– Что естественно, то не безобразно! – усмехались они. Над его реакцией. Заставляя Лёшу слегка смущаться. Но не подавать и вида. Что он другой. Раз уж он «каким-то чудом» оказался в их компании. Своим.

Чудо, при этом, умудрялось не менее чудесным образом не терять надежды. В свою Сказку. И подсаживалось к нему всё ближе. Под тем или иным предлогом погадать на руке… «Или – ноге?» – усмехалась её подруга. По мере того, как стали, по одной, выходить в туалет или ещё куда-то её новоиспечённые, не менее румяные от выпитого виски, подружайки. И пропадать в туалете без следа.

Посреди ночи, когда окончилось пойло, Леша тоже неожиданно захотел в туалет. Освоив эту английскую манеру уходить не попрощавшись с российской отдушкой.

Затем очень тихо прокрался в каюту к уже давным-давно спящему Стармеху и тихонько лёг.

Тот шумно вздохнул, дав понять, что Лёша снова ему досаждает своим присутствием и затих.

Но когда Лёша проснулся от того, что уже облюет, и еле добежав до раковины, опрокинул в неё виски вперемежку с пирожками и прочими бабскими закусками, Стармех подскочил в чём мать родила, то есть – в ночной рубашке, стал шумно проклинать судьбу, заставившую его согласится на этого подселенца из низшего мира. А затем, истратив на Лёшу весь боезапас ругани, подвел итог, сказав:

– Теперь я понимаю, почему тебе сделали так больно.

– И – почему? – спросил, умываясь, Лёша.

– Потому что ты это заслужил!

Дал Лёше какую-то тряпку, открыл иллюминатор и снова лёг спать. Пока Лёша молча мыл раковину. Соглашаясь с тем, что Стармех, конечно же, был отчасти прав.

Или всё-таки – целиком и полностью?

Утром он проснулся. Свежий и стремительный!

Судно плющилось о пирс.

В лёгкой романтической дымке утра древнейшая Япония расстилалась у ног во всей своей вечнозелёной свежести декора.

Посреди рейса им изменили порт выгрузки. И поэтому он попал не в НИИ «Гадость», как планировалось, а в… «Миазмы», как усмехались, покуривая на палубе, моряки. Где была только одна автостоянка. Добравшись до которой в числе последних, Банан увидел, что стоящие машины уже раскупили другие.

Пока он стоял с одним из своих вчерашних знакомых возле судна и сомневался вслух, стоит ли вообще им туда ехать? Но в конце концов они уговорили себя скинуться на такси. Хотя бы только для того, чтобы посмотреть на то, что там валяется. Не просто же так они сюда тащились?

Остались только те машины, что торчали по непомерно высокой цене. Банан спросил у своего коллеги по несчастью, с которым он сюда и добрался на такси:

– Какую машину и по какой цене будет выгодно купить? Чтобы потом её можно было с выгодой продать в Городе.

Так как ещё ни разу не был за бугром в роли перекупа и ничего не знал. Они прошли вдоль сверкающих на солнце разноцветных машин и тот, сверкая ранней лысиной, с удовольствием проконсультировал его по каждой.

– А вот эта спортивка, – сказал он предостерегающе, – вообще, тема на любителя. Её нужно брать не дороже пятисот баксов, максимум – семьсот. И то – только из-за «шарманки», – усмехнулся он, заглянув вовнутрь. – Её можно продать на авторынке отдельно за семьсот-восемьсот баксов. Но если хочешь быстро…

– Хочу!

– То за пятьсот она отлетит в тот же день. Поэтому-то дилер и задрал за машину полторы тысячи, – указал он ему на цифры, наспех намалеванные белым маркером на лобовом стекле. – Семьсот шарманка плюс восемьсот сама коляска. Плюс пятьсот за место на корыте, двести долларов погрузка-выгрузка, да пошлина. В итоге, то на то и выйдет. Если не меньше. Так что тема безнадежная. А он не сбросит. Ладно, поехал я на судно. Тут уже ловить нечего.

– Посмотрим, – усмехнулся Банан и стал ожидать дилера. С кислой миной. Которая всегда помогала ему торговаться.

И терпеливо ожидать, недоверчиво пиная колеса, когда дилер подойдёт к нему и сам начнёт впихивать ему свой товар. Ведь если ты пойдёшь его искать и спрашивать, то он обнаружит твою заинтересованность и станет ломить цену. Поэтому-то и надо практиковать незаинтересованность и непривязанность. Что на рынке, что в общении с девушками. Скорчив критическую мину. Что у него получалось уже давно чуть ли не автоматически, когда он жаждал хоть в чём-то усомниться. И рефлекторно тут же начинал сомневаться вслух. В душе благодаря Сократа. После того, как сумел освоить его критический подход (вы бы сказали: развод) на практике.

«Вовлеченность выдает твою нужду, – размышлял он, ожидая дилера. – Которая этим себя и выдает. Превращая тебя в слугу чужих интересов. Поэтому никогда не стоит показывать свою заинтересованность в любом проекте. Иначе тебе придется осуществлять его чуть ли не самому. Заставляя других, вовлеченных их интересами в его исполнение, этому ещё и сопротивляться. Тут же вспоминая то, что у них были ещё и другие интересы! Посторонние. И тихонько ненавидеть тебя, только и мечтая об их осуществлении. Унося их от тебя вдаль. Делая тебя Посторонним. На их празднике жизни».

Тем более, что он уже давно знал, что когда он торговался, удача всегда была на его стороне! В шутку величая себя Гермесом. Ведь у него всегда получалось убеждать и склонять на свою сторону. А на рынке это – главное!

Благодаря позитивному мышлению. И наличию позитивной энергии понимания.10 Заставляющую других тебя понимать. И помогать тебе. Так уж и быть, мол. Видя то, какой ты и в самом деле Хороший. И не пытаешься тут пред ними притворяться. Вместо того, чтобы не доверять тебе, сопротивляясь тебе изо всех сил своим изощренным умом и упрямством. Поэтому-то Банану, как типичному земляшке, и нравилось пользоваться идеально хорошим Лёшей (астральным телом) и идеально умным Филом (ментальным телом). В своих интересах, разумеется! Тем более, когда все их интересы здесь и сейчас внезапно совпадали. Помогая ему идеально играть свою роль.

Дилер, как примчал, подошел вначале к дамочке, засевшей в чёрном универсале. Немного галантно с ней по заигрывал, видя что она уже захлопнула дверцу мышеловки и теперь никуда от него не денется. Всё повышая голос. А потом и вовсе что-то громко выкрикнул нечленораздельное и демонстративно махнул рукой. Обиженно отвернулся от неё и неспешно зашагал к Банану.

На что она лишь с улыбкой проводила его своим всепонимающим взглядом.

Дилер неспешно подошёл и озвучил цену.

А Банан – свою. И стал торговаться.

Но дилер упрямо не хотел скидывать цену, всё время тыкая пальцем в новую дорогую шарманку.

– Sound systems, sound systems! – повторял дилер, как заклинание, думая что до того просто не доходит. – Big price! New Wave! Very-very good systems! – тыкал он пальцем то в шарманку, то в мощные колонки.

– Да хорош гудэть, – усмехался Банан. – Ни вэрю я в твою систэмз. Моя вэра – ка! – тыкал он пальцем в кузов. – Да и то я уже начинаю в ней сомневаться, – заметил он, критически сморщив нос. – Как и во всей твоей систэме… обольщения.

Ведь Банан давно уже понял, что люди понимают друг друга более точно эмоционально, чем интеллектуально, как и любое животное. Разумное животное, разумеется! Да и интеллектуально ты скорее внушаешь им свой смысл в прямом общении, чем ждёшь от них понимания. Ведь, на первый взгляд, человек неспособен думать. И ты скорее пробиваешь своим тяжелым взглядом его первый взгляд на твою позицию, чем выносишь её как предмет на обсуждение. Так как обсуждение – это область рассудка, а потому и заставляет долго взвешивать все за и против. А это слишком долго. И менее эффективно! А потому и нет особой разницы на каком языке ты будешь с ними разговаривать. Охотно общаясь с иностранцами на непонятном для них полу русском чтобы они напрягали своё внимание, уходя от своей точки зрения на вещи. И стереотипов поведения, мешающих им скидывать цену. Лишь изредка включая в свою речь английские слова для того, чтобы те более точно понимали его контекст. Более эмоционально, чем интеллектуально внушая им то, чего он от них и добивался. Небрежно входя в беседу и разваливаясь на роскошном бежевом диване их подсознания, вальяжно закинув ноги на подлокотник предпонимания. И подгоняя их сознание его обслуживать.