Между тем последние теплые дни бабьего лета сменились холодными затяжными дождями. За какие-то две-три недели багряная листва облетела, а трава пожухла, оголяя сырую землю. Солнце больше не показывалось, его бледный далекий диск лишь иногда угадывался в пелене туч, но чаще они, серые, низкие, скрадывали дневной свет.

Это затяжное безвременье было худшей порой года. Сырой пасмурный город действовал на Машу удручающе. Каждый раз по дороге на работу и обратно она с грустью смотрела на желтые угрюмые дома, тусклое небо, канал с черной холодной водой. Безрадостные картины петербургской осени действовали на нее угнетающе, вселяя в душу тревогу и необъяснимую тоску. Ее вера начала таять. Пугаясь собственных мыслей, Маша воскрешала в памяти проведенное с Илюшей время, когда они были только вдвоем и счастливы – две ночи и всего один день – и убеждала себя, что он тоже помнит о них: невозможно, чтобы нежность и любовь, которую они дарили друг другу, не оставили следа в его сердце, не запали в душу.

Однажды ночью она проснулась от того, что стало нечем дышать. Оказалось, слезы заливают лицо, а под щекой мокрая подушка. Маша села на постели, потом встала и несколько секунд стояла, не зная, куда идти и что делать. Оглушающая тишина пустой квартиры давила на уши, причиняя почти физическую боль. Чтобы как-то ее побороть, Маша включила телевизор и час спустя уснула под шумные рекламные ролики.

***

Вскоре Настя стала замечать, что Маша часто что-то бормочет себе под нос. К молчаливости и задумчивому виду подруги она уже привыкла, но до сих пор ей не приходилось видеть, как та разговаривает сама с собой.

– Ты чего? – как-то спросила она. – Что ты там бормочешь?

– Да прицепилось, постоянно в голове крутится… Знаешь, есть такие стихи: «И в сердце растрава, и дождик с утра. Откуда бы, право, такая хандра? О дождик желанный, твой шорох – предлог душе бесталанной всплакнуть под шумок…». Хандра и маета. Ох, – вздохнула Маша, – иногда как накатит – хоть на стенку лезь.

–Чего-то ты мне не нравишься, подруга. Бледная какая-то стала, взгляд рыбий, шатаешься, как тень отца Гамлета. Может, хватит уже, а?

– Что – хватит?

– Да страдать по этой залетной птице, Илюше твоему. Сразу же было понятно, что все это ненадолго. Получите, распишитесь – разбитое корыто!

– Господи, что у тебя вечно за сравнения? Гамлеты, птицы, корыто… Я не в состоянии это воспринимать.

– А я не в состоянии смотреть, как ты себя изводишь. Скажи мне честно, он обещал, что приедет, обещал, что ваши отношения продолжатся? Обещал хотя бы позвонить, написать?

Маша покачала головой.

– А в чувствах признавался?

– Нет, он ничего не говорил.

– Ну, ты даешь! Дело еще хуже, чем я думала.

– Он погулял с собакой.

– Ну конечно, записка про собаку! Ты просто спятила, если видишь в ней хоть какой-то смысл. Эх жаль, я не пересеклась с этим Илюшей…

– Настя, я ни о чем не жалею. Я только не думала, что буду так тяжело переживать его отсутствие… Знаешь, иногда такое чувство охватывает, будто весь воздух из легких выкачали. Особенно вечерами. Я как в тюрьме, как в клетке, все опостылело… Маета, сплошная маета…

Несколько секунд Маша сидела, опустив голову, потом вдруг сказала:

– Слушай, может на дачу к родителям Дениса можно съездить? На каких-нибудь выходных? Шашлыков нажарим, выпьем, и Локи побегает.

– А давай. Погодка уже не шепчет, правда, но возьмем штаны с начесом, шубы-шапки и все будет о’кей. – Настя приобняла Машу. – Взбодрись, подруга. Зато теперь у тебя есть бесценный опыт. Будешь внукам рассказывать, как очаровал тебя заезжий красавец, и какая между вами была страсть. У каждой бабуси должна быть такая история, а тебе и сочинять не придется.

Маша улыбнулась и поцеловала Настю в щеку.

На дачу решили ехать в ближайшую пятницу после работы. Собирая накануне сумку с вещами, Маша в очередной раз дала себе зарок набраться терпения. С Илюшиного отъезда прошло чуть больше месяца. Конечно, глупо ждать вестей в такой короткий срок. Нужно привести в порядок мысли, сдерживать эмоции, не распускаться. Она представила наполненную чашку – малейшее колебание, и все выплеснется через край. Надо сохранять спокойствие. Ее тревоги и ожидания достигли зыбкого баланса: она ни в коем случае не позволяла себе отчаиваться, но и мечтать запретила, слишком хорошо зная, как радужные грезы меркнут от соприкосновения с пошлой действительностью.

В пятницу, когда Денис и Настя заехали за Машей на работу, настроение у нее было приподнятое – предстояли выходные на природе, дом с настоящим камином и теплая компания. В машине уже сидел Локи, которого Настя захватила по дороге из Машиной квартиры, в багажнике лежала ее сумка с теплыми вещами, пакеты с продуктами, замаринованное для шашлыка мясо и несколько бутылок вина – Денис сказал, что будут еще его брат с женой. Оставалось только заехать в кофейню к Настиной тетке – за соленьями.

– Я с тобой, – сказала Маша, вылезая из машины у кондитерской «Ватрушка». – У тети Лиды такие вкусные булочки – хочу купить парочку. Еще капучино выпью.

– Насть! Возьми и мне кофейку! – попросил Денис. – И давайте недолго там, а то я вас знаю, как зацепитесь языками!

– Ладно, ладно! – на ходу бросила Настя. – А ты пока фантики от конфет и коробки из-под соков выброси. Такое ощущение, что у нас дети в машине катаются!

Тетка встретила их радостным восклицанием и посетовала, что сегодня тесто плохо поднялось и выпечка может быть не так хороша, как обычно. Настя отправилась в подсобку за припасенными для нее банками, а Маша удобно устроилась у витрины, ожидая кофе.

«Ватрушка» была небольшой кофейней на первом этаже жилого дома, с маленьким залом на пять столиков и длинной витриной с разнообразной выпечкой на любой вкус. Настина тетушка, Лидия Андреевна, дородная дама элегантного возраста, отличалась здоровым румянцем, легким характером и железной хваткой. Два года назад она, к удивлению своего немногочисленного семейства, состоящего из сына-оболтуса, Насти и ее мамы, то есть теткиной родной сестры, задумала открыть собственное дело – торговать домашней выпечкой. Имея за плечами двадцатипятилетний опыт работы в школьных столовых и других подобных учреждениях, Лидия Андреевна решила, что пришло время поработать на себя, а не на чужого дядю и начала продвигать новый прожект с завидной энергией. Узнав об этом, ее сестра, Настина мама, усомнилась в успехе будущего предприятия, справедливо указав на целый ряд сопутствующих трудностей, главной из которых была необходимость финансовых вложений. Но Лидия Андреевна оказалась женщиной деловой и решительной. Она вдумчиво оценила возможные риски, но не преуменьшила и свои возможности. К счастью, у нее была незапятнанная кредитная история, накоплен кое-какой капитал и нашлась парочка полезных знакомств, так что банк выдал ей ссуду, нужные люди помогли с арендой и новыми связями, и вскоре кофейня «Ватрушка» открыла двери для посетителей.

Надо отдать должное тетушкиной смекалке – она выбрала район, где на три квартала вокруг не было ни одного крупного сетевого конкурента. Это послужило немалым преимуществом, и Лидия Андреевна взялась за дело с умом – отдавала кофейне все свои силы, сама пекла пироги и булочки, привлекая клиентов широким ассортиментом, который через полгода пополнился кондитерскими изделиями и мороженым, которые закупались у поставщиков по сходной цене.

Настя с Машей не часто заходили на пироги к тете Лиде – «Ватрушка» располагалась в другой части города. Но время от времени все же заезжали по дороге на дачу, как сегодня, или по случаю каких-нибудь больших праздников.

Маша давно здесь не была, и сейчас, осматриваясь, заметила на одной из стен довольно большое фотопанно. На нем был запечатлен вместительный концертный зал с освещенной сценой где-то вдали. Темноту зала, помимо софитов, пронизывали светящиеся фонарики перламутрового и небесно-голубого цвета в руках бессчетного количества зрителей. Панно украшала надпись с хештегом Shawol и пять звезд, одна из которых сияла ярче других. Несколько минут Маша с удивлением разглядывала это неожиданное интерьерное новшество и уже обратилась было к тете Лиде за разъяснениями, но так ничего и не спросила. Взгляд ее скользнул по экрану большого плазменного телевизора на противоположной стене. Что-то странное, промелькнувшее за секунду до этого, заставило Машу взглянуть на экран еще раз. Она посмотрела и застыла как вкопанная.