Поев, купили на рынке припасов и все необходимое в дорогу, я же напоследок набрала душистого мыла и несколько отрезов ткани на рушники.

 Утром, плотно позавтракав, собрались в холле дома, прощаясь с хозяином. Он долго смотрел на меня, словно запоминая.

– Куле, с разрешения твоего мужа, хочу подарить кое-что. Прошу, не отказывайся, ничего такого, что могло бы тебя смутить, – поспешил сказать Арнил, глядя на меня нахмуренную и качающую головой.

– Кое-что из одежды, будет, надеюсь, напоминать тебе обо мне. – Он протянул мне сверток. Я сунула его, не глядя в сумку. – Это тоже. – Он протягивал мне шнурок, на котором висел кулон из черного металла с розовым камнем. – Заклинание, наложенное на камень, гарантирует тебе сворачивание одежды, обуви и даже оружия в пространственную сумку при обороте, к сожалению, только на снятие, одеваться надо будет по-прежнему. Подпитываться будет от твоей силы, берет крохи магии.

 Я подставила голову, он, аккуратно надев, завязал шнурок на шее, дотронулся пальцами до кожи на крохотное мгновение. Меня словно молнией пронзило, я вздрогнула и отошла, не отрывая глаз от Арнила.

Он стоял ошарашенный, смотрел на свою руку, с трудом сглотнув ком, сказал:

– Последний подарок. – Протянул мне черное кольцо с красным камнем. – Это кольцо, чтобы позвать меня, капля крови твоей – и, где бы ты ни была, я приду, даже в другой мир. Но только один раз. Надеюсь, оно тебе никогда не пригодится.

Я надела кольцо, оно село идеально, сразу плотно обхватив фалангу пальца.

Попрощавшись, мы с мужем ушли на конюшню. Я быстро запрягла Дикого, вывела из конюшни, он опустился на колени, я тут же вскочила в седло. Конь для меня был высоким, мне было не достать до стремян. Дикий же, умничка, помогал мне.

Выезжая из ворот, оглянулась на дом, словно меня кто-то позвал. Арнил стоял у окна, положив руку на стекло, и смотрел на меня с какой-то тоской. Поняв, что я на него смотрю, он склонил голову в прощальном поклоне. Я подстегнула Дикого. Бред, мне показалась, решила я. По улицам к воротам стекались воины на лошадях, поглядывая на нас, здоровались и присоединялись.

 Выехав из города, мы остановились, поджидая всех. Собралось больше двадцати воинов. Бендольв, выехав чуть вперед и повернувшись к отряду, произнес:

– Моя жена Куле! – обвел взглядом, все ли слышали.

Парни с интересом рассматривали меня, мое оружие и коня, который, чувствуя повышенное внимание, скалился, всхрапывал и бил копытом. Девы – воительницы не редкость, но женщин берегли и к границе мало кого пускали.

Выехав вперед, мы двинулись по дороге, ведущей к границе, за нами ехал отряд. Пустив галопом коней, застоявшихся в конюшнях, бодро скакали по хорошей дороге, в обед перекусили на ходу пирогами и запили водой из фляжек.

– Устала? Хочешь, возьму к себе, подремлешь. – Я покосилась на воинов. Стыдно проявлять слабость.

– Нет, все хорошо, – ответила я, хотя спина ныла и пятая точка тоже побаливала.

– Никто не посчитает это слабостью. То, что ты едешь к стене, уже мужество для них, они видят в тебе девчонку, храбрую и отважную. Так что передохнуть в седле у меня не будет им казаться слабостью.

Притянув меня к себе и прижав, Бендольв завернул в полы своего плаща, Дикого же привязали к луке, удлинив узду. Я расслабилась и задремала, прижавшись к мужу, чувствуя его тепло. Осень потихоньку входила в свою пору, холодный ветер и дожди скоро будут повсеместно.

 Через несколько часов пересела на своего коня, с сожалением покинув уютные объятья мужа. Проскакав почти до темноты, съехали в сторону деревни с постоялым двором, где приняли лошадей, я же сама накормила и почистила Дикого. Зашибет еще мальчишек, прислуживающих здесь. Умывшись в бочке с дождевой водой, ушла на постоялый двор, села рядом с мужем. Горячая еда пахла вкусно, с удовольствием наевшись, облокотилась на Бендольва: усталость давала о себе знать. Он обсуждал с воинами последние новости. Я задремала, муж, подхватив меня на руки, унес в комнату. Тут не было отдельных комнат, только общие лежаки, огороженные полотнищами из небеленой грубой ткани. Сдвинув два лежака и поправив ткань, мы сняли только верхнюю одежду и обувь и легли, укрывшись своими же плащами. Я тут же уснула на груди у мужа.

 Подъем был ранний, умывшись во дворе, мы поели горячей каши с теплым хлебом. Хозяин постоялого двора, пожилой воин без руки и посеченным лицом, сунул мне сверток с пирогами.

– Бери, девочка, худая больно, пусть боги тебе освещают путь, – буркнул он и сразу ушел, не дожидаясь моего ответа.

Оседлав Дикого, вывела из стойла. Он, конечно же, решил устроить театр одного актера: погарцевал, всхрапнул, поскалил зубы. Затем театрально бухнулся на колени, а я вскочила в седло. Он тут же поднялся и, задрав хвост, чинно вышел со двора. Воины посмеивались, артист, что тут сказать. Скормила коню яблоко, схрумкал моментом. Вырвавшись на дорогу, рванул галопом, Бендольв, нагнав меня, сказал:

– Не давай ему верховодить, иначе он будет чувствовать себя слишком вольно, на войне так нельзя.

– Да, я понимаю, приедем и будем вместе тренироваться.

Проскакав полдня, снова перекусив на ходу, пересела к мужу, чтобы вздремнуть. К вечеру приехали к постоялому двору, на этот раз без деревни. На мой удивленный взгляд муж пояснил:

– Чем ближе к границе, тем меньше деревень, многие покинули свои дома. Дворы же стоят специально для воинов, им доплачивают из казны, но это последний, завтра поздно ночью будем в нашей крепости. Часть воинов поедет в разные стороны после ночевки в крепости. У них дальше сторожевые башни.

Быстро поев, ушла проведать Дикого, принесла ему яблоко. Он хрустел дольками, я же гладила его по бархатным ноздрям. Съев все, начал опять хватать за косу, мягко трепля ее губами, а я шлепнула по морде.

– Не хулигань, ты не голодный, чего прицепился к косе? Все, я пошла, завтра утром встретимся, не пугай конюха.

Чмокнув в его бархатный нос, ушла. Во дворе прибавилось воинов, подъехал еще один отряд. Увидев меня, многие рассматривали, один из оборотней перегородил дорогу.

– И что же делает тут такая милая крошка? Может, заработок ищет? – Он похабно осклабился, мусоля меня взглядом, вокруг раздавались смешки комментирующие и неприличные домыслы, воины подошли ближе.

– Таких убогих могу обслужить бесплатно, – улыбнулась я.

– Ты нарываешься, сучка, можем и бесплатно, да, парни? – Он оглянулся, ища поддержки.

От толпы отделился воин, посмотрел на меня.

– Иди, девочка, нечего тебе слушать их. – Он подтолкнул меня к двери, закрыв от воина.

– Не лезь, Зак! Ты лишаешь нас забавы, будешь хорошо себя вести, мы с тобой поделимся.

Гогот, раздавшийся за спиной, заставил остановиться. Развернувшись и подпрыгнув, я ударила в ноги ублюдку. Он, не ожидавший такого, свалился, я несколько раз ударила, заставив его скорчиться, намотала на руку его косу, вцепившись в волосы и приподняв его голову, зажгла огонь в руке.

– Как думаешь, насколько ты будешь интересен девушкам лысый? Твоя шикарная коса будет сожжена девчонкой, соплячкой.

– Развлекаешься, любимая? Смотрю, вполне удачно. – Муж и прибывшие с нами воины, сгрудившиеся за ним, смотрели на чужаков с гневом.

– Совсем немножко. Мне предложили развлечь их, обещали денег дать. Вот и стараюсь как могу. – Я дернула воина за косу и поднесла поближе шар с огнем. Завоняло паленым волосом. – Ой, кажется, у тебя брови сгорели. – Воин задергался в панике, пытаясь отползти от меня.

– Малышка, брось гадость, пойдем отдыхать, завтра длинный путь.

Я, от души приложив воина головой о землю, отпустила косу и потушила шар. Что-что, а рука у меня тяжелая, как и у отца, пару раз испытала на своей попе, когда нашкодила, аж захотелось почесать ее, вспоминая. Утром встали еще до рассвета, поспав всего несколько часов, поели, выехали, когда еще даже не рассвело.