* * *
…И никто ведь так и не заподозрит, что что-то вчера или еще же позавчера в очередной же раз пошло не так. Да и как? Ведь «счастливые улыбки» не дадут соврать. Да-да. Обе. Но и лишь на момент же встречи лиц. Как ее же искусственная и моя же отзеркаленная. И что же лучше, а что хуже, а? Все равно. И тут же ведь – верно. Опять же, если еще учесть, что себя я не вижу со стороны и без зеркала, да и предпочитаю же если не вовсе, то и чаще же на себя не смотреть. И что всякое же лицемерие лучше с ней, чем и еще же одна худшая возможность схлопотать еще же и за его отсутствие без нее, при наличие же зато сложной и постной мины пусть и при все такой же игре. Как и пробиться к душам душе. Моей! Про ее – не знаю… Была ли она вообще? А суть важно? Важно, как и иронично, по крайней мере и опять же все для меня, как раз таки и то, что – ее же улыбка еще и искусна. Выработана годами и отработана же чуть ли не веками! И только мы же сами, охотник и жертва, будем знать: «каково это – мухлевать и натягивать улыбки»… Ну а для всех же остальных это же самое каково так и не вскроется ни до, ни в процессе, ни уж тем более после – вечером и под ночь… Когда ей в очередной же раз позвонят из моего универа и скажут, что на первой половине пар я спала, а вторую благополучно и так же ведь непринужденно прогуляла. Да уж… И словно ведь будто бы специально не замечают не знают, и не хотят замечать знать, что я ангел, в конце-то концов! Пусть и наполовину… Но и ниспосланный же сюда уже не на побывку, а на постоянку! И не только же все для образования, как и обретения же своего предназначения и выбора стороны, настоящего и дальнейшей, но и себя… И как в этом же конкретном моменте, так и в принципе. Сначала спасая, а потом, возможно, еще и карая, если вдруг первое не понравится… А оно ведь и никак не понравится, если все это так и продолжится. С будто бы и не будто бы, чрезмерной же и важностью обучения. Важнее же, чем и все остальное и сразу… Я ведь тогда тоже, и не продолжить, могу – прямо-таки же уже и… начать… карать. Возможно…
* * *
Вдруг правая рука с ручкой слегка дрогнула, оставив небольшую синюю кляксу и развод от нее по тексту в смеси же с темной и светлой бежевой косметикой, и брюнетке пришлось вновь оборвать себя и прерваться. Не только и чтобы не запачкать остальное пространство, исписанное и не, листа, протянув лучи же кляксы дальше, но и подавить рвущиеся наружу слезы. Сцепив веки и несколько раз резко и резво, хрипло и почти что с надрывом, даже рыком вдохнуть и выдохнуть. Попытавшись параллельно же еще с этим выбросить из головы все последующие ассоциации на эту и не эту тему. Что могли же, как обычно, начаться за здравие и чистой синевой, а закончиться чем-то грязным и бурым. И вконец испортить же все ее и так небольшие труды. Что с лицом, что и с мыслями вслух.
Набрав в легкие в очередной же раз побольше воздуха. И сокрыв почти полностью, но и с явной победой, если не в войне, то в бою, подступающие слезы за дыхательными упражнениями. Она загнала их обратно и, вложив ручку между страниц, возвращая в руку последнюю кисть, обратилась вновь к себе в зеркале:
– Да! Не сплю… Не сплю ночами, плавно переходящими в утра. Отсыпаюсь же где и как придется… И у кого придется. И огребаю! Получаю и отхватываю за свою же добродетель! Кстати… А какими там, к слову, поступками прославиться нельзя? И за какие намерения дорогу в ад вымощают? За благие же, конечно! – И вновь же макнув кисть в светлый корректор, подчеркнула им спинку носа его тонкой линией. – Да и почему нет, да? Это же не их проблемы… Не их и забота! И будто они же знают – каково это. Нет. Как и все. Да и если бы даже знали… не приняли же бы во внимание! Не придали бы и значения… Какого-либо. Я ж козел отпущения! Му-че-ник! И этим все сказано! Но… – на миг запнувшись, она притихла и облизала сухие губы, чуть откашлявшись, чтобы вернуть уже окончательно голосу стойкость, а руке – силу и твердость. И вернулась к тому, на чем остановилась – так же незамысловато начав подсвечивать участки под скулами, добавляя им тем самым хоть и оптического, но объема. И не забывая же растушевывать грани, – …как же жалко это выглядит, наверное, со стороны… Лично для меня, по крайней мере! Строить из себя здоровых так же правдиво, как и алкоголики… алкоголики… признающиеся же в том, что они не пьют! И что трезвые как… стеклышко. Противно! Ужасно противно. Противно и… больно. Но ей… ей же, конечно, просто нравится приносить боль, не замечая ущерба… Какого-либо и кому-либо. Чему-либо! Для нее же это очередная игра. А для меня… Для меня лишь новый рубеж… и рубец! Новая борьба со слезами… Ха! Как и сейчас, к примеру.
* * *
…Я же ведь все же экономная! И мне нельзя рассчитывать, как и расточительствовать на второй и третий слои… Нужно же обойтись всего одним! А иначе же признать еще больший ущерб, как и проигрыш за собой и победу, как и выгоду за ней же. Но уже и в войне. Нет! Вдох-выдох, вдох… Промокнуть сухими ватными дисками так и не сорвавшуюся, но оставшуюся в уголках глаз влагу… Влажными салфетками же протереть руки от старой косметики. На манер же имбиря – между разными видами суши… И на более-менее свежую и трезвую голову, как и лицо, вновь запылить участки кожи под глазами светло-бежевой пудрой. Да и… по всему… Чтобы даже фантомных и мнимых, а оттого же еще больше и фатальных, слез не было! Тех, что подкожны и… души душны… что не видны. Но и не значит, что их нет. Избавившись пусть даже от фантомного образа и запаха их… Вот так… Хорошо! Теперь немного округлой растушевки толстой новой кистью вокруг глаз, дабы если не целиком избавиться, то хоть частью и сокрыть же синяки… Подчеркнуть слегка брови темно-коричневым карандашом – только же лишь для их мягкой и плавной формы… И немного персиковых румян на яблочки щек. Можно все и той же толстой кистью. Что ведь и там беж, что здесь… И… Все растушевать! Да. И снова! Хоть я и не баба на самовар, но и так же будто свеклой натерлась… Остатками же румян заполнить боковое пространство поверхностей лба и шеи… Губы накрасить следом матовой нюдовой помадой… И… Все. Неплохо. Да, совсем неплохо! Не идеально же, конечно. Но… Сойдет! Да и уже пора выходить! И так слишком долго провозилась. Учитывая же, сколько еще времени потребовалось до. И не только на недовыпрямление волос… Но и крыльев! Как и на их же полное раскрытие, вычищение… и очередную же борьбу с желанием сделать их однотонными! Собственноручно же повыдирав ненужные в данном же контексте перья. Да-да… Перфекционист во мне все так же ведь дремал. Но стоит признать, что уже и не спал! А еще же я и со своей новообретенной сегодня хромотой… Как бы и надольше не опоздать же с ней. Если уж и не прийти вовремя… Уж куда-куда, а туда опаздывать никак нельзя. И если раньше я выходила за час, то теперь – за все два, а то и три приходится… Полетать, конечно, можно – задание все же. И как в других, в нем есть же такие некие послабления и отчаянные меры при таких же временах. Но и все так же ведь – чтоб без видимости. А лучше и вообще никак не привлекать к себе внимания… Никакого! Да и к свету же не взывать, призывая. Как и излишних же подозрений к себе! И так ведь… А уж тем и более к тьме…
* * *
– Эх… Ветер бьет меня в лицо, а я же все пытаюсь, стараюсь заставить соленую влагу вернуться обратно. Теперь уже, да, из-за него… Прохожие же в это самое время смотрят на меня как на прокаженную, неуравновешенную… дуру! Еще и говорящую же: сама с собой. А чего бы, собственно, и нет, м, не поговорить с хорошим человеком? Тоже мне… Да и пускай. Большинство же из них просто не умеют любить… Не умеют и понимать… А и тем более принимать! Не хотят и учиться… Куда уж им и преподавать? А умеют только ненавидеть и только лишь порицать. Меньшинство же… – фыркнув и даже как-то сплюнув себе под ноги своей же сиреневой все горечью и травянистой кислотой, девушка обняла себя покрепче и теплее же прижалась к себе самой. – Меньшинство. И этим все сказано! Куда им и против кого-то? Да и большинства! А меня? Они ведь никто… абсолютно никто… все не знают меня. Не знают и происходящего да и происходившего же со мной. Как и я – их. Но только вот отчего-то я на них не смотрю, а они смотрят… все равно смотрят… и точно, прямо в глаза. Как… ястребы. Не хуже ведь и моей матушки… кхм… матери! Тот ведь еще… ястреб. Хм. Да уж… Ястреб, удав и… заяц! Недюжинный перевес, как и недовес, м? Так еще же и… эти. Эх! Одни же враги… одни хищники вокруг. И я… одна. Но только же еще и жертва.