— Упрешь у кого-нибудь воду?

— У ручья, — буркнул Масс. — Он с вилами не придет.

— Ты хоть понял наконец, что натворил?

— Да я их всех раскатать могу…

— Знаешь, на всякую силу найдется другая.

— Давно ты такая умная стала?

— Баню возвращать придется, — загрустила Лена вместо того, чтобы повестись на подначку.

— Давай оставим?

— А ты им иллюзию слепишь, да? А потом — типа, сами виноваты, сильно натопили, вот и растворилась? Ну уж нет. Ведьма сказала — ведьма сделала! — она потрясла жилистым кулачком.

— Что-то это мне напоминает…

— Кино смотрел?

— Нету у нас кино. Читал… кажется. Да построю я тебе, построю! Самому охота горяченького… — Масс мечтательно улыбнулся и повел плечами.

— Еще и помыться, скажи…

— Почему бы и нет. Ну, ты идешь или как? — Масс встал и зашагал по тропинке.

Лена проводила его взглядом, задержавшись на упругих ягодицах, вздохнула и поспешила за ним.

“Горяченького ему захотелось… Ишь ты! — проворчал внутренний голос ведьмы. — Да кому ж не хочется, когда тут такой мужчина рядом. И я не про баню. Я ведь женщина все-таки, хоть и Яга”.

Лена усмехнулась. Ясен пень, что не про баню, но куда уж ей-то. Масс был слишком хорош даже для нее прежней, а теперь… “Эх, жизнь моя жестянка, да ну ее в болото!”

*

— А ведьма-то наша… эх… — староста огладил бороду, глядя на стоящую на прежнем месте свою гордость — новенькую баньку.

— Все-таки за нас стоит, — подхватил свояк. — Я едва не обосрался, как энтого увидал, а она — поди ты — простыней его захомутала!

— Сме-елая… — протянул старостин брат.

— Как бы ей от зверюги той не досталось. Кто мази да зелья будет варить?

— Это да.

— Была бы помоложе…

— Да ты шо, серьезно?

— Ну а шо… Эвона сильная какая…

— Так страшна ж как… не знаю кто даже!

— Да уж и не так, как была…

— Ты тоже заметил?

— Ха-ха-ха! Да она вас… Ха-ха… как зверюгу ту спеленает.

— Это если силком. Так не, лучше сразу помереть. А если по-хорошему…

— Тит, ты серьезно, шо ль? Ох, околдовала она тебя, поди!

— Да я еще когда на свою покойную Стешку засматривался, все об ей решил, когда она коня спымала, помнишь, конюшня загорелась? Я как увидал ее — в саже, грязную, как она вожжами его вываживала, так и понял, что не жить мне без нее.

— Ну, Тит… букет те в руку! Ист… Истремал, во!

— Икстремал правильно!

— Да шут с тобой…

*

Лена сбилась со счету, который раз они уже вместе с Массом перерывали все ведьмины захоронки. На краткое имя тот откликался достаточно охотно — она решила, что тот исповедует принцип “хоть горшком назови”. Ну да, это она может, как выяснилось.

Со временем Лена все же научилась быть осторожней со словами, особенно на эмоциях, и неожиданно поняла, что — вот же она сама, такая, какой всегда была. А все, что она творила тут раньше, что думала и чувствовала — это же вообще на нее не похоже! Как будто проснулась наконец-то — собой. Даже захотелось глянуть в зеркало, но в тот момент заявился Масс, притащил здоровый окорок, похожий на лосиный.

Демон после явления мужиков стал вести себя на удивление прилично. Охотился, разделывал добычу, замораживал, заготавливал дрова — прямо идиллия! И действительно готовил бревна для бани. Дело это было непростым: просушить свежее бревно владеющему огнем — та еще задачка, спалить было куда проще. Отвлеклась…

Потом они ставили сруб, ровный, желтенький, ладный. Ну как ставили — Лена смотрела. Любовалась… Было на что. И кого, разумеется.

Хотя она тоже привыкла. В конце концов, больше ей и поговорить было не с кем. Шишенция терлась рядом частенько, скрипела о чем-то, но для Лены это было все равно что разговаривать с поленом, из которого еще не выточен Буратино.

А потом на крыльце дома рано утром она обнаружила скромный полевой букет.

Она закрыла глаза, едва сдерживая слезы. Захотелось отходить по морде этого наглого, неизвестно что о себе возомнившего демоняку, но тот был уже весь в работе — крышу заканчивал. Ссора или баня? Выбор был прост, и Лена проглотила обиду, но ненадолго — аккурат до следующего букетика.

Васильки-и-и-р-р-р-р!!! Ее любимые!

— Чего кипишь? — дружелюбно спросил Масс, и, когда Лена замахнулась на него вени.. нет, все-таки букетом, повел себя неожиданно.

— Красивенько, — наклонил он голову, рассматривая, словно видел цветы впервые.

— И… — Лена сбилась с настроя. — Ты ничего не хочешь мне объяснить?

— А должен?

— Какого лешего ты мне цветулечки таскаешь? Издеваешься?

— Я?! Тебе? Да зачем бы?

Кажется, демон не то что был оскорблен в лучших чувствах, нет, просто крайне удивлен.

— Тебя хотела спросить!

Масс замотал рогатой башкой. И заверил, что понятия не имел, что эти цветы лекарственные.

— Значит, лекарственные бы принес? — не понимая, зачем, спросила Лена.

— Без приказа? — вытаращился он. — Не-а.

— И кто же тогда?

— Кто тогда — что?

— Я нашла это, — Лена снова потрясла букетом, — на крыльце.

— А…

— Ну?

— Понятия не имею. Я тут делом занялся, не мешай.

Установить, “что это было” ей так и не удалось. А ночью приснился совершенно неприличный и очень, очень приятный сон…

*

Сильные руки подхватили ее словно пушинку и оторвали от земли.

— Ай! — взвизгнула Лена и рассмеялась. — Уронишь!

Но она точно знала — ни за что на свете он ее не уронит. Лишь прижмет к себе покрепче и в несколько шагов отнесет в стог сена, или на опушку леса, на нежную травку, или… На самом деле не важно куда. Главное, что бережно и нежно.

А потом будет любить ее страстно, вкусно, так, как никто и никогда ее не любил.

— Масс…

Выдох как призыв. Как признание. И она вновь и вновь будет принадлежать только ему.

— Масс!

Как можно быть таким сильным и одновременно таким ласковым? А еще демон! Котенок в теле льва. Нежный, пушистый котенок, дарящий себя так искренне, что все, что в ее силах — отвечать, наслаждаясь каждым мгновением.

— Ма-а-асс!

Лучший. Само совершенство. Дьявол во плоти.

Лена протяжно застонала и выгнулась, полностью находясь во власти сна. Уже не в первый раз ей снился Он. Горячий, до безумия сексуальный, потрясающе красивый демон.

В своих грезах она была юна и прекрасна, ничто не напоминало о старухе-ведьме. Была лишь она и он — молодые, сильные, влюбленные друг в друга.

И на следующую ночь это повторилось. И через одну…

Как же она любила эти сны, любила и ненавидела одновременно. Они лишь дразнили, не принося ни надежды, ни утешения. Но блаженство там, во сне, было таким ярким! А утром она просыпалась в дряхлом теле и шла к Массу, чтобы обсудить дела, выдать задание, проконтролировать старое, поболтать, побыть рядом, охладить свой пыл о его холодный взгляд и жить дальше, понимая, что сны — лишь мечта, несбыточная, а потому особенно горькая. И, сволочь, сладкая — тоже.

*

— А ты еще кто такой? — Масс от неожиданности отпрянул, едва открыв дверь бани.

— А ты? — задал встречный вопрос старичок, едва достававший по росту Массу до колена.

— Я баню строю, — Масс навис над пришельцем.

— Вот и молодец, строй, да поаккуратнее, чтоб теплая да справная была.

— Ты не ответил на мой вопрос. Тебя что, ведьма прислала? Зачем?

Масс был обескуражен столь беспардонным вторжением в их с ведьмой мирок. На территорию внутри забора никто не смел войти, а тут некто пришел не просто во двор, а в баню залез! Их баню!

— Хозяйка-то? Да нет, я ее еще не видел, — старичок осматривал свежевыложенную печь с видом знатока.

— А, я понял, — просиял Масс. — Это ты ей цветы таскаешь, а она решила, что это от меня. Что, принес и спрятался?

— Да ничего я не таскаю, банник я, жить здесь буду, — отмахнулся дед. — Ладно, строитель, ты давай тут заканчивай, а я пока с хозяйкой познакомлюсь.

Массу от такого самоуправства стало не по себе: это же их с Леной избушка, баня, поляна, а тут приперся неизвестно кто, полметра в прыжке, и цветы его ведьме дарит. Ну он ему…