терять-то? Аут винцер, аут мори, как говорили древние. Иду победить или умереть.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.