Женщина остановилась и, прижав руку к груди, со слезами произнесла:

– Только бы Боженька с банком завтра помог!

– Сколько у вас там накопилось уже? – поинтересовался я, когда мы продолжили путь.

– Двадцать тысяч за три месяца, – ответила женщина.

– Ну вот, купите себе что-нибудь хорошее, большое на эти деньги.

– А что нам? У нас всё есть! Всё Господь посылает! Вот вчера пошла я за костями собакам. Так нам вынесли огромный пакет с грудинкой… Ты знаешь, что такое грудинка? – озабоченно поинтересовалась моя собеседница. Я уверил её, что знаю, и она продолжила:

– Так вот там и кости, и мясо кое-где осталось. Мы даже, – нищая слегка замялась, а потом со смущённой улыбкой объяснила, что часть грудинки пошла на изумительный суп с дымком, которым наелись до отвала и «гаражные», и «партизаны».

– Я каждое утро перед выходом молюсь: «Господи, помоги мне, Боженька!», так три раза, потом перекрещусь, и уже иду. Ни разу не было, чтобы не помог.

– И с избытком, наверное, даёт? – спросил я, вспомнив слова Иисуса Христа.

– Ещё с каким! У нас эти кости гниют потом, собаки мало едят… Вот так вот. С избытком!

Сзади нас раздался характерный звон пустых бутылок в сумке, который никогда ни с чем не спутаешь, моя знакомая радостно обернулась и представила мне двух небритых типов, с добрыми, правда, глазами: мужа и брата. Мы ещё обсудили с ними Найду, а потом я пошёл в магазин «Художник» забирать икону святого пророка Илии, которую мне вставили в рамку. Три собеседника учтиво попрощались со мной и направились в свои гаражи – кормить собак.

День только начинался.

После вечерней службы до дома подбросил новый алтарник – давно знакомы, но пономарить он начал вот только что.

"Мне давно все говорили: "Айда в алтарь помогать", а я не шёл, потому что это серьёзно для меня, если начинать такое дело, то не шаляй-валяй, а по-настоящему – поведал он мне по дороге. – Ну а тут пришёл вечером под усекновение главы Иоанна Крестителя, и батюшка пригласил".

Поговорили и о ковиде (куда без него). "Мне, с одной стороны, страшно, а с другой – жутко интересно, как вот там после смерти? – большими глазами посмотрел на меня приятель. – Я ведь там Кого-то встречу…"

Не знаю, каким образом, но дошёл разговор и до биткойнов – хотя вроде немодно уже, и термины давно сменились. "У меня товарищ руководитель даже, не рядовой в этой системе, – пояснил новый алтарник. – Это всё пирамида настоящая, и тех, кто снизу, просто дурят. Меня тоже звал, говорит, процент большой получу от вклада. А я ему: "Знаешь, как стопроцентную маржу получить? Ты вон туда вкладывай", – закончил рассказ о своём миссионерском опыте мой друг, указывая пальцем куда-то вверх.

"Знаешь, мне ничего не надо особо – деньги большие, машины, всё это труха, – доверительно добавил он, ударяя по рулевому колесу. – Я, если честно, только ради семьи стараюсь, зарабатываю. А так… Построил бы кибитку возле храма, да жил бы там, и помогал каждый день. Мне прямо хочется помогать, душа просит!"

На этом мы распрощались – мне надо было бежать домой читать правило ко причастию, ему – наверное тоже. И ещё собираться – едут куда-то в горы с семьёй отдохнуть. Ближе к небу…

Нам прислали посылку. В ней лежало сало.

Четыре аккуратных куска, два солёных, два копчёных. Герметично закрыты в новых контейнерах.

Это друг нашей семьи, одинокий пожилой мужчина через всю страну отправил свёртки. Несколько лет назад к Богу отошла его жена, и теперь он живёт один с кошкой. Мы созваниваемся каждое воскресенье, делимся новостями. Иногда радуем друг друга чем-то вещественным.

Ну что там – сало? Четыре куска жира с мёртвой свиньи, если зрить в корень. Вкусно, конечно, но в магазин можно пойти и купить. Стоит ли слать в посылке, потом стоять в очереди на почте…

Конечно, стоит, вы и сами понимаете. Очень радостно нам было – и каждый раз, когда отрезаем новый кусок, вспоминаем своего далёкого друга.

И вам советуем – поройтесь в телефонной книжке и найдите того, кому можно отправить сала. Ну или что-нибудь вроде того. Чтобы улыбнулся ваш адресат. Может, скатёрку новую накинул на стол ради такого случая. Или соседей позвал – в кои веки есть, чем угостить. Есть ведь бедные. А если не бедные, то одинокие. А если не одинокие, то замотавшиеся и грустные.

Отправьте им сала. И Бог, глядя на вас сверху, наверное, порадуется.

Пасхальная Литургия кончилась. Батюшка, уставший от долгой службы, неуклюже поднялся на амвон, медленно дошёл до Престола и, не оборачиваясь для благословения, повернул направо. Он был счастлив, батюшка, – наступила его двадцать пятая Пасха священником. Только что была добрая и такая покойная проповедь, радостное христосование с улыбающимися прихожанами, светлый звон пасхальных колоколов, и всё это – после Небесной Литургии.

Один только человек не подошёл этой ночью к батюшке и его доброй руке с Крестом. Нищий лет пятидесяти, с вихром рыжеватых волос и редкими жёлтыми зубами стоял поодаль, держа в руках палку, и смотрел на толпу народа, медленно перетекающую через настоятелеву улыбку, поздравления и Крест из одной стороны храма в другую. Какой-то мальчонка подошёл к нищему и, стесняясь своей добросердечности, указал нищему на Крест и легонько подтолкнул – подойди, мол, дядя. Тем более, батюшка каждому дарил по маленькому куличику на ажурной салфетке.

Нищий молча направился к концу очереди, но потом решимость оставила его, и он, так и не подойдя к амвону, неловко повернул обратно и, постукивая палкой, подошёл к своему месту – досматривать издали.

Он был удивителен, этот нищий. Его собратья давно уже разошлись по подвалам, да и в церковь-то из них никто не заглядывал – только искренне крестились у ворот, принимая чей-то пятак или крашеное яйцо.

А этот отстоял до четырёх утра, отстоял, мало понимая издали громкие славословия хора. Но что-то новое появилось в эту великую ночь в душе у нищего, что-то смутное заворочалось, и сердце тоскливо сжалось – тогда, у закрытых дверей, в дымном ночном воздухе, в сутолоке захожанской толпы. Глядел нищий на настоятелев разноцветный трисвечник, давно потухший, слушал дивное «Христос Воскресе!», и вот, вместе с дверями, раскрылось сердце у нищего и огромное новое чувство появилось в нём. И когда толпа занесла бродягу в церковь, он, удивлённый, так и простоял всю службу, впервые в жизни внимая сладостным звукам пасхальных песнопений.

Теперь люд расходился, с трудом таща в обеих руках пакеты с яствами, предвкушая скорые разговины, а больше – вспоминая то чудо, которое было с ними на Литургии – пространство вне времени, то единственное сегодня, когда ангелы пели на небесах Воскресение Христа.

Нищий тоже уходил, перекинув через плечо тощую сумку с парой яиц, подаренных ещё до службы. На небе занимался рассвет, пустынная улица светилась фонарями, и нищий, постукивая палкой, бодро шагал по мокрой мостовой, бережно неся в себе Бога.

Псков – город церквей. Их там несколько десятков, и стоят они друг с дружкой рядом, и каждой – по несколько сотен лет. Зайдя как-то в храм святой Анастасии Римлянки, я разговорился с прихожанкой, продающей в лавке православную литературу.

Узнав, что я издалека, она вдруг сказала:

«Какой же ты счастливый! Ты приехал из Татарстана, ходишь по храмам, монастырям – и везде тебя встречают родные люди, везде тебя встречает семья. Как будто ты и не уезжал из родного города».