В последний день, согласно нашего плана, «другим Снейпом» должен был стать Робардс. Однако прежде, чем он надел свою новую личину, Кейн, надо отдать ему должное, блестяще отыграл свою партию. Он подсадил Кингсли прилипалу, а затем пришел к Робардсу и сообщил, что у него есть информация о том, что Гарри Поттер готовит нападение на министра. Меня публично арестовали, прилипалу с Кингсли сняли, а поскольку мы по-прежнему не знали, где у Кейна есть свои шпионы, Робардсу пришлось организовать обыск в Хогвартсе и показательное отстранение МакГонагалл от должности. Кингсли посодействовал тому, чтобы информация об этих события просочилась в прессу, и ловушка захлопнулась.

Тем же вечером в Отделе Тайн Робардсу удалось выяснить подробности вашего проклятья, хотя к тому времени кое-что мы уже узнали и сами. Когда вам стало совсем плохо, мадам Помфри догадалась послать срочное сообщение Ларри, и хотя он тоже ничего не знал о заклятии неудачи, он довольно быстро сообразил, что прокляты, вероятно, не вы, а некий принадлежащий вам предмет. Вас раздели и всё, что у вас было с собой, вынесли за пределы Больничного крыла. Кроме того, Ларри привёз для вас какие-то травы, которые и помогли вам продержаться. Ну, а дальше вы всё знаете и сами — Кейна арестовали, бедной Эмме досталась довольно сильная порция Конфундуса, с меня сняли все обвинения, МакГонагалл и вас восстановили в должности, а газеты напечатали опровержение.

— А почему вы не рассказали мне правду сразу? — хмурясь, спросил Снейп.

— Это было небезопасно. Вы всё хуже и хуже себя чувствовали, а мы не могли понять, что с вами происходит. К тому же в таком состоянии вы всё равно не смогли бы нам помочь.

Они оба помолчали какое-то время, а затем Снейп спросил:

— Пиритс… Тот, что меня проклял. Что с ним теперь будет?

— Пока не знаю, — честно признался Гарри, — всю вину за него взял на себя отец. Говорит, что это он заставил сына использовать родовое проклятье, дескать, это старые счёты, оставшиеся с последней войны с Волдемортом. Вы предали его родных, сменив сторону, и он так и не смог вам этого простить. Ну, вот, кажется, и всё, — сказал Гарри, поднимаясь.

Он собирался уже было уходить, когда его внезапно окликнул Снейп.

— Поттер, — сказал он, медленно оборачиваясь, — спасибо. Теперь я ваш должник.

— Ну, это вряд ли, профессор, вы столько раз спасали мою жизнь, что, думаю, мы с вами ещё даже не квиты. Ах да, чуть не забыл! Боюсь, сегодня мне всё же пришлось рассказать МакГонагалл о том, зачем я выкрал из Отдела Тайн Локус Темпорибус, из-за которого к Рону и прилепилась прилипала. Простите, профессор, но боюсь, у меня не было другого выхода.

*

Поттер ушёл, направившись в сторону хижины Хагрида, а Снейп поднялся с коряги и медленно побрёл в замок. Кажется, у него осталось одно незаконченное дело.

Они встретились на середине длинного кривого деревянного моста.

— Мы не будем это обсуждать, — в невольном смущении сказала МакГонагалл, становясь рядом.

— Не будем, — согласился Снейп.

Они немного помолчали, оба ощущая странную неловкость.

— Ты отдашь мне Чашку? — спросила Минерва. — В конце концов, она во многом определила мою судьбу.

— Нет, — немного подумав, ответил Снейп. — Он теперь мой фамильяр. К тому же Чашка проклят.

— Был проклят, однако Филиус уже снял проклятье.

— Кто знает, вдруг не до конца?

— Почему-то я так и думала, — разочарованно вздохнула Минерва. — Когда ты намерен вернуться к преподаванию?

— Не знаю, — честно ответил Снейп.

— Что значит, не знаю?! — встрепенулась МакГонагалл.

— Вы забыли, госпожа директор, я пострадал из-за того, что Хогвартс закупил некачественные ингредиенты, так что мелкой компенсацией вы теперь не отделаетесь. Как насчёт повышения зарплаты?

— Ну ты и наглец! — возмутилась МакГонагалл и тут же добавила: — Чтобы в понедельник был на рабочем месте!

Снейп кивнул и, с наслаждением прикрыв глаза, подставил лицо ветру. Впереди ждали очень длинные выходные. Никаких Поттеров, никакого Хогвартса, никаких чрезвычайных происшествий. Можно даже будет написать Эмме.

Северус нащупал в кармане фантик от предсказательной конфеты, на котором стояла теперь абсолютно понятная ему цифра «7», и решил, что белая полоса в его жизни только начинается.