Это был его детский кошмар, преследовавший Аркашу всю его дальнейшую жизнь. Какие злые силы свивались в клубок, когда почтенному семейству Каплун выдали ордер на вселение в эту коммуналку, Аркадию не суждено было узнать никогда, в тот момент его не было еще и в проектах.

И не то, чтобы он ненавидел немцев так, как они ненавидели евреев, но если Вера Карловна была представителем великой арийской культуры, то ему всегда хотелось поставить на этой культуре крест. А она всеми силами старалась нести свою культуру в массы, ибо чем иным можно было назвать постоянное цитирование стихов Гете и Шиллера на маленькой кухне их коммунальной квартиры.

И когда в очередной раз эта фрау, раскурив папиросу «Беломора», начинала цитировать свое любимое – « Горные вершины спят во тьме ночной», маленький Аркаша врывался на кухню и подытоживал еще не начавшийся стих последними строчками: « Подожди немного, отдохнешь и ты!»

Карловна, конечно, взрывалась и шла к матери выяснять отношения, о непотребном поведении этого сорванца, на что молодая, но уже умудренная Флёра отвечала в одной манере: «Уважаемая, Вера Карловна, я, конечно, могу вам позволить бить моего сына мокрой тряпкой, если вы позволите мне лупить вашего. Но так как ваших детей я здесь не наблюдаю, то прошу вас в который раз оставить в покое мое чадо. А чтобы в следующий раз Аркаша не мог сказать в ваш адрес лишнего, просто смените пластинку! Право слово, у великого Гёте достаточно хороших стихов!»

Собственно, мать всегда старалась держать паритет в отношениях, чего нельзя было сказать об отце. Натан Львович категорически был против немецкой экспансии на территории общего пользования, поэтому частенько вступал с Карловной в словесные баталии. И в те моменты, когда фрау Вера как представитель великой немецкой культуры в качестве последнего аргумента в споре начинала использовать русский мат, мать всегда говорила сыну: «Таки, Аркаша, пойди, покорми голубей, пока этот карибский кризис не превратился в бермудский треугольник.»

На что Аркадий всегда отвечал, что лучше уж он пойдет к себе в комнату и будет там читать книжки. Но мама гладила его по голове и успокаивала: « Иди, иди, погуляй. Еще не успеет закончиться горбушка в твоих руках, как бушующие воды Атлантического океана сойдутся с Тихим, и поверь мне, начнется полный штиль, как при Магеллане.»

Вот так они и жили: на одной планете два разных континента, соединенных общим океаном, в котором то временами бушевал шторм, то наступал штиль. Но разделить эти два континента, как и две культуры, было уже невозможно. Ибо жизни друг без друга они себе совсем не представляли.

Аркадий же за эти годы жизни стал философски смотреть на данное соседство, прекрасно понимая, что иногда высшие силы дают тебе что-то во благо, а что-то в назидание, или тем самым проверяют тебя на прочность. Но, как говорят в народе, «береженого – Бог бережет». Поэтому Аркадий предпочитал лишний раз не пересекаться с Ведьмой Карловной, именно так он именовал ее за глаза.

Пройдя в свою часть квартиры, он первым долгом накормил кота и только потом отправился в спальню. Включив ночник, Аркадий сел за стол, предварительно накинув на плечи старый плед. Он долго читал, перелистывая страницу за страницей, свои дневники со стихами, делая карандашом пометки на полях. В какой-то момент, понимая, что буквы просто плывут перед глазами, а смысла прочитанного он совсем не понимает, Аркадий перебрался на кровать, но ночник выключать не стал.

Следующий день в университете выдался не самым легким. Поэтому вечером Аркадий решил ехать сразу в квартиру матери. Предварительно он все же позвонил супруге. Потом заскочил в магазин и купил пачку пельменей на ужин. Понимая, что встречи с Карловной и ее политинформации не избежать, он решил все же приготовить более нормальный ужин, а не перебиваться чаем с печеньем. Поэтому и выбор пал на пельмени: варить их нужно было максимум двадцать минут. Больше со старой ведьмой общаться на кухне он не смог бы. А портить себе нервы совсем не хотел. Тем более ему уже не терпелось вновь углубиться в чтение своих дневниковых записей.

Но, как говорится, «человек предполагает, а Бог располагает»: сюжет этого вечера был написан не рукой нашего героя. Войдя в арку двора, он боковым зрением увидел знакомые отблески света в своем окне. Первым желанием было опять бежать, стремглав перепрыгивая через две ступеньки, чтобы застать неизвестного двойника с поличным. Но вдруг, словно чья-то рука легла ему на плечо. Он почувствовал легкое похлопывание, потом явный шорох крыльев за своей спиной и резкое хлопанье крыльями. Аркадий обернулся и увидел ворону, которая резко взмыв верх исчезла в темноте на уровне крыши. Он старался не думать о таких совпадениях, но ему явно показалось, что это именно та птица, которая следила за ним с балкона второго этажа напротив их парадной. И тут ему в голову пришла очень интересная идея.

Ждать долго не пришлось, буквально через пару минут дверь открылась, на пороге стояла кампания из двух мальчиков и одной девчонки. Аркадию хватило нескольких секунд, чтобы заскочить в темное нутро дома и рвануть на лестничную клетку между третьим и четвертым этажом. По пути он трясущимися от волнения руками раскрывал замок портфеля и доставал лежащий там, как нельзя кстати, театральный бинокль. Расстояние, конечно, было более чем приличное, но трудно было не узнать в долговязой фигуре того же статного человека в цилиндре, которого Аркадий уже один раз лицезрел, хотя и не так долго, чтобы сделать для себя выводы.

Незнакомец тем временем сидел за его столом и опять что-то писал – пером ли, карандашом ли, разглядеть было невозможно. Но по тому, что он то поднимал голову к потолку, то вновь склонялся вниз к столу, Аркадий смог сделать вывод, что его тайный гость не просто записывает известный ему текст, а именно размышляет над тем, что оставить на бумаге. Аркадию хотелось как можно быстрее глянуть, что за послание ему оставили в этот раз. Но большее любопытство, пожалуй, вызывал тот момент, откуда появляется в закрытой квартире этот человек и как он исчезает. Буквально через несколько минут незнакомец встал, поправил стул, взял со стола канделябр и поднес к лицу, извивавшееся пламя свечей не позволяло как следует рассмотреть его лица, да и разрешение бинокля оставляло желать лучшего. Секунда, две – и свет погас. Бросив свой наблюдательный пункт, Аркадий бросился в квартиру. Ему уже было все равно, встретит ли Карловна его на пороге или на кухне, он был бы даже рад, если бы дверь в общий коридор не была заперта. Тратить драгоценные секунды на возню со старым замком очень не хотелось. Увы, дверь была заперта, а судя по возне на кухне, хозяйка второй половины была там. Не сказав ей ни слова, Аркадий приветствовал старуху кивком головы и, бросив пачку пельменей на стол, удалился к себе. Выслушивая вдогонку слова о своем бескультурном, неподобающем его статусу и положению в обществе, поведении.

Запах горевшей восковой свечи еще витал в воздухе комнаты, его нельзя было спутать ни с чем иным. Аркадий трясущимися не от страха, а от предвкушения неизвестности, руками включил свет. Лист серой бумаги одиноко покоился на столе. Он несколько секунд смотрел на него, не решаясь взять в руки. А вдруг опять рассыплется в прах, нет, нужно было запечатлеть этот момент. Он стал искать в портфеле свой блокнот, именно туда он бросил его, собираясь ехать домой. Или только думал бросить и оставил на своем столе в деканате. Открыв как можно шире бездонное нутро портфеля, он шарил там и руками и взглядом – все тщетно. И тут его осенила простая, но такая нужная именно в этот момент мысль. Он достал смартфон и, наведя на текст камеру, сделал несколько фото. Потом проверил их качество, текст был виден очень отчетливо и хорошо читался. И только после этого Аркадий взял лист в руки.

Не трать,потомок,время в зеркалах,

Нет серебра там, только амальгама.

Пиши о том, что видишь ты во снах.

И пусть порою жизнь сложней, чем драма,